Поймать солнце

Макс: Буду через две минуты

Я снова оставила окно приоткрытым, что не очень умно. Маккей все еще живет через дорогу от меня, несмотря на то, что я ни разу не видела его с тех пор, как вернулась. Я так легко даю ему возможность проскользнуть в мою спальню и разобраться со своим незаконченным делом. Чтобы навсегда похоронить свой секрет.

Все, что у меня есть, это бейсбольная бита, спрятанная под кроватью, хотя она мало чем поможет, если меня застанут врасплох во сне.

Но через две минуты окно распахивает не Маккей. Это Макс. На нем серые спортивные штаны и белая футболка, одна нога скользит в комнату, затем другая.

Я прижимаюсь спиной к изголовью кровати, колени подтянуты к груди. Я все еще дрожу и не в себе, сон еще свеж в моей памяти.

— Макс, — говорю я срывающимся голосом.

Он стоит так несколько секунд, глядя на меня сквозь стену темноты, его руки свисают по бокам. Его пальцы то сжимаются, то разжимаются, словно он не знает, стоит ли ему тянуться ко мне или нет.

Я облегчаю ему задачу. Я поднимаю руку и протягиваю ее, безмолвно прося утешения.

Макс заползает в мою кровать, сильные, надежные руки обхватывают меня и притягивают к себе.

Облегчение. Успокоение. Завершение.

У нас обоих вырывается прерывистый вздох, когда я утыкаюсь лицом в его грудь и вдыхаю его запах. Чистый, знакомый запах земли. Легкий запах дыма. Лес и хвоя. Макс зарывается носом в мои волосы, его рука обхватывает мою голову сзади, нежно касаясь моего зигзагообразного шрама на затылке. Вокруг него прорастает несколько сантиметров новых волос, которые он легонько перебирает их пальцами. Он начинает говорить, но я не хочу говорить. Мне нечего сказать.

Вместо этого я наклоняюсь и нахожу его рот, обрывая его слова.

Макс замирает, прижимаясь ко мне, когда наши губы сливаются воедино. Я не колеблюсь и не нежничаю. Мой язык проникает в его открытый рот, и его дыхание сбивается от прикосновения, пораженный. Неуверенный.

Отстранившись, он сжимает мое лицо в ладонях и хмурится.

— Элла…

Никаких разговоров.

Никаких слов.

Мои глаза становятся дикими, когда я пробегаю взглядом по его прекрасному, ошеломленному лицу.

Я снова целую его.

Поднимаю ногу и обхватываю его за талию, полностью притягивая к себе, когда мой язык проникает в его рот, и мы оба издаем стон. Его язык скользит по моему, нерешительность исчезает, поцелуй становится диким и всепоглощающим. Макс руками скользит к моей шее, большими пальцами прижимается к моей челюсти, когда тянется вниз и открывает меня шире. Наши языки отчаянно сплетаются. Голодный, влажный танец. Стоны сливаются воедино, когда наши лица наклоняются, ища все новые места, до которых мы можем дотянуться и попробовать. Прошло слишком много времени. Я изголодалась за месяцы без его поцелуев.

Я тянусь вниз и стягиваю шорты с бедер, а вслед за ними и нижнее белье. Не разрывая поцелуя, беру одну из его рук и тяну ее ниже, пока его ладонь не оказывается между моими бедрами. Его язык перестает двигаться, когда парень вздрагивает от стона.

Я вся мокрая.

Его пальцы исчезают внутри меня, погружаясь глубоко и быстро, и звук моей потребности скользким эхом отдается в тихой комнате.

Но этого недостаточно. Мне нужно больше.

— Презерватив, — шепчу я, задыхаясь, отрываясь от его тщательно зацелованных губ.

Макс вытаскивает из меня свои пальцы и кружит по клитору, пока я не выгибаюсь дугой.

— Я не взял с собой, — говорит он.

Мои глаза закрываются, мои губы приоткрывается в беззвучном стоне, когда я отталкиваюсь от его руки.

— Неважно. Ты просто нужен мне.

Так безрассудно. Так беспечно.

— Элла. — Его пальцы продолжают двигаться, доводя меня до исступления, когда он лбом прижимается к моему. — Ты уверена?

— Я… — Мое тело уверено. Так чертовски уверено. Но моя нерешительность повисает между нами, и его пальцы перестают двигаться.

— Элла, — повторяет он, замирая и нежно обхватывая мое лицо ладонями. — Мне нужно, чтобы ты была уверена.

— Не останавливайся, — бормочу я, зарываясь руками в его волосы.

— Посмотри на меня.

Мои глаза остаются закрытыми. Я не могу. Не могу их открыть.

Его рука исчезает у меня между ног, и я слышу, как он вздыхает, когда отстраняется. Вслепую я тянусь к нему, притягивая к себе и зарываясь лицом в его шею.

— Ты не причинишь мне вреда.

— Это не единственное, о чем я беспокоюсь, — отвечает он, прижимаясь поцелуем к моему виску.

За закрытыми веками собираются слезы, и я прижимаюсь к нему так крепко, как только могут позволить мои ослабевшие мышцы.

— Пожалуйста, — шепчу я. — Ты мне нужен.

Его сердце бьется рядом с моим. Его руки обвиваются вокруг меня, обхватывая мою голую попу, а затем пробираются под подол майки.

Теплое, ровное дыхание бьется о мои волосы.

— Черт. — А потом он скользит вниз по моему телу, нежно перекладывает меня на спину, устраиваясь между моих ног и раздвигая колени. Сердце бьется где-то в горле. Запускаю пальцы в его волосы, когда он просовывает руки под мои бедра, чтобы удержать меня, прежде чем опустить голову.

Я вскрикиваю, когда его язык проникает внутрь меня.

— О, боже… Макс. — Все мое тело дрожит, я инстинктивно выгибаю спину, отрываясь от матраса. Любая боль или сопротивление, которые я могла бы почувствовать, исчезают, подавляемые его ртом, поглощающим меня. Кончики его пальцев впиваются в мои бедра. Я с силой сжимаю его волосы. Если я и причиняю ему боль, то он не замечает. Ему все равно.

Я уже близко. Жаждущая, нуждающаяся, полная сдерживаемых чувств.

Бедрами сжимаю его лицо, дрожь пробегает по мне, захватывая меня одним движением языка за другим. Прижавшись ко мне ртом, он усердно сосет, пока двумя пальцами скользит внутрь меня.

Он входит и выходит. Снова и снова.

Ритм.

Идеальный ритм, рецепт детонации.

Его рот создан для меня. Он знает, что мне нужно. Знает, чего я жажду, и неустанно доводит меня до исступления.

Сердце разрывается от того, что этот мальчик — все, чего я только могу пожелать, и даже больше, и все же… я едва могу смотреть на него.

Я опускаю взгляд, мои шорты и нижнее белье свисают с одной лодыжки. Я обхватываю ногами его верхнюю часть спины и впиваюсь ногтями в кожу головы, цепляясь изо всех сил. Цепляясь за момент, за ощущения, за остановившееся время, когда все остальное не имеет значения. Все отступает, кроме него. Остаемся только мы… только Макс и я.