Пояс Ипполиты
Шрифт:
– Замолчи и не показывай свою глупость. У нас на носу война.
«Видимо она метит в богини» - подумал кон и не обиделся. Коной Агаэт, между тем, заметил Агнессу. Она ему сразу понравилась.
– Ты из храмовых?- спросил он ее.
– Почему ты так подумал?
– Царских я почти всех видел на агапевессе. Тебя там не было.
– А ты кто?
– Я коной. Агаэт мое имя.
– А-а, мне Мелета рассказывала про тебя.
– Плохое или хорошее? Я ее почти не видел.
– Хорошее,- Агнесса рассмеялась - Говорят, ты во время праздника не вылезал из царицыной постели. Не нашел моложе? Или боялся молодых амазонок?
– Ты злая.
– А ты трусоват.
– Чья ты дочь? Ты немного похожа на Атоссу. И как тебя зовут?
– Я ничья. Я богорожденная. Слышал про таких?
– Только что. Моя мать Тира рождена богом скифов и богиней амазонок. Стало быть, и я...
– Полно врать. Твоя Тиргатао рождена не то в аксамитской кибитке, не то в меотской.
– Ты не можешь так говорить про царицу скифов!
– Подумаешь! Я сама царица. Эллинский царь Коринфа мой муж. Это тебе не скиф какой-нибудь, рожденный под кибиткой.
– Ты, я повторяю, злая. Боги не рождают грубых. Таких рождают пастухи.
– Молись своим богам, что я в гостях. В ином месте я отрезала бы твой язык!
– По этой же причине я прощаю тебя и покидаю,- коной дернул жеребца за повод.
– Давай лезь во вторую кибитку. И жди свою старую Годейру. Там ее постель.
«Он верно сказал,- подумала Агнесса, когда скиф ускакал.- Я плохая. А он молод, красив, мог бы быть моим. Кона Агнесса - неплохо звучит, а! Он, я думаю, сильнее Левкона и ласковее. Зря я с ним поссорилась».
У Годейры с коноем свой разговор:
– Разве ты не знаешь, милый, что строй - святое место? Почему ты полез ко мне, когда я вела амазонскую сотню?
– Прости, я больше не буду.
– Вечером приходи в мою кибитку. Ладно?
– Я только что слышал такое же приглашение.
– От кого?
– От богорожденной царицы Коринфа. Она из молодых, да ранняя. И у нее нет седых волос!
Кровь ударила в голову царице после этого выкрика коноя. «Тира хочет отнять у меня Перисада, а эта дочь пастуха уже успела перехватить Агаэта». И жгучая ревность охватила сердце Годейры, хотя и она не знала ранее этого мучительного чувства. Амазонкам доселе ревность была неведома, впрочем, как и любовь.
«Надо что-то предпринять,— думала царица, шагая в широкий шатер кона.- Раньше на моем пути все время стояла злая Атосса, теперь стало ее отродье. Я не вынесу ее насмешек, я непременно сделаю что-то плохое, недостойное царицы. Что же мне делать? Лучше скорее уехать! Увести храмовых в Камышовую, пусть они не будут свидетелями моего позора. Это она, змейка, сказала коною про мои седые волосы. Сам он давно ли ласкал меня, не замечая седины. Ну, сучка, я еще припомню тебе эту наглость».
А в шатре коноя уже начался свадебный пир. И как назло Годейру посадили между коноем и Агнессой, Богорожденная будто бы не замечала царицу, переговаривалась с Агаэтом.
– Ты прости меня, славный коной, за грубые слова,- говорила она Агаэту.- Я устала с дороги. Вечером я найду для тебя другие слова.
– Уже успели поцапаться?- спросила Тиргатао,- Этого нельзя делать. Коной у нас будет водить в бой скифов, а ты, Богорожденная, будешь водить триеры. Все время рядом.
– Сегодня у нас торжества. Давайте забудем про дела,- сказал кон Агат.— Про дела - послезавтра.
– Мне же, любезная Тиргатао, позволь выехать сегодня вечером,- сказала Годейра.- Мы обо всем договорились вчера, в моем
царстве много дел.– Я могу обидеться,- сказал Агат.- Если тебе, царица...
– Замолкни, кон,- Тиргатао сказала это решительно, но не грубо,- Если человек спешит на дело, его нельзя задерживать.
Поезжай, царица, сегодня, а коной проводит тебя. Только не задерживай его там долго. Он нужен нам.
– Если ты, великая царица, отпустишь с ним его невесту, то он к утру прискачет с нею обратно. Я, честно говоря, очень хочу увидеть эту овечку.
– Ладно, милый кон, отпущу. Пошли его ко мне.
Агаэт появился скоро, поклонился матери.
– Ты плохо воспитан, сынок,- сказала Тира с улыбкой.- На меня ты в обиде, с Богорожденной в ссоре, а Лебея тебе дала отставку. Так нельзя.
– А как можно?
– Ты хочешь проводить царицу?
– Не очень. Лебея будет против. Она и так...
– Забудь о Лебее на время. И пошли ко мне сотенную Мелету.
– Где она?
– В охране царицы. Только не медли.
Агаэт подошел к кибитке Годейры, крикнул амазонкам, сидевшим кружком около колес.
– Кто из вас сотенная Мелета? Срочно к царице Тире.
– Где ее найти?
– Выходи сюда, я провожу.
Когда амазонка вышла из-за повозки, коной не успел ее разглядеть, а она сразу воскликнула:
– О, боги! Арам, ты ли это?!
– Меня зовут Агаэт, и я...
– То же лицо, тот же голос...
Шагая впереди амазонки, Агаэт спросил:
– Кто этот Арам?
– Мой муж,- ответила Мелета,- Он утонул.
– Что, не умел плавать?
Ответа не последовало.
Над Боспором солнце в тройном венке: в белом, желтом, оранжевом. С понта дует слабый ветер, но не он ослабляет жару, скорее всего, приносит южную духоту. Плиты и каменные стены Пантикапея дышат зноем, люди попрятались под навесы, во дворы, а то и еще далее - в подвалы. Жизнь в городе начнется вечером, когда спадут зной и духота.
Дед Спарток пригласил своего младшего внука Митродора отдохнуть в солильню, где всегда прохладно и можно растянуться на старых сетях, сухих и легких. И главное - там редко кто бывает и, следовательно, никто не подслушает разговора. Митродор знал, дед, если хочет вести тайный разговор, тянет в солильный подвал. Они спустились по щербатым камням лестницы, выбрали место между рядов высоких амфор и разлеглись на сети.
– Прямо житья не стало во дворе,- с ходу заворчал дед.- Твой папаша и мой сынок, пропади он пропадом, насовал в каждый угол наушников да соглядателей - ты не успел еще досказать слово, а оно уже известно Сотиру большебрюхому.
– Зачем ты так, дед,- промолвил внук.- Как-никак, он царь Боспора.
– Да никакой он не царь! Архонт, что на древнем языке обозначает многотрудный, должен работать на царство в поте лица, а что он делает? Я слежу за рубежами государства, Левкон днюет и ночует в Синдике. За этими грязными склотами нужен глаз да глаз. Ты творишь многотрудные походы по морям, царица держит порядок в городах. Что остается блистательному Сотиру. Дуть вино, жрать по четыре раза в сутки мясо и рыбу, слушать музыку, смотреть разинув рот на танцовщиц да хлопать их по задницам. Вот-вот поднимутся синды и прочая варварская сволочь, то и гляди зашевелятся царские скифы-хлебопашцы, а мы за последние пять лет не построили ни одной триеры, наши грузовые корабли трухлеют и гниют по гаваням.