Правдивые байки воинов ПВО

Хуже всех пришлось бойцам в кабине МАЗа – бензовоза, закреплённого на баке. В начале шторма они не догадались вылезти из кабины и убежать в настройку, а уж когда волны разыгрались всерьёз – это сделать было невозможно, их бы моментально смыло за борт. Регулярно водяные валы захлёстывали МАЗ полностью, и когда вода спадала с него, было видно, как в обоих открытых окнах машины торчали головы бойцов и почти непрерывно «травили». Как ни тяжело было всем нам, этим бойцам – автомобилистам приходилось хуже всех.

Шторм продолжался и всё усиливался. Казалось, что паром почти не движется, с такой силой били волны нам навстречу. Тогда же я понял, что называют «волнами-убийцами». Два раза нам попадались такие волны, что наш паром накренялся с необычайной силой и застывал в этом крене на несколько жутких секунд. Нам с Нечаевым, стоявшим на мостике, приходилось падать на задницу и упираться ногами в бортик, а руками держаться за всё что можно, чтобы буквально не вылететь за борт. Стоять было просто немыслимо. Единственное, что утешало и внушало некоторую бодрость – это красная рожа рулевого Васи, которую мы видели через стекло рулевой кабины. Его физиономия выражала олимпийское спокойствие и невозмутимость. (Правда, потом, когда всё уже кончилось, и мы на берегу, в столовой роты приходили в себя и обменивались впечатлениями от пережитого, Вася выдал нам свои эмоции: «Когда нас два раза на борт волна положила, я уже крестился … Думал – всё, оверкиль, хана нам! Самое странное не то, что мы не перевернулись. Повезло нам, конечно. Но вот как МАЗ вместе с бойцами за борт не смыло – просто чудо»).

Но до этого разговора было ещё далеко…

Шторм продолжался. Когда очередная волна била в левую скулу парома, брызги от неё долетали до нас с такой силой, словно кто-то окатывал нас из ведра. Это при том, что мы находились довольно высоко от бушующих волн. От палубы судна до мостика, на котором мы стояли, нас отделяло ещё 3 этажа надстройки парома. Мы с Нечаевым торчали на этом мостике, несмотря на то, что промокли насквозь и порядком замёрзли. Любая попытка спуститься в помещение тут же заканчивалась сильнейшим приступом морской болезни. Приходилось выбирать из двух зол меньшее.

Неожиданно мы заметили, как часть матросов парома, обвязавшись страховочными «концами», копошатся вокруг наших кунгов – дизелей. Сверху, с мостика, было довольно забавно видеть, как они для чего-то тянули к кунгам дополнительные тросы, а удары волн накрывают матросов с головой, даже сбивая их с ног. Мы гадали, для чего это они делают в столь экстремальной обстановке.

Наши рассуждения прервал дедок-помошник капитана, взобравшийся к нам на мостик: «Жить хотите, хлопцы?!»

Не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, дедок скомандовал: «Тогда собирайте всех своих, кто может на ногах стоять, и марш на помощь экипажу! Сорвет ваши дизеля с креплений – амба!»

Мы опрометью кинулись вниз. Проорали это указание своим страдальцам в нижних помещениях парома. Человека три нашли в себе силы к нам присоединиться. Запомнилось, почему-то, как я швырнул свою фуражку и китель в угол и, нацепив спасательный жилет, судорожно выскочил на палубу. Она – ходила ходуном под нами. Кое-как я добрался до какого-то матроса в робе, который пытался закрепить толстенную цепь за раскачивающийся кунг с дизелем. Это было не так просто сделать. Мало того, что нас регулярно накрывало волной (то по пояс, а то и по горло) и приходилось в это время за что-то отчаянно держаться, чтобы не смыло за борт. Сам кунг – тоже болтался во всех степенях свободы с немалой амплитудой. Он был прикреплён (ещё в Ораниенбауме) цепями к стальным палубным крюкам. Три цепи спереди и три сзади – казалось бы, надёжно его фиксировали. Болтанкой эти крепления расшатало и некоторые цепи сорвало. Если кунги не закрепить, их могло вовсе сорвать с цепей. Это привело бы к большой беде. Мы и старались завести дополнительные «концы» к дизелям, чтобы их понадёжнее зафиксировать.

«А что делать, если мы не сможем их закрепить, и дизели сорвёт с цепей?» – спросил я своего матроса, готовясь к подходу очередной волны и вцепившись в какую-то надстройку.

«А ничего делать уже не надо будет!» — ответил он мне после того, как вода схлынула с палубы. «Видишь тот спасательный круг? Хватай тогда его и прыгай как можно дальше от борта!!!» – такой прогноз оптимизма не добавил, и я с удвоенной силой принялся тащить цепь к кунгу. Оказаться в ночном бушующем море не было никакого желания.

Не помню, сколько времени мы провели на палубе, крепя эти дизеля. Что характерно, никакой морской болезни не чувствовалось. Видимо, экстремальная обстановка и физический труд на свежем воздухе – лучшее лекарство от неё. На наше счастье, качка стала потихоньку уменьшаться. Мы дошли-таки до Гогланда, и он стал постепенно прикрывать нас от ветра и волн.

Нам, пассажирам помогавшим экипажу, дали наконец разрешение покинуть палубу.

Мы пошли мыться в душ. Мои руки и форменная рубашка были сильно запачканы солидолом. Руки надо было хоть как-то отмыть, чтобы можно было к чему-либо прикасаться.

Найдя душ, я зашёл в него и намылил руки. Паром продолжало кидать на волнах с такой силой, что мне довольно долго не удавалось подставить намыленные руки под струю воды. «Распылителя» в душе не было, и вода просто била струёй из трубы под потолком. Сама душевая была очень небольшой (примерно метр на метр в поперечнике) и, чтобы изловчиться и подставить руки под струю, пришлось буквально «распереться» в стены душевой: ногами, плечом и головой, пребывая в самых экзотических позах. Даже после этого «фиксирования» – от продолжавшейся болтанки струя воды била мне то за шиворот, то на брюки, то на спину. Промучившись так минут пять, я кое-как сумел отмыть основную часть солидола с рук. Рубашка была безнадёжно испорчена солидолом, и её я вышвырнул за борт.

За новой рубашкой (не ходить же по острову в кителе на голое тело!) я отправился к военторговским тёткам, чтобы купить у них подходящий размер.

Каюта тёток представляла из себя мрачное зрелище. Продавщиц страшно укачало, и весь пол был покрыт «харчами» так, что зайти внутрь я побрезговал. Тётки валялись на койках и громко стонали. Я озвучил своё пожелание купить новую рубашку для себя.

«Сам ищи её в коробках, забирай, деньги на стол положишь…» – простонала одна из тёток. «Когда приедем домой, мы этого Наума Дымарского, сволочь лысую, убъём за эту „морскую прогулку“, в которую он нас сагитировал», – грозно пообещала вторая продавщица. Я нашёл новую рубашку, положил на стол деньги и выскочил из каюты. Тёток, потом, снимали на берег на носилках. Сами они идти были не в состоянии. Ещё 2 дня после прибытия продавщицы лежали в ротном медпункте, «отходя» от морской болезни.

Когда они впоследствии оклемались, то приступили к торговле для островного гарнизона. Среди товаров у них были и остродефицитные тогда джинсы. Однако денег на джинсы у меня не хватило, и пришлось приобрести, на память, две морские тельняшки.

В качестве компенсации за не купленные мной джинсы я рассказал тёткам немудрёный украинский анекдотец:

«Джипсы – е?» – спрашивает «хохол» продавщицу.

«Ни, тильки чухасы!»

«О кей, завертайте пару!»

(Для тех, кто подзабыл, напомню, что «техасами» именовались тогда жалкое подобие джинсов, которое производила отечественная лёгкая промышленность).

Недели две спустя, когда мы уже вернулись с острова на Большую землю, в штабе продавщицы поймали нашего Наума Дымарского и долго орали на него, призывая все кары небесные на голову майора Наумова.

Окончание нашего морского похода было относительно благополучным. Бойцов из МАЗа – тоже, как и тёток-продавщиц, несли на носилках. Сами они не могли идти. Командир роты поначалу подумал, что бойцы «нажрались» по дороге, и пришлось даже его успокаивать и объяснять, отчего у воинов не идут ноги.