Правнучка стрелы

Они на какое-то время забыли о существовании убийцы Зинаиды. Но Тихий, впавший в оцепенение, и не думал бежать. Он был на прицепе, связанный наручниками с Зурановым. Да и даже, если бы его освободили на какое-то время от оков, он не решился бы на то, чтобы слинять. Понимал, скорей всего, что одна из пуль, дружно выпущенных из трёх стволов, при таком раскладе, настигнет его. Кроме того, он надеялся, что его эти люди оставят в живых за то, что он отдаст им всё: трёхэтажный особнячок в Матвеевке (она же и Малая Матвеевка) с двумя гаражами, все свои не очень малые сбережения. Кроме того, уркаган намеревался вломить всех, кого надо и не надо.

Он почти был уверен, что ему это зачтётся. Чем чёрт не шутит, а вдруг это очень важные менты из Москвы, и его, Федю Тишина, определят в очередной раз к хозяину, на зону. Похоже, что «мусорилы». Были бы беспредельщики, они сначала его обчистили бы по полной программе, натурально и документально…А на зоне можно жить («только б выжить») и славно можно время коротать. Главное – с порога подфартить смотрящему из законных или тому, кто в паханах там ходить будет… из авторитетов. Тут Федя осечки не произведёт. А за то, что кого и вляпает, сдаст, он отмажется. Ибо то – не свои, а все – канцелярские крысы, не знающие тюремных нар. Не более того. Да, возможно, и некому его под предъяву будет ставить.

Вывозить отсюда обезглавленное тело было бы почти не возможным делом. Да и тут же, на законных основаниях, захоронить или кремировать, не реально. Поступить так – означало сдать себя с потрохами организованной преступной группировке, где всё повязано. И тогда не могло бы идти ни какой речи не только о возмездии, но и малейшем торжестве справедливости.

– Вот, что, Федя, – глубокомысленно сказал Зуранов, – пока оставим всё, как есть. Поехали к тебе в гости. Думаем, что живёшь ты, хоть и в гордом одиночестве, но не очень бедно.

– А я и не против,– оживился Тихий, – в доме всякий коньячок найдётся. «Браслеты» только с меня сбросьте, а я уж в долгу не останусь.

– Никто, Федя, из нас даже издали не походит на идиота,– резонно заметил Гранкин.– Пойдём в машину. Мерседес подан!

– А если я не скажу, где проживаю,– заупрямился Тишин.– Можете стрелять, но не…

Разумеется, договорить он не успел. Интеллигентный и в недавние времена очень человеколюбивый еврей Шнорре со всей силы ударил ногой уркагана чуть пониже живота. Тишин скрючился от боли, повалившись на землю. Едва на ногах устоял атлетически сложенный и тренированный Зуранов, ибо был соединён с убийцей наручниками.

– Если тебе, мерзкое отродье, мало такого аргумента, то могу, к примеру, выколоть тебе глаз, отрезать ухо или прострелить ногу. – Шнорре сплюнул в сторону.– Решай! Только побыстрее! Даже быстрее, чем совокупляются кролики.

Зуранов приподнял с земли стонущего от боли, уркагана и поволок его к машине. Тот окончательно и бесповоротно решил делать всё, что ему прикажут странные, решительные и непонятные господа.

До места они добрались быстро. Трёхэтажный, не очень, но крутой особняк Тишина стоял почти в стороне от Матвеевки. И его ни коим образом нельзя было сравнить с тем домиком, где проживала, в центре села, подруга покойной Зинаиды, педагог-пенсионер Эльвира Николаевна Вдовина. Здесь, рядом с домом Тихого, находился и шикарный гараж, разумеется, уходивший в глубину ещё на два этажа. Наверняка, в нём, кроме «Ланд Крузера» семейства Шнорре, находилась ещё пара трофейных машин…возможно, для продажи. Ключи от его ворот и дверей особняка лежали в надёжном потайном месте, в металлическом ящике, скрытом от посторонних глаз.

Распивать чаи и коньяки с бандитом у них не имелось времени и желания. Тишин безропотно открыл два сейфа, в которых хранились деньги и кое-какие драгоценности. Возможно, кое-что он утаил, что не очень расстраивало друзей, частных сыщиков. Правда, предприимчивый и скуповатый Гранкин взял себе лично, на память, три серебряные вазы и небольшую металлическую банку с непонятным кавказским орнаментом на крышке и на её четырёхгранных боках.

– Кроме всего прочего, Дэн, – сказал Зуранов,– найди жестяной поддон, чтобы умещался в багажнике. Заправь нашу машину. Уверен, что у гада Тишина в гараже имеется всякая горючка, и девяносто второй бензин тоже. Ты, Арнольдович, иди с Денисом. Поможешь. Он знает, что делать.

После того, как они ушли, Тишин вкрадчиво, упавшим голосом сказал Зуранову:

– Слышь, брателло, может, договоримся. У меня золотишко и камешки, на чёрный день, зарыты. Брось ты их. Мы с тобой заживём, как надо. Когда их уберём, то я скажу, где и что искать.

– Наверняка, в оранжерее. В углу, на грядке, где у тебя розы китайские цветут, и хламу хватает. Ты же тупой.

– Откуда ты знаешь, что тайник находится там?

– На твоей роже всё написано, трусливый шакал. Даже добро спрятать, как следует, не в состоянии.

Алексей нашёл в одной из кладовочек толстую длинную верёвку, снял с бандита и себя наручники. Тишин воспользовался паузой и успел ударить Зуранова хрустальной вазой, но тот увернулся. Поэтому удар пришёлся не в висок, а в плечо. Ответ был мгновенным и обычным: кулак сыщика стремительно нащупал солнечное сплетение отживающего свой век «шестёрки».

Он прочно спутал Тишина верёвкой по рукам и ногам. Потом привязал его обмякшее тело к радиатору парового отопления, на кухне. Пришедшему в себя бандиту Зуранов просто сказал:

– Чудной ты человек, Тихий. Ты надеялся убить меня хрустальной вазой? Чушь! Ибо мои голова и тело выдерживали и не такую… осаду. Ты – жалкая мышь по сравнению со мной. Но не в том твоя беда. Многие сотни тысяч людей на Земле живут честно, не корча из себя супербоевиков и крутых. И это люди! Они живут нормально, как и подобает людям. А ты – гнида…

– Пощади! У меня было трудное детство… Я буду орать на весь дом. Меня услышат,– бандит от страха говорил почти шёпотом, голос его охрип.– Меня спасут…

– Никто не услышит. Ты живёшь почти за селом. А если бы кто и услышал, то перекрестился и в тайне порадовался бы тому, что ты больше никому не понаделаешь гадостей. Я уверен, что грехов на тебе, тварь ползучая, очень много.

В дом вернулись Гранкин и Шнорре. Каждый в руках держал по две канистры с бензином. Они сделали всё, как надо. Сотворили длинную «дорожку» из горючего, и протянули её далеко за пределы частной усадьбы, почти к автомобилю.

– Ты, Арнольдович, можешь попрощаться с садистом, убийцей твоей жены, Зинаиды Марковны,– Зуранов отошёл в сторону от уркагана. – Представь, как он отпиливал ей голову ножовкой, представь! Она умирала в страшной агонии. Ты можешь отрезать ему нос, выколоть глаз…

– Всё я понимаю,– тихо ответил Шнорре.– Много бы я дал за то, если бы те господа, которые легли под американскую «демократию» и активно борются за отмену смертной казни вот таких подонков, как данный кусок дерьма, почувствовали их «шалости» на собственной шкуре.

– Многих гадов лечат, как бы, от психических заболеваний,– заметил Гранкин,– а потом выпускают на свободу, и они продолжают творить свои чёрные дела.

– Я ведь и, вправду, не прошёл, без базара, медицинского обследования,– прохрипел Тихий.– Ведь меня нельзя убивать. Ведь меня даже не судили, мне не было предъявлено обвинения. А я могу вам много рассказать такого, что вам пригодится… ведь я ещё и не жил на свете.