Поводок для пилигрима
Шрифт:
Из монастыря я сбежал. Прихватив банку с мазью, собрав в узел хлеба, сыра и полгорсти пилюль. Вывел без спросу старую лошаденку настоятеля и уехал.
Показалось, добирался целую вечность. Три Холма… Раньше была деревня… Теперь насыпали курган и рядом поставили поминальную часовенку из старых бревен. Еще не доезжая до места, спешился и пошел… нет, поплелся к часовне, отсчитывая тяжелыми вдохами каждый свой шаг.
Здравствуйте сеньор, поприветствовал меня старик, сажавший тоненькие деревца.
Здравствуй, ответил я и отпустив лошадь, плюхнулся на ступеньки часовни. Ноги не держали.
Не признали меня? спросил он, подождав.
Не припомню, покачал я головой, даже не глядя в его сторону.
И ладно, не обиделся он и не полез с изъяснениями, где и как мы с ним встречались.
Старик забрал у меня кружку с остатками воды и собрался отойти. Я его остановил.
Подожди… Не знаю как спросить…
Он остановился. Старик понял меня.
Почти никого не осталось. Я, вот вы, жрица…
Нет её…
Старик сокрушенно закачал головой. Рука его скользнула к поясу и отцепила фляжку. Протянул её мне.
Упокой душу!
Кто еще, фляжка не держалась в руках. Внутри, под сердцем, разверзлась бездонная холодная полынья.
Послушница сильно плохая была… Кадетов… пацанов тех, человек десять. Остальные… Там лежат.
Я слышу его, но не хочу понимать. Не принимает душа его слов. Сколько можно! Запрокидываю фляжку. Проклятое вино не идет в глотку, льется на грудь.
Поднимаюсь со ступенек и бреду к краю кургана. На осыпающихся склонах кое-где прорастала трава. Поднял горсть сухой земли, долго мял в пальцах, растирая жесткие комья в прах. Бросил вверх. Что еще сделать? В груди больно словно горит вселенная. Задыхаясь, хватаю ртом воздух.
Иду прочь. Лошадь догнала и ткнулась мордой в плечо. Я не глядя взял в повод. Надо идти… Куда? Зачем? Надо… Не ушел… Не смог… Вернулся к кургану.
Не отпускают… голос старика далек. Тут вот тетрадку нашел… Может того юноши, что с вами приезжал.
Дед сует мне в руку помятую, извалянную в земле, с ломанной обложкой тетрадку.
Ты бы поплакал…
Такие как я не плачут старик. Никогда. Это память. Оставшаяся малость от былого богатства…
…Ты есть и тебя нет. Кругом пусто. И что хуже, пусто внутри тебя самого… Лишь сосущее чувство ожидания. А вдруг?… Вдруг!.. Вдруг… Капает и капает время…
…Сижу за столом. Над миской с жидкой похлебкой. Мешаю баланду и смотрю, как в бульоне полощутся редкие крупинки пшена, жилки мяса, морковка, очистки. На против меня бывший солдат. На потрепанной одежке красуется, Серебряная слеза".
Хоть и не золотая, а кружку вина завсегда подадут ветерану, похвалился солдат. Больше видно у государя императора не заслужил. Ты ешь-ешь. Это Мирка. Она кого покормит, кому угол, голову приклонить, найдет. У самой мужик сгинул. Война такое дело… Морду тебе знатно располосовали. Бочину тожеть. Раз кособочишься. Чего молчишь?
Нем с рождения, огрызнулся я.
А я думаю чего ты такой, беззлобно усмехнулся солдат. Супцу то похлебай.
Машинально поддеваю баланду и сербаю из ложки. Мутная жидкость отдает не мытой крупой. Жир моментально застыл на губах.
Может винца? Поделюсь, предлагает солдат.
Отказываюсь,
мотая головой что лошадь от мух.Как знаешь, не навязывается он. Ты случаем не в Гнец путь держишь? А то по пути. Сам то я из Дьила. А вот в Гнец еду.
Начинаю злится. Бешеная волна откуда то изнутри потихоньку набирала силу. Отчего? Почему? На кого? На болтливого солдата?
Дружок мой, под Оженом лег. Вот как ты передо мной так и он, словил стрелу и помер. Как чувствовал. Просил сгинет, съездить к его родным, помочь чем. У него детишек трое. Младший совсем малой. Баба одна на мельнице управляется. Вот еду, денег отвезу, да кое что из трофеев.
Сцепил зубы, не справляясь с разбушевавшимся чувством. От напряжения заныл шрам на щеке.
Солдат допил вино и засобирался.
Конягу не уступишь? Ты вроде ни куда не спешишь. А? А я при деле. Быстрее обернусь.
Не дождавшись от меня ответа солдат ушел. Бултыхаю ложкой в тарелке.
Ярость улеглась. Сходу. Посидел, разглядывая остывшую баланду. Рядом хихикает бестолковая молодуха. К ней льнет и что-то шепчет на ушко лысоватый коробейник. В углу, компания. Трое о чем то оживленно беседуют. Один из троицы энергично жестикулирует. Ко мне подходит служанка, обрюзгшая неряшливая дурища.
Поел? Нет? Чего ждешь? Добавки не будет.
Чего жду? Жду? Ждал… Чудеса закончились еще в детстве.
Поднял тарелку и выглотал суп через край. Пальцами подтолкнул оставшиеся на дне морковины и слизнул их.
Свинья, она и есть… возмутились моему поступку. Оглянулся на голос. Говоривший чистоплюй умолк на последнем слове.
Выбрался из-за стола. Вышел во двор. Кто сказал у меня нет дела? Лех фон Вирхофф всегда при делах…
…Тропа, покружив по березняку, обогнула здоровенный пень и вывела на просторную поляну. За высоким частоколом виднелись крыша дома, повыше и поновей, и сарая, пониже и в соломенных заплатах. Как и подобает в хорошем хозяйстве, учуяв, меня обгавкали собаки. Постучал кольцом-ручкой в дверь, в крепких, умело сделанных воротах. Доски подогнаны плотно, не подглядишь.
Псины из всей дурной мочи ломили порвать непрошенного гостя в клочья.
Кто там? спросил мужской голос.
Сейчас гляну, ответил женский и отогнал собак. Место! Место!
Терпеливо топчусь у входа.
За дверью брякают засов. В приоткрытую щель выглянула женщина.
День добрый сеньора, поздоровался я.
И вам сеньор того же.
Да кто там? перебил её нетерпеливый окрик.
Кто-кто, путник.
А чего надо?
Вам чего? переспросила она.
Если можете, продайте хлеба и сыра.
Мы не торгуем, отказала мне женщина.
Да кто там, твою худую породу и в нос и в рот! не вытерпел мужчина.
Путник, просит продать хлеба.
Один путник.
Не с лошадью.
Тьфу, на тебя! Один он или нет?
Один.
Так впусти.
Дверь распахнулась.
Проходите, сеньор.
А собачки ваши? спрашиваю я.
Они смирные, заверила женщина.
Выглядела хозяйка страшненько. Круглое безбровое личико, длинный нос, волосы прибраны в платок. Стиранное-перестиранное платье в латках. На ногах разбитые чуни.