Практическое руководство по злу

Елеусия Вокор, никейский посол в Принципате

Лига Вольных Городов не имела официального места встреч, поскольку для этого требовалось согласие большинства членов, чего не происходило ни по одному вопросу за всё время её существования. Анаксарес считал, что в наши дни согласие в Лиге ещё маловероятнее, чем обычно.

Стигия была на спаде, поскольку они достигли того периода двадцатилетнего цикла, когда их старые солдаты-рабы незаметно умерщвлялись, а свежие заканчивали обучение, но их северные соседи были не в состоянии воспользоваться этим. Аталанте и Делос были слишком заняты борьбой за контроль над торговыми путями в Меркантис, чтобы переключить своё внимание на что-то другое, ситуация ещё более обострилась после убийства аталантийского логофета [29] от рук обозлённого проповедника Делоси.

29

Высший чиновник священнической Канцелярии. В его обязанности входит быть хранителем высшей-священнической печати, заведование духовной канцелярией и её архивом; на нём же лежит денежная отчётность по патриархии; также состоит членом духовного суда.

На Делосе воля Небес и воля асекрети [30] Секретариата считались одним и тем же. Горе тому, кто бросит вызов этой злобной кучке писцов. Чтобы сделать всё ещё более сложным, Гелике породила одного из их проклятых Тиранов несколько лет назад. Мальчишка быстро перечеркнул все последние пятьдесят лет пограничных договоров, захватил активы Никеи и щёлкнул но носу процеранскую принцессу на Тенерифе. В этом, однако, была возможность для Великого города Беллерофона. Первого и Могущественнейшего из Вольных Городов, Да Царствует Он Вечно.

30

Высший класс секретарей.

Анаксарес заглавными буквами произносил эти слова даже в уединении собственного разума, потому что никогда не знаешь, когда канены заглядывают в твои мысли. В его делегации должно было быть по крайней мере двое из десяти сопровождавших его дипломатов, хотя он не мог сказать, кто из них был частью агентов Беллерофона по защите народа.

Его родина была единственной истинной демократией на континенте, что её граждане превозносили при каждом удобном случае, но воля народа была сохранена пролитием крови. Канены позаботились о том, чтобы любой подозреваемый в желании захватить власть для себя исчез. По системе случайной жеребьёвки все назначения происходили раз в три года, что означало, что компетентность городской администрации могла сильно колебаться от года к году. Единственной частью государственного аппарата Беллерофона, которая не была распределена случайным образом, была дипломатическая служба, частью которой, к сожалению, был Анаксарес.

Маленький камешек, заложенный в его теле — и в теле всех членов его семьи — был мрачным напоминанием о том, что в любой момент один из каненов может решить, что он стал амбициозным, и убить их всех одним словом. Камешек вернётся к своему первоначальному размеру и разорвет его тело изнутри. Анаксаресу говорили, что это был особенно ужасный способ умереть. Его предшественника размазало по всему залу заседаний в Никее только за то, что ему предложили взятку.

Естественно, грязные пентесианцы устроили игру, пытаясь добиться казни посланников Могущественного Беллерофона их собственным народом. Канены заполучили в свои руки один из листков, которыми они пользовались для подсчёта очков, и расклеили копии по всем улицам. Не зря город Анаксареса всё время пытался вторгнуться в их город, уродливую подделку Меркантиса.

Неужели они действительно думали, что только потому, что богатство Праэс течёт через них, они лучше других? Они даже не были Злыми. Признаться, Добро и Зло в Вольных Городах больше походили на поддержку команды возниц, чем на истинную принадлежность, но сам принцип этого дела раздражал. Можно подумать, что Императрица Ужаса пошлёт своё золото в один из городов по правую сторону метафизической ограды. Он никогда не говорил об этом вслух: города в эти дни кишели агентами Императрицы, соперничающими по численности с агентами Первого Принца.

Настала очередь Гелике принимать делегатов Лиги, чему никто особенно не радовался. При Тиране город сошёл с ума ещё больше, чем обычно, впав в истерию чествования Феодосия Непобедимого и его легендарных побед на поле боя. Анаксарес пробыл в городе всего две недели и уже не мог смотреть на статуи этого человека.

Сейчас он пил из кубка с лицом Феодосия и сидел на стуле с гравировкой его работы при осаде Тенерифе, когда геликейцы проползли по канализации, чтобы избежать потерь при взятии стен. Представитель Беллерофона неловко прислонился к деревянной раме, не обращая внимания на кричащего делегата от Аталанте, называющего старшего члена Секретариата от Делоса «сумасшедшим, размахивающим пером». Его глаза метнулись к Тирану, который сам назвался делегатом от Гелике вместо того, чтобы послать настоящего дипломата.

Парень был темноволосым и смуглым, с налитым кровью красным глазом и постоянно дрожащей рукой. Анаксарес знал, что ему шестнадцать, а на троне Гелике он сидел с двенадцати лет — когда захватил власть и отправил в изгнание своего гораздо более старшего племянника. Гнилое семя, подумал делегат от Беллерофона.

Тиран улыбался, казалось, уже несколько часов, и улыбка стала шире, когда он встретился взглядом с Анаксаресом через стол. И вполне возможно он так же улыбался, когда в своём городе устроил побоище камнями и утопил никейскую делегацию в винных бочках, привезённых ими с собой, когда они приехали протестовать против захвата. Именованные. Безумные, все до единого.

— Надлежащие формы были поданы членами Секретариата с хорошей репутацией, — спокойно сказала делегат Делоси. — Караван прошёл через нашу территорию без разрешения, захват его товаров был совершенно законным.

Тон женщины не повысился, но по её глазам было видно, что она начинает раздражаться. «Неудивительно», — подумал Анаксарес. Аталантийцы действовали всем на нервы излишней эмоциональностью. Говорили, что знаменитый воин Аталанте, основавший их город, плакал при виде вздымающихся стен, так что это явно был какой-то культурный дефект. В Беллерофоне публичный плач был запрещён, так как считался Нарушающим Свободу Окружающих.

— Есть ли форма для убийства? — взвизгнул аталантиец, и в его голосе прозвучало торжество, словно он одержал какую-то великую победу.

Сотрудник Секретариата моргнула.

— Семь, — сказала она. — Хотя в соответствии с пятью из них преступник после совершения преступления должен явиться на казнь в течение двенадцати часов.

Дискуссия ходила кругами, поэтому Анаксарес отвлёкся и посмотрел на других дипломатов за столом. Делегат из Никеи внимательно слушал, но мужчина довольно обильно пригубил вино, так что для него этот спор был скорее развлечением. Делегат из Стигии — магистр Зоя, как она представилась, — откровенно скучала и что-то строчила на листе пергамента. Анаксарес чуть прищурился в попытке разглядеть текст, стараясь не показать этого слишком явно. То что он разглядел было стихотворными строфами. Это было похоже на певучую версию спора между аталантийцами и делосцами, который длился уже большую часть колокола. В сюжете были допущены некоторые вольности, если только Анаксарес не пропустил действительно имеющего места быть шквала невысказанного сексуального напряжения между этими двумя. Делегат из Пентеса же… смотрел на него. Улыбаясь.

Анаксарес подавил желание сделать знак защиты, тот самый, который вежливо просил Зло смотреть на кого-то другого вместо того, чтобы угождать. Это касалось всех дипломатов, сидящих за столом, хотя был еще один, сидящий на скамье чуть в стороне: посланник из Меркантиса.

Город Купли Продажи не был частью Лиги, но им было предоставлено право присутствовать на ее заседаниях из-за совпадения интересов. Анаксарес подозревал, что в том, чтобы сделать это право частью устава Лиги, была задействована огромная сумма взяток, хотя такие подозрения лучше оставить в стороне. У торговых лордов Консорциума не было постоянной армии или даже городской стражи, но у них было много золота и достаточно наемных убийц, чтобы заселить небольшой город. Женщина, которую прислал Меркантис, была, конечно, болезненно толстой. Так было всегда. Это считалось необходимым условием для того, чтобы подняться на высшие уровни Консорциума, поэтому все, кто мог позволить себе набрать вес, делали это с усердием. Демонстрируемая расточительность оскорбляла беллерофанское чувство меры Анаксареса. Зерно Народа Должно Идти К Народу, подумал он, на случай, если кто-то из каненов подслушивает. Долой Чужеземных Деспотов, Пусть Славный Беллерофонт Царствует Вечно.

— Вы зря тратите наше общее время, — вмешался в спор стигийский магистр. — Либо передайте дело в арбитраж Лиги, либо заткнитесь.

Анаксарес фыркнул. Никто никогда не подавал ничего в арбитраж Лиги, не будучи уверенным в том, какой вердикт будет вынесен до представления. Если бы кто-то из спорящих делегатов посчитал, что этот инцидент стоит тех взяток и уступок, которых стоило бы добиться вынесением вердикта, они бы не стали препираться по этому поводу сейчас. Однако его веселье было замечено.