Правила первокурсницы

— Что-то подобное мне уже говорили, — пробормотала я. — Мне нужно поговорить с родными.

— Отправьте им письмо, — предложил он, пристально глядя мне в глаза.

— Не могу.

— Почему? — сокурсник стоял там и спрашивал, словно имел на это право.

— Потому что мою почту читают.

Я ждала, что он рассмеется. Ждала, что он сейчас заявит, что все это мои девичьи выдумки. Слишком много всего произошло, тут любая если не сойдет с ума, то хотя бы расплачется.

Но он ничего не сказал, Мэрдок просто подал мне руку. А я приняла ее.

— Расскажете? — спросил он.

— Вряд ли я вправе, — тихо ответила я, идя рядом с сокурсником.

Ирония судьбы. Какое-то время я мечтала, чтобы мне было на кого опереться, переложить часть ответственности, часть случившегося. Даже рассказала все магистру Виттерну. Больше я такой ошибки не повторю.

— Хорошо.

— И вы не будете настаивать?

— Нет. Расскажете, когда будете готовы.

— А вы не такой, каким мне казались. — Я чуть сжала его руку.

— Да и вы, леди Астер, не похожи на остальных аристократок. — Мы некоторое время шли молча, пока Мэрдок с немного неуместной веселостью не произнес: — И теперь, когда мы обменялись первыми в нашей жизни комплиментами, не подскажете, куда мы направляемся?

— В банк.

— Зачем?

— А зачем люди ходят в банк? — Мы перешли на противоположную сторону улицы. — Чтобы получить вексельную книжку. Причина проста — мне нужны деньги.

— Знакомая ситуация, — произнес сокурсник, а я посоветовала себе осторожнее выбирать слова, чтобы избежать неловких ситуаций, как сейчас, например.

Главное отделение Эрнестальского золотого банка находилось на втором трамвайном кольце. Сейчас все мало-мальски значимое располагалось на втором трамвайном кольце. Первое давно уже было нерабочим. Если быть точной лет десять как. Мы с Мэрдоком обогнули заколоченную ратушу, миновали пустую водонапорную башню. Сейчас пустую, десять лет назад из нее выкачали всю воду, чтобы потушить пожар, но этого все равно оказалось мало. Серые камни под ногами сменились черными. Говорят, сколько ни отмывали мостовую после случившегося, она так и осталась черной. Маги уверяли, что это из-за компонентного топлива, на котором летали дирижабли, рыцари утверждали, что в камни просто въелась кровь, жрицы уверяли, что богини оставили камни черными, как напоминание, что их воля превыше всего.

Впрочем, люди этим напоминанием не удовольствовались. Они установили свое. Мы остановились на краю круглой площади. Ровного выжженного пепелища, справа виднелся остов жилого дома, сгоревшая крыша рухнула вниз, рядом зиял пустым провалом вход в библиотеку, бывший печатный двор, который растащили почти по камушку, а вот остальные развалины не тронули. Ничего не тронули, только установили в центре черной площади коленопреклоненную фигуру.

Некоторые говорили, что это Дева Искупительница, иные с негодованием отвергали это предположение, уж очень страшной получилась фигура. Для ее создания взяли камень от каждого сгоревшего дома, да так и не скрепили до конца, словно нарочно оставив зазоры. Коленопреклоненная статуя казалась разбитой, а потом наскоро собранной обратно. Такой же разбитой, как и жизни многих семей. Каждый родственник дал на создание этого памятника по медной монетке. Дали бы и больше, но собранной меди хватило с лихвой.

Мы смотрели на стоящую на коленях девушку сбоку, она протягивала одну руку к разрушенному дому, а второй опиралась на землю. В правой ладони всегда горел огонек. Днем и ночью, утром и вечером, зимой и летом, осень и весной. Если свеча гасла, то ее сразу же зажигали, любой, кто проходил мимо, любой, кто считал своим долгом оставить цветок у ног статуи. Десять лет прошло, а свежие цветы лежали и сегодня.

— Как жаль, что я не купила цветов, — проговорила я, когда Мэрдок стал огибать статую.

— Никогда не понимал, какой в них прок мертвецам.

— Они нужны не мертвым, они нужны живым, — прошептала я, вглядываясь в лицо статуи, оно было таким же грубым, как и тело.

— То есть поступок не несущий никакой практической ценности, но служащий для успокоения собственной совести и ощущения сопричастности, мол, и я что-то сделал.

— Я предпочитаю называть это — утешением, — произнесла я, и почувствовала, как напряглась под пальцами рука Хоторна. Осторожно Иви, здесь погибла вся его семья. Мало того, именно эту семью винили в произошедшем, так как родителям Хоторна принадлежала та воздухоплавательная компания.

— А я называю это прибылью цветочных магазинов. Вы заметили, сколько их тут? Почти все лавки разорились, а эти процветают. — Его палка ударилась обо что-то металлическое и я опустила голову. Трамвайный рельс, оказался почти вплавлен в черный камень. Здесь больше никогда не проедет вагон, его пустили через квартал, перенесли первое трамвайное кольцо дальше, но оно стало для людей вторым.

Я повернулась к статуе, у ее подножия лежал алахен. Его еще называли северной розой. Ярко алый бутон, распускающийся в чирийский горах зимой. И только зимой. Аньес всегда ставила букет из этих цветов в гостиной. А матушка относила один из бутонов в семейный склеп и клала на памятную плиту дяди Витольда. Тоже бесполезное действие, но графиня Астер считала иначе. Кто бы ни принес алахен сюда, он явно привез с гор. Один из последних в этом году.

А вдруг это матушка? Нет, не стоит так думать, не стоит принимать желаемое за действительное. Прав Мэрдок, цветочных лавок вокруг больше дюжины и…

— Идемте, Ивидель, тут не на что смотреть, то ли дело в банке: золото и бронза, чернила и воск, запах больших денег кружит голову. — Он улыбнулся, и я не могла не улыбнуться в ответ. В этом страшном месте нечасто улыбаются.

Хоторн оказался прав, в банке пахло деньгами. И не просто гербовой бумагой и восковыми печатями, а очень большими деньгами. Знаете, есть такие места, где робеют даже богачи, места, куда не заглядывают бедняки и куда с неуемным пафосом заходят купцы. Эрнестальский золотой банк был огромен, зал для посетителей напоминал тронный, мраморные колонны походили на лес, столы служащих казались монументальными, как плиты в усыпальницах. И все та же столичная тишина, нарушаемая лишь скрипом перьев, шаркающими шагами и улыбками. Да улыбки бесшумны, но они просто звенели в окружающем великолепии, как бы абсурдно это не звучало.

— Мисс Астер, мистер Хоторн, прошу вас, — поприветствовал нас управляющий. Они тут почти все именовали себя «управляющими». Они управляли финансами. — Прошу сюда. — Он проводил нас к своему столу ивыдвинул для меня стул. — Рад видеть вас, графиня, и вас, граф. Чем могу служить?

— Мне нужна вексельная книжка, — сказала я присаживаясь.

— Конечно, леди Астер, — управляющий подозвал одного из клерков и отдал распоряжение. — Это займет всего несколько минут, может быть пока приказать подать чай.

— Нет, благодарю вас.

Мэрдок со стуком прислонил свою трость к столу. Тишина в банке нарушил чей-то нарочитый смех. Управляющий никак не прокомментировал это, лишь улыбка стала еще более лучезарной и более натянутой.

— Давай-давай шевелись, проверяй свои бумажки. — Смех сменилсявизгливым выкриком и напосетителя обернулись все, кто находился в зале.

Вычурно одетый молодой человек прикоснулся к шляпе в знак приветствия и снова повернулся к работнику банка. Служащий быстро листал толстую тетрадь, его выдердка подвергалась немалому испытанию.

— Очень рад был видеть вашего батюшку в добром здравии, — сказал «наш» управляющий.

— Что? — излишне громко спросила я. — Вы видели папеньку? Когда?

— Эммм… Три дня назад, если мне не изменяет память. Он и ваша дражайшая матушка нанесли нам визит.

— Что они тут делали? — спросила я, чувствуя, как один из тревожных узелков внутри развязывается. Три дня назад! Их видели три дня назад, а значит, тогда все было в порядке.

— Тише, леди Астер. — Мэрдок предупреждающе коснулся моего запястья. — Вряд ли кто-то в этом банке вправе обсуждать действия вашего отца.