Повесть об учителе
Шрифт:
Она приехала в его Нижние Бугры. И осталась.
Гарнизонный рай -- комнатушка в бревенчатом бараке с "удобствами во дворе", клуб-развалюха, больше напоминающий сарай, магазинчик-"универсам", вязкая грязь на улочках военного городка -- всё это поначалу воспринимала как экзотику в турпоходах.
Всё-таки нашла себе дело по душе: сколотила хор из офицерских жён, ставший вскоре костяком полковой художественной самодеятельности.
А Илью поглотили служебные дела. Они ему были не в тягость. Очень впечатлила его фраза из кинофильма "Офицеры": "Есть такая профессия --
Полковые будни, однообразные, как доски в заборе, периодически разреженные выездами на полигон, стрельбами, нарядами, строевыми смотрами, инспекторскими проверками, не погасили в нём то, что называют лирикой.
Однажды вечером, когда выпало подходящее время, взял гитару и негромким тенором начал исповедальное:
Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак...
Ольга подхватила:
Люди посланы делами, люди едут за деньгами,
Убегая от обиды и тоски,
А я еду, а я еду за туманом,
За мечтами, и за запахом тайги...
Дуэт у них получился очень даже неплохой. И уже в следующий раз, когда накатило лирическое настроение, Илья, широко взмахнул рукой:
– Ну что, сгоняем за туманом?
Но Ольга только слушала, задумчиво подперев голову рукой.
А лейтенант снова преображался, озарённый каким-то внутренним светом, весь уходя в песню, словно он и есть тот безоглядный романтик, отрешённый от всякой житейской суеты.
... Пусть давным-давно набиты
Мне в дорогу чемоданы,
Память, грусть, невозвращённые долги...
А я еду, а я еду...
И вдруг Ольга резко положила руку на струны.
– Ты что?
– - поперхнулся он на оборванном куплете.
Она с деланным возмущением:
– А ты вдумайся в смысл того, что пропагандируешь. Этот твой герой ведёт себя непорядочно: долги-то не вернул! Пусть сначала вернёт, а уже потом едет за туманом. И уж если он такой простодушный, непрактичный, то зачем ему битком набивать чемоданы? Что за барахло собирается тащить в тайгу? Что-то темнит парень.
Илья расхохотался. А потом, прислонив гитару к стене, встал, резко бросив руки "по швам".
– Мой генерал! Вы абсолютно правы. Не доглядел. Не проявил бдительность. Ваше замечание принимаю к исполнению! Этого легкомысленного, безответственного туриста заменю другим. Завтра представлю его на утверждение.
Стихи Илья писал ещё в курсантскую пору, Поэтом себя не считал, но иногда выдавал весьма весёлые строки, которые становились в их батарее "хохмами". Особой популярностью пользовалась его поэма "Евгений Онегин -- курсант-первогодок". Было там и такое:
Судьба Онегина хранила.
Сапожки-кирзачи вручила,
Ремень, шинель и... старшину.
– Тяни носок и выше ногу!
И он тянул... Не ногу, правда,
А резину.
Прошёлся и по Пушкину:
Легко ему блистать талантом,
Когда другой работы нет.
Но если б Пушкин был курсантом,
То вряд ли был бы он поэт.
Потом перед своими слушателями внёс поправку:
– Ребята, каюсь: курсант Пушкин всё равно бы писал стихи. Но где? Скорее всего на губе. Уж туда со своим вольнолюбивым характером
дорожку бы проторил.... В следующий вечер Илья, усадив Ольгу на тахту, встал перед ней с гитарой.
– Итак, после кадровой замены новый герой песни, как уже установлено, относится к своим долгам и чемоданам совсем по-другому (Сел рядом). Па - а - ехали!
Я в дорогу чемоданы
набивать не собираюсь:
Для неё вполне хватает рюкзака.
Всем вернул долги
и с чистою душою отправляюсь
И тебе моё весёлое: пока!
Пропев, крутанул голову к Ольге:
– Ну как?
– Потрясающие! Теперь твой герой как истинный романтик и порядочный человек может смело ехать за туманом.
С туманами в их глухомани дефицита не было. По утрам после осенних дождей они обволакивали всю округу, да так, что окрестные сопки виделись крошечными островками в густой, таинственной серости. Эта серость, переходящая из визуальной в житейскую, на некоторых действовала удручающе.
От нескольких офицеров и прапорщиков уехали
жёны. Лейтенант Гайдук в поисках зацепки для увольнения из армии однажды утром... залез на крышу домика, где жил замполит полка, и уселся на трубу. Дым, естественно, повалил во внутрь.
Замполит выскочив на улицу, завопил:
– Что вы себе позволяете! У вас уже ничего офицерского не осталось?
Гайдук невозмутимо:
– Осталось, товарищ подполковник. Как видите, на мне офицерские брюки. И вот ещё полевая сумка. Я её для подстилки на трубу положил.
Лейтенанта направили в окружной госпиталь на психиатрическую экспертизу. Что он там плёл врачам, до Ильи не дошло. Но в конце-концов из армии его уволили.
Перед отъездом был весел и полностью "адекватен". И даже признался:
– В такой армии служить не хочу.
Вот тогда Илья впервые задумался. "В такой"... А какая она, эта Советская армия, которой отдаёт лучшие свои годы? Такая уж "несокрушимая и легендарная", как в песнях, кино, учебниках истории и прочих пропагандистских вливаниях в головы служивых? То, что уже видел сам, посеяло серьёзные сомнения. Учили, пожалуй, больше для начальства.
На одном из учений с боевой стрельбой цели пристреляли заранее -- по сценарию завтрашнего дня. Сценарий "боя" был уже известен: туда совершить марш, здесь занять огневые позиции, а там наша мотопехота будет прорывать оборону противника.
Всё рассчитано по завтрашней "диспозиции", будто противник так и застыл в полной своей неповоротливости.
Илья, будучи на полковом командно-наблюдательном пункте, слышал, как прибывший туда комдив наставлял командира полка:
– Цели так пристреляй, чтобы завтра было, как в кино. Расход снарядов мы спишем. Ты понял, полковник?
Полковник был из "понятливых".
Палили щедро, изрыв воронками пространство в 100 - 200 метров до и после переднего края "противника".
За стрельбой и атакой наблюдало начальство из округа и обкома партии. Эффектное это было зрелище, когда вслед за танками к "передку", обозначенному видимой даже издалека имитацией траншеи, устремились боевые машины пехоты, а затем с криком "ура" спешенные мотострелки. Снаряды рвались словно по линейке вдоль "передка".