Prada и предубеждение

Я начинаю непрямой массаж сердца. Что, если он не сработает через корсет? Настолько трудно сказать, нахожусь ли я на правильной части грудины или нет. О, Боже, надеюсь, что это работает, так или иначе. Если это не сработает, если она не вернется…

— И раз, и два, и три, и…

Алекс толкает меня от его матери, и я приземляюсь на зад, едва сгруппировавшись, прежде чем пробить себе голову об пол танцевального зала. Мои локти врезаются в паркет, и боль пронзает мои руки.

— Ты убиваешь ее! — кричит парень.

Я медленно сглатываю.

— Она не дышит, Алекс, — говорю я. — Она уже мертва. Ты должен позволить мне сделать это. Я могу спасти ее.

Есть дикий взгляд в его глазах, поскольку он нависает над нею, как будто намеревается защитить ее от внешней силы, в то время как жизнь медленно исчезает внутри нее.

Каждая секунда дорога. Что он делает? Виктория умирает. Она лежит там, умирая, и Алекс мешает мне делать единственную вещь, которая могла бы помочь.

Мучительно медленно он откидывается назад на коленях. Я не жду его разрешение, просто прыгаю вперед и начинаю всё снова.

Прижимаю губы к Виктории, и толпа вокруг меня начинает это бурно обсуждать. Они, должно быть, думают, что это выглядит полностью сумасшествием. Когда была изобретена реанимация? Я уверена, что они никогда не видели это прежде.

Они, должно быть, думают, что я — фрик.

Но я не забочусь об этом. Виктория не может умереть. Не так. Не теперь.

Я даю ей два дыхания и возобновляю непрямой массаж сердца.

— Один, и два, и три, и четыре, и пять, — я пою. Концентрируюсь на числах, на ритме, и отказываюсь смотреть на любого в комнате.

Виктория не может умереть. Я не позволю ей.

Это настолько несправедливо. Вся её жизнь, она проявила твердость во всем. У нее был муж, который обманул ее, и когда он, наконец, понял, что она любила его, он умер. И теперь она живет в полном одиночестве, лишь с ее драгоценным этикетом.

Она не может умереть так.

Два вдоха.

Еще пять повторений.

Виктория так бледна. Что, если я делаю всё неправильно? Я только изучила его в прошлом году, и мы использовали макеты.

Два вдоха.

Еще пять повторений.

Алекс обнимает колени так сильно, его суставы бледнеют. Толпа, кажется, продвигается ближе.

— Заставьте их отойти назад. Ей нужен воздух!

Алекс встает на ноги быстрее, чем за секунду, выдвигая толпу назад.

Два вдоха.

Еще пять повторений.

Ее веки затрепетали?

Нет, это — танцующие свечи. Просто тени.

«Пожалуйста, Боже, не дай ей умереть!» Этого не может произойти. Она не может просто исчезнуть.

Два вдоха.

Еще пять повторений.

Мои легкие кричат. Я отдаю ей всё своё дыхание. Или возможно, я задерживаю дыхание. Голова начинает кружиться, надавливаю на ее грудь.

— Один, и два, и…

И затем Виктория шевелится. Ее пальцы сгибаются и шевелятся. Она стонет мягко, и я качаюсь назад и сижу на пятках, смотря, поскольку ее глаза вращаются под ее веками.

И затем они открываются. Ее глаза полностью не сосредоточены. Она смотрит вверх к люстрам. Затем моргает несколько раз.

— Мама? — голос Алекса выходит искаженный, будто он подавляет ту же самую глыбу в горле, которую я чувствую у себя.

Она жива.

Я спасла ее жизнь.

Я не понимаю, что плачу, пока не чувствую, что капли слез скатываются с моих щек на пол.

Она жива. Слава Богу, она жива.

— Что…? — говорит она хриплым шепотом.

— Шшш… — Алекс говорит, держа ее руку. — Вы упали. Я думал, что вы покинули нас, но… Ребекка спасла вашу жизнь.

Ребекка. Конечно, это была Ребекка. Почему я удивлена и страдаю каждый раз, когда слышу, что они называют меня этим именем?

Виктория поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и ее взгляд направлен прямо на меня, режущий прямо через мое сердце.

— Спасибо, — шепчет она.

Я киваю, когда поднимаюсь на ноги, чувствуя самую странную смесь восторга и… нервов. Паника? Это все поражает меня теперь, когда я смотрю прямо в ее глаза.

Я просто привела ее в чувство. Я сделала это.

Я отступаю от них. Комната приближается ко мне. Мне нужно уйти, получить немного воздуха.

Я бегу из танцевального зала и направляюсь в свою комнату.

Глава 32

Проходит несколько часов. Я понимаю это, поскольку в доме становится тихо, и я оказываюсь единственной, кто не спит.

Я спасла Виктории жизнь. Когда это произошло, я очень разволновалась, а теперь чувствую только умиротворение.

Я ненавидела ее, когда встретила, и все же, когда женщина лежала там, умирая, всё, что я хотела, это чтобы она возвратилась и накричала на меня за то, что я положила локти на стол. Возможно, я никогда полностью не понимала ее, но я знаю, что она — хороший человек. И это было не ее время.

И все же, как бы драматично это не было, но не о ней я думаю теперь. Это Алекс занимает мои мысли.

Осталось всего несколько часов до прибытия Ребекка, я, наконец, поняла правду: я люблю его.

Как это произошло? Я только что поняла, что не ненавидела его, и теперь я по-настоящему запала на него? Для парня, который будет, вероятно, ненавидеть меня, когда узнает, что я — мошенница? Что я обманула его, и всю семью заставила поверить, что я не та за кого себя выдавала, чтобы у меня будет крыша над головой?

Я скольжу из-под тяжелого стеганого одеяла и подхожу к шкафу. Я знаю точно, где искать, и несколько моментов спустя надеваю свои джинсы и футболку.

Одежда кажется чужой. Свободной и удобной, и все же не родной. Как я могу быть девушкой, которая носит такое? Я — та, кто танцует, смеется и флиртует в платье похожем на шар.

Я нахожу туфли «Prada» и надеваю их, тщательно скрепляя пряжкой ремни.

Когда это они стали настолько удобными? Месяц назад хождение в них было пыткой. А теперь, похоже, они приросли к моим ногам. Как я принадлежу им. Или возможно они принадлежат мне.

Беру свечу, которая была оставлена для меня, даже при том, что она постоянно горела и теперь немного больше, чем крошечный кусок. Я проскальзываю в прихожую и иду к передней части Харксбери, свеча бросает длинные тени на все, что я прохожу. Это жутко, как особняк с привидениями в Диснейленде или что-то похожее. Я наполовину ожидаю увидеть призрака.