Практическое руководство по злу

— Ты находишь боль моего народа забавной, беллерофан? — спросил аталантиец.

— Славная Республика Беллерофон не имеет никакого отношения к этому инциденту, — напомнил Анаксарес.

— Ты человек, у тебя должно быть своё мнение, — драматично произнес мужчина.

Анаксарес замер.

— Я всего лишь сосуд для волеизъявления народа, — торопливо пробормотал он, — не способный самостоятельно выносить решения. Да Здравствует Республика, Несравненная Жемчужина Свободы.

Закрыв глаза, он ждал, когда камешек сдвинется и разорвёт его внутренности. В комнате повисло долгое молчание, но ничего не произошло.

— Проклятье, — сказал Пентезиец. — Это был бы пятый.

— Не надо взрывать беллерофана, этот менее фанатичен, чем обычно, — добавил делегат из Никеи.

— Следите за языком, вы двое, — вклинился Тиран. — Прошу вас, леди и джентльмены, давайте соблюдать приличия.

Никто не чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы демонстрировать раздражение или нетерпение. Дипломатический иммунитет исчезает удивительно быстро когда имеешь дело с Тираном.

— Делос не видит необходимости передавать дело в арбитраж, — сказала сотрудник Секретариата.

Аталантиец выглядел так, словно только что откусил что-то отвратительное.

— Как и город Аталанте, — сказал он.

— Хорошо, — сказал никейский делегат, осушив седьмой кубок вина. — Если с этим покончено, то город Никея должен представить предложение на рассмотрение Лиги.

Он протянул чашу слуге, чтобы тот наполнил её снова. Анаксарес поднял бровь. Он сомневался, что это будет повторением старого никейского требования Лиги объявить войну Ашуру — никого больше не волновало, что Талассократия подавляет никейскую торговлю. Если бы они хотели владеть Самитским заливом, то должны были бы выиграть хотя бы одну из четырёх войн, которые они вели за него. Ашур позаботился о том, чтобы все остальные города обзавелись флотами, что гарантировало, что их господство на море никогда не будет серьезно оспариваться. Не то чтобы все это имело значение для Анаксареса: Беллерофонт не имел выхода к морю. Корабли — Дело Рук Злых Иностранных Олигархий, добавил он, просто чтобы перестраховаться.

— Стратег считает, что напряжённость в отношениях с Принципатом была излишне обострена, — сказал никеец. — Их гражданская война закончилась, и Первый Принц привёл княжества в порядок: мы должны пресечь это в зародыше, прежде чем они повернутся в нашу сторону.

Все старательно не смотрели на Тирана, который был одновременно и мальчиком, ответственным за эту повышенную напряженность, и правителем, который должен был возглавить армии Лиги, если дело дойдёт до войны. Это не было случайностью: когда бы Принципат ни постучался, Гелике всегда становился первым среди равных. Их армия, возможно, и не была такой большой, как у Стигии, но она никогда не проигрывала войну стигийцам.

— Для этого, — продолжал никеец, — Стратег приказал мне представить предложение об открытии десятилетних переговоров о перемирии с Принципатом.

Анаксарес переводил взгляд с одного делегата на другого. Магистр был удивлён, но никто другой, казалось, удивлен не был, даже Тиран. Ах, ну конечно. Как он и думал раньше, никто никогда не удосуживался представить предложение, не зная, каковы будут результаты голосования. Из семи Вольных Городов четыре были связаны с Добром — Никея, Аталанта, Делос и Пентес. Беллерофонт и Стигия открыто якшались с Богами Внизу, в то время как Гелике колебался между той или иной стороной в зависимости от того, кто им правил. Даже если соперничество между городами обычно брало верх над верностью Богам, когда дело касалось внешней политики Лиги, Хорошие города, как правило, держались вместе. Конечно, они никогда не заходили слишком далеко, так как слишком частая сила воли могла спровоцировать крах Лиги, но, похоже, это будет один из тех случаев, когда они объединятся.

— Аталанте голосует — за, — высказался дипломат.

— Делос голосует — за, — подала голос женщина из Секретариата.

— Пентес тоже голосует за, — добавил грязный пентесиец.

Похоже это принесло успех голосования. Некоторое преимущество можно получить, если обеспечить присутствие Беллерофона в начале переговоров, и четыре города, имеющие здесь свой интерес, должны дать ему достаточно рычагов, чтобы обеспечить это. Анаксарес подал знак… слуге, как ни отвратительна была эта мысль — Люди Могут Быть Слугами Государства, Но Никогда — Других Людей, Тысяча Лет Проклятия Мерзким Иностранным Автократам — чтобы наполнить его чашу вином, но женщина уплыла, по-видимому, не заметив его жеста. Раздражает.

— Ничего этого мы делать не будем, — весело сказал Тиран. — Принципат может пойти повеситься и оспа на любого, кто говорит иначе, если вы простите мой язык.

Магистр Зоя подняла бровь. У стигийцев был талант к снисходительности. Во всяком случае, тех, кто не были рабами.

— Я сочувствую вашему мнению, но большинство уже достигнуто. Как именно вы намерены обратить его вспять?

— Ну, — начал Тиран, налитый кровью глаз дрогнул, но его прервал тупой стук.

Никейский делегат упал лицом на стол, всё ещё держа в руке кубок с вином. Человек, казалось, не дышал, и у самого Анаксареса перехватило дыхание. Через мгновение делоси рухнула в кресло, аталантийка едва успела закричать, прежде чем задохнуться, а пентесиец просто… перестал двигаться между двумя ударами сердца.

— Дозировка, должно быть, была неточной, — задумчиво произнес Тиран. — Кого-то за это побьют камнями. У меня была запланирована неплохая речь, я собирался взмахнуть рукой, а уже потом…

Молодой человек издал звук, который, по предположению Анаксареса, означал смерть от яда, которая по определению была беззвучной.

— Это безумие, — рявкнул стигиец, явно не потрясённый новым убийством более половины людей в комнате.

Типичные работорговцы: бесчувственные и бездушные.

— Яд? — удивленно спросил Тиран. — На самом деле это было вполне доступно. Купил у Меркантиса.

Представитель Консорциума не шевелилась с момента гибели посланников и выглядела совершенно безразличной. Её явно позабавил сердитый взгляд магистра Зои.

— Консорциум верит в современную, экономически эффективную форму убийства, — пояснила она. — Широкий спектр веществ доступен любому, у кого есть средства.

— Я думаю, она имела в виду сам акт отравления, лорд Тиран, — сказал Анаксарес, удивлённый тем, как спокойно прозвучал его голос.

Вынашивая смертный приговор в своем животе с двенадцати лет, делегат от Беллерофона размышлял о том, как чудесно он сохранил самообладание.

— Из-за этого будет война, — рявкнул магистр. — Убивать посланников? Это…

— По-Злодейски? — тихо спросил Тиран, снова улыбаясь.

Его больной глаз покраснел ещё сильнее. Как будто питался смертями. Его рука не дрожала впервые с тех пор, как Анаксарес встретил его. Беллерофан был в некотором роде знатоком в области предчувствий и считал этот знак особенно зловещим.

— Вот в этом-то и проблема магистров, — весело сказал мальчик. — У вас лишь убийства и рабство, никакого искусства. Никаких причуд. Когда в последний раз кто-то из вас делал что-то только потому, что мог?