Поздний сад

– До чего рад тебя видеть! – с подъёмом говорил Семён Петрович, тиская моряка. – И покажу тебе одну вещь, как старому морскому волку. Закачаешься!

– Я тоже рад, – отвечал Суторин. – Показывай! Хотя моряк я уже залежалый, так сказать. О флоте напоминает мне только морская капуста. Консервированная.

Гости прибывали с самого утра вразнобой, и Баев без устали проводил с ними ознакомительные экскурсии по новому дому и сопутствующим постройкам, так что у него уже болели пятки. Следовало провести ещё одну – специально для Ильи Борисовича, и хозяин стоически готовился везти гостя на смотрины. Но тут зазвонил его телефон:

– Приехал ли Суторин? – спросила супруга, дежурившая в кафе, где и надлежало состояться торжеству, ввиду многочисленности приглашённых.

– А как же! Мы на автостанции.

– Время! Езжайте прямо сюда, ранние гости уж заждались!

– Ну, делать нечего, Борисыч, – сказал Баев, – всё построенное покажу тебе после заседания. А сейчас нас уже ждут, в кафе. Поехали; как говорится – с корабля на бал!

– Поехали! Давненько не бывал я в кафе, будто и не в городе живу, а на хуторе. Где-нибудь близ Диканьки. Хотя она в другом государстве.

– Не печалься. Сейчас мы приподнимем настроение!

Специально для Ольги, посовещавшись, старшие Баевы организовали максимальное присутствие молодёжи, предоставив дочери право самой пригласить гостей. Потому веселье получилось шумным и неудержимым. Хотя из юных только Андрей имел официальное право употреблять хмельные напитки. Поэтому здесь за столом соблюдались определённые правила конспирации. Совершенно не выпивал, кажется, один только Антон, что не мешало ему веселиться тоже. Другая половина приглашённых – люди почтенного возраста, не таились и поднимали тост за тостом не смущаясь, искренне и откровенно. Жаль, не всем здоровье позволяло выпивать до дна, и не пропуская ни одного призыва. Средневозрастной прослойки здесь не оказалось, за исключением главы и бухгалтера администрации, которые веселились с молодёжью, но бокалы поднимали со стариками.

– Мы с большим воодушевлением отмечаем сегодня факт новоселья наших односельчан, которые в числе лучших людей, – сказал в поздравительном слове глава. – Мы очень рады за наших Баевых – многодетную и трудолюбивую семью. Мы также рады за наше славное поселение, которое год от года растёт ввысь и вширь, – и глава развёл руками, показывая, как именно растёт славное поселение. – И разрешите мне от имени администрации поздравить вас, уважаемые новосёлы, с такой знаменательной датой, которая навсегда останется в наших сердцах, и вручить вам памятный скромный подарок! – с чувством закончил руководитель и вложил в подставленные ладони Семёна Петровича замечательную корейскую картину в отлично отштампованной раме. На картине низвергался буйный водопад, и, казалось, слышался временами шум падающей воды и наносило сыростью. При изменении угла зрения картина оборачивалась вдруг юной девушкой, гуляющей в дивном цветущем саду. Загляденье!

Для главы это новоселье являлось даже и никаким не праздником, поскольку в череде его напряжённых будней различных торжественных мероприятий числилась уйма. Другой раз даже по два на дню: то приезд значительных начальствующих гостей, с показом им всех достопримечательностей райцентра и заключительным аккордом – запоминающимся ужином; то отъезд на повышение кого-то из сотрудников администрации и тоже непременно с аккордом. Сюда же входили торжества по случаю удачного завершения различных народных празднеств, чествование своих артистов, завоевавших диплом на областном смотре-конкурсе, и спортсменов, взявших на районных соревнованиях высокое третье место; не представлялось возможным уклониться от поздравлений по случаю профессиональных праздников и вручения памятных подарков юбилярам-долгожителям. Кроме всего, ведь у главы, как и всякого порядочного сельского жителя, имелось много родни – и тут тоже юбилеи, свадьбы, крестины-именины, проводы в армию и встречи, поступление в вузы и их окончание. Да мало ли! Так что глава Осиновского поселения был несколько даже утомлён бесконечными праздниками. И в иных случаях отряжал на торжества заместителя, а то – даже и главбуха. Понимая, разумеется, что в глазах приглашавших это минус ему. Что поделаешь: всем угодить невозможно. Не может ведь он разорваться! К тому же время от времени следовало посещать свой кабинет, чтобы провести планёрку и подписать распоряжения, а выберется время – и принять граждан по личным вопросам. Насилу иной раз вспомнишь, как тебя и зовут-то!

Совсем иное дело – другой дорогой гость, Илья Борисович Суторин, не избалованный официальными и иными торжествами. Он именно приехал на праздник и основной его задачей здесь в первые минуты мыслилось сохранить себя в форме и надлежащем достоинстве до вручения новосёлам подарка. Наконец, эта ответственная миссия была выполнена: дальний гость, здраво рассудив, что за время строительства и организации застолья они порядочно поиздержались, вручил Баеву конверт с ощутимой суммой денег. После сопроводительного спича он почувствовал себя совершенно свободным и не пропускал более ни одного тоста.

– Держи, Борисыч! – подбадривал его хозяин, поднимая стопку, и Илья Борисович с готовностью поднимал свою. Баев со своей Катериной, Суторин да сосед Семёна Петровича Мамалыгин составляли костяк бригады пожилых, которых всего насчитывалось десятка полтора. Из них самый почтенный возраст имел как раз Иван Иванович Мамалыгин, с которым Суторин скоро пребывал на короткой ноге. Ветеран животноводства хоть слишком и не налегал на крепкие напитки, но отдавал им должное, и не норовил втихаря слить спиртное куда-нибудь в пустую тару. Достойный человек!

– Иваныч, а сколько тебе, извиняюсь, годков? – спросил Илья Борисович, подкладывая соседу на тарелку жареную курицу.

– Так уж 72 стукнуло.

– О-о! А выглядишь – на 70. Ей-пра!

– Ага, – польщенно отозвался Иван Иванович. – А тебе?

– 59.

– А-а. Ну, тоже выглядишь… – Неизвестно, что хотел дальше сказать Иван Иванович, но передумал и ничего не сказал.

Тем временем праздник из-за столов начал перемещаться на танцевальное поле. И уж тут удержу вышедшим на него не было! Изголодался народ по общественному веселью, что и говорить. Не выдержав вибрации танцелюбивых мышц, вышел в круг и Суторин, маня за собою Баева и Мамалыгина. Баев последовал призыву и ненадолго присоединился к топающим и хлопающим, Иван же Иванович остался на месте. Он затуманившимся взглядом окидывал танцующих и сокрушённо думал о том, что танцы уж далеко не те, что прежде. Где те удивительные наряды, что уже сами по себе делали праздник? Где причёски, на которые уходило полдня трудов у дам и чуть меньше – у кавалеров? Ивану Ивановичу не нравилось, что одежды нынешних не отличались никаким изяществом, и значительное место тут занимали американские пастушьи штаны. Они, конечно, смотрелись гораздо эффектней старых русских порток, но нынче можно бы придумать и что-то покраше. Бальные джинсы – тьфу, срамота! Даже в театрах – они. И в пир, и в мир, и на прополку дачных грядок.

Откуда у Ивана Ивановича образовалась эта тоска по блестящим нарядам, кто знает! Верчение в великосветском обществе и раньше не было ему свойственно, а уж теперь – подавно. Но вот поди ж ты…

– Иваныч, ну держи! – призвал вернувшийся за стол Баев, наполняя стопки.

И они выпили. Тут подоспел запыхавшийся от скорых танцев Суторин, отдышался, и они выпили снова. Семён Петрович, памятуя, что он хозяин, до поры воздерживался от быстрого темпа пития, но в конце концов махнул рукой: не каждый день новоселье! Да ведь и супруга держит всё на контроле, тут же и дети во главе со старшим сыном. Есть, кому за порядком приглядеть. Суторин вполне разделял такую позицию Баева:

– Давай, Петрович, ещё разок поднимем. Такой домину отгрохал! Не хухры-мухры!

Оставив далеко позади по части возлияний умеренного Мамалыгина, оба приятеля скоро были изрядно навеселе, особенно Илья Борисович, и Баев почёл за лучшее покинуть банкетный зал, призвав на помощь старшего сына. Вдвоём с Андреем они благополучно довели гостя до пасущихся при кафе такси и скоро Баев и Суторин спешились у свжесобранного дома.

– А ведь что я тебе хотел показать, – спохватился хозяин, доведя Илью Борисовича до крыльца, – моё особенное изделие! Помнишь, я тебе обещал? С бала – на корабль! – И он повлек уже полусонного гостя к невиданному в этих местах сооружению – древнего вида кораблю. Удивляться у Суторина уже не достало сил, как и засвидетельствовать своё восхищение. С большим трудом Семён Петрович втащил старого моряка внутрь, но, завидев кровать, тот сразу же повалился на неё и уж больше ни на что не реагировал. Обескураженный Баев, у которого двоилось в глазах, с трудом добрался до дома, открыл его и доковылял до кухни, имея в виду прихватить бутылку водки и закуску. Но тут силы оставили его, он присел на кухонный диванчик и задремал. Окончательно и бесповоротно, решив возвратиться на судно чуть позже – через минуту-другую.

– Сейчас, сейчас, Борисыч, – бормотал он, неудержимо засыпая, – я мигом!

Вернувшийся Антон попытался растормошить отца, но тщетно – и оставил это до похода главных сил.

Илья Борисович проснулся довольно скоро и причиной тому стал штормовой ветер, обрушившийся на Осиновку после большой двухдневной жары. В неверном свете исчезающей в облаках луны он различил в тесном помещении спасательный круг на стене, штурвал, иллюминаторы, скупо пропускающие призрачный свет. Ветер свистел и завывал наверху, но внутри корабля всё было спокойно: ни качки, ни ударов волн по корпусу, ни криков людей.