Познавший правила

Ган’ваори дослушал претензии стражника, потом выслушал жалобы проводника — а потом посмотрел на меня. Он разразился длинной речью про то, что я, такой нехороший человек, веду себя не как гость — а как какой-то дикарь. И что не будь я ааори, которого и пальцем трогать не моги — отправился бы сейчас в тюрьму. Я в ответ спросил, почему ааори пальцем трогать нельзя, если они ночью сразу четверых кулаками трогали — и ничего? Ган’ваори смутился, что-то спросил у своих, потом уточнил у меня через бледного как полотно переводчика (тоже, небось, кулачками махал!) — точно ли пленники были ааори? Получил ответ, что да, совершенно точно — и принялся выговаривать и нашему проводнику, и переводчику, и ещё паре человек.

— Ругается, грозит и требует какого-то очищения совести! — шепнул мне Ксарг. — Но ты мне больше дипломатию-то не ломай.

— Я постараюсь, мастер, — серьёзно пообещал я.

Я только сейчас осознал, что снова поддался приступу ярости и плохому настроению, которые преследовали меня в Диких Землях. Ещё один камешек на весы моего изменения. Думать об этом было страшно, но спорить с очевидным, которое я старался несколько лет не замечать, становилось всё сложнее и сложнее. «Надо держаться. Надо бороться с этим!» — приказал я себе, глянув на насупившуюся Пятнашку.

Когда Ган’ваори перестал чихвостить своих, разговор возобновился на том месте, на котором его прервало моё появление. Вкратце Ксарг успел нашептать мне начало рассказа. А рассказывали нам историю посёлка сангари на этом острове. Жили здесь потомки пассажиров одного из сангарских кораблей, что вышли из порта Сенмани на север, увозя жителей гибнущей Империи. К тому моменту изменение и Дикие Земли поглотили их дом на восточном побережье. На севере Прилив захлёстывал города, и нетронутыми оставались только столица, Аэ’Сар-тери и несколько городов на побережье.

Транспорты выходили каждый день, а в порту грузились новые. Стараясь спасти свою жизнь и свои знания, сангари покидали порт, уходя по Тропе под руководством лучших из лучших мудрецов. Корабль предков жителей Ве-ин’анар пробыл в пути всего три дня. Их род был небогат и не обладал достаточным влиянием — и вышли они одними из последних. И почти сразу корабль попал в шторм и был выброшен на берег острова. Несколько других сангарских судов проплыли мимо, так и не оказав им помощь.

В первые месяцы после крушения они пытались спустить корабль на воду своими силами. Вырубили половину леса на острове, но так и не смогли заставить судно плыть. Корабль лежал на севере, на каменистой мели, а надежды на то, что удастся снова отправиться в плавание — стремительно таяли. В эти месяцы погибло немало людей. Прилив накрыл последние земли сангари, и многие твари добирались сюда, убивая беженцев.

Они защищались как могли, отступали вглубь острова, несли потери. Почти не осталось мудрецов, владевших достаточными знаниями, чтобы вести корабль дальше. Погибла и команда. Нежить от непогребённых тел расплодилась и заполнила клочок суши. И тогда отчаявшиеся беженцы решили занять оборону. Несколько крупных отрядов пробились к кораблю на лодках и смогли обеспечить доставку стройматериалов в посёлок. Была построена стена и Храм Знаний, в то время как сами беженцы жили в шалашах.

Камни закончились, да и запасы еды, доставленные с корабля — тоже подходили к концу. Достать новые брусья илирманов можно было лишь из конструкции корабля. Поселенцы, которых осталось около пяти тысяч, столкнулись с угрозой голодной смерти. Появились первые рыбаки, пытавшиеся на свой страх и риск ловить рыбу. Но всё заканчивается рано или поздно — и страшный Прилив подошёл к концу. Новых нашествий не последовало, и у беженцев появилось время приступить к очистке острова и постройке домов.

В первые годы приходилось тяжело. Не было ни инструментов, ни навыков. Не хватало древесины и самого необходимого. Рвалась одежда, ломались предметы быта. Заменить это было нечем. Новое поколение ходило в листьях, шкурах и босыми. Но память о том, как можно жить — сохранилась. Оставшиеся ученики мудрецов продолжали учиться, читали доставленные с корабля книги — и постепенно быт начал налаживаться.

Сангари возвели первые домики и организовали производство ткани. Пусть грубой, пусть серой, но ткани. На дрова пустили остатки корабля, позволяя вырасти новым деревьям. Чудом сохранившихся домашних птиц начали разводить и подобрали им подходящую пищу. Весь крупный скот умер или был съеден, но птицы быстро размножались. Питаясь рыбой, фруктами и яйцами, поселенцы смогли из остатков семян засеять сначала огородики, потом несколько крупных участков земли, а затем и поля. Люди продолжали умирать, а рожали новых детей неохотно, со страхом глядя в будущее.

Когда население снизилось до двух тысяч человек, им всего стало хватать — и ткани, и еды, и материалов для строительства, и инструментов. На острове обнаружили только медь, но и это было уже великолепно. Чудом выжившая в лесах дичь расплодилась, и тогда появились охотники. Вот только две тысячи человек — это был предел. Стоило населению подрасти, как начинался голод и острая нехватка самого необходимого. И тогда жители Ве-ин’анар приняли решение отправить экспедиции в Дикие Земли, в погибшие города сангари.

Первые добровольцы из экспедиций не возвращались, но сангари не теряли надежду. И однажды на берег вышел один из тех, кто ушёл. Он изменился до неузнаваемости. Тело его было покорёжено, но разум ещё теплился в голове. Он вынес на берег железо, новые семена и серебряную и золотую посуду. А потом ушёл, отправившись в «иные земли».

За века, проведённые на острове, люди определили то количество населения, которое сам остров мог прокормить. Две с половиной тысячи человек. Сангари приспособились, установив новые законы и правила. Если бы не особенности сангарской культуры, скорее всего, на острове установились бы жестокие людоедские порядки. Но первые поколения ещё несли знамя древней империи в своих руках.

Теперь каждая семья имела право завести не больше четырёх детей. Если первыми рождались мальчик и девочка, то третий и четвёртый ребёнок, вырастая, должны были отправиться в «иные земли». В случае если какая-то другая пара родить не могла — такие дети получали свой шанс остаться на острове. Был ещё целый комплекс правил и уложений по формированию новых пар, по отслеживанию родства, по распределению наследства и добытого на континенте имущества.

Поначалу люди роптали и пытались сопротивляться, но с каждым годом такие порядки становились всё привычнее и привычнее. Сейчас о том, что всё было иначе, знали лишь немногие — старейшины и мудрецы народа Ве-ин’анар. Так они и прозвали себя, оставив в прошлом название «сангари». Империя пала, сангари уплыли — и только народ Ве-ин’анар продолжал цепляться за остатки потерянных земель.

— Такова наша история… — закончил своё грустное повествование Ган’ваори. — За пределами этих стен никто уже не понимает, чего мы лишились. Есть несколько томов, которые изучают будущие старейшины, а все остальные — получают другие знания. Так нет соблазна изведать то, чего мы сами себя лишили. Теперь приплыли вы, и можно будет, наконец, надеяться на перемены. Есть и другие острова на Тропе… Есть корабли, что смогут нас доставить…. Ведь вам очень нужны будут люди для того дела, о котором вы рассказывали, уважаемый Ксарг!

— Ну, уважаемый Ган’ваори, дело это не моё. Теперь это больше дело ааори, — ответил мудрец. — Но дело хорошее и достойное, которое решит немало и ваших проблем, и проблем ааори, о которых я упомянул.

— До сих пор не могу поверить, что кто-то мог так отнестись к двоедушным… — хмуро проговорил Авалари. — Признать их… безымянными, нерождёнными… Ваш рассказ, Ксарг, рождает боль и сомнения в необходимости нашего общения…

— Вы не правы, уважаемый Авалари, — мягко ответил Ксарг. — Хотя ваше возмущение и справедливо. Но ведь и вы, чтобы выжить, лишили себя много из того, чем владели ваши предки! В те времена, когда сангари прибыли на север, погибла империя Хенгон. Два её последних осколка страдали от притока голодных и злых беженцев, а империя северян перестала существовать. Люди пытались сохранить остатки власти и порядка. Кто знает, какие решения принимались тогда… И какие ужасы им пришлось пережить? Я услышал ваш рассказ и могу сказать, что хоть мобанские мудрецы и идут тем же путём, выпуская в мир ааори… Однако являются ли наши ааори двоедушными?