Правнучка стрелы

Они взяли с собой всё самое необходимое: пистолет, документы, изъятые у копов-бандитов, деньги, драгоценности, лежащие в сейфе. Шнорре набил большую сумку необходимыми вещами. Пришлось ему прихватить с собой и голову Зинаиды, положив её в небольшой холщовый мешок. Алексей не сразу убедил Михаила Арнольдовича в том, что оставлять её в квартире, которая, возможно, через несколько часов будет превращена в руины, не логично.

С большой неохотой Шнорре аккуратно положил голову своей жены в багажник. Сам же занял заднее место в салоне. Рядом с Денисом, который устроился за рулём как самый наиболее опытный водитель, из присутствующих, Зуранов. У Гранкина, ещё в более раннем молодом возрасте, была машина. Наша, отечественная, «Нива». Пока он не разбил её в одной жуткой аварии, отделавшись двумя-тремя царапинами и вывихом левой руки. Что касается его личного автотранспорта, то после того, как он врезался в гружёную фуру, то стал попросту грудой металлолома.

– Да, надо будет машину покупать. Без неё, как без рук.– Денис выехал со двора на основную дорогу.– Вот Полина приедет из-за бугра, что-нибудь с ней сообразим. Надеюсь, что зарплата моя в твоей конторе, Лёха, будет не меньше, чем у адвоката средней руки.

– Надейся, Дэн,– Зуранов закурил.– Ты хоть не забыл, куда мы сейчас едем?

– Как же? Помню. В Матвеевский леспромхоз. – Гранкин тоже достал сигарету, внимательно следя за дорогой, небрежно сунул её в рот. – Надо будет душу из господина бандита Тихого вынуть. От тела её отделить.

– Нет там никакой души, – с задумчивой тоской заметил Шнорре.– Мерзопакостный гад жить не должен! Так вот и прикиньте, маленький член к большому носу, господа! Только тогда суд можно назвать законным, когда он справедлив. Убить мерзавца должен только я! И никто другой!

– Успокойся, Арнольдович, и у тебя, и у всех нас будут руки в крови,– твёрдо сказал Зуранов. – Время такое… подлое. Задемокраченное! Преступники – на свободе, а…

– Ты прав, Лёха,– согласился с ним Денис, обгоняя незагруженный лесовоз.– А Тишина, если бы у нас имелась возможность подвести гада под суд, то он бы его оправдал… или наказал бы так, очень условно. А поскольку, все твари-подельники на верхотуре знают, что такая вот тля может «запеть» на суде не совсем, что надо, то, в крайнем случае, скоту пообещают объявить его невменяемым… и в больничку. А станет артачиться и требовать большой кусок, то могут, реально, и убрать… мелкую сошку.

Почти до самого леспромхоза они почти не разговаривали друг с другом, надеясь, что всё пройдёт гладко, желательно, без свидетелей. Они остановили «Шкоду» недалеко от ворот верхнего склада леспромхоза, который практически не охранялся. В своей мелкой сторожке-будке верный пёс в образе человека, стоящий на защите акционерной собственности, увлечённо беседовал с кем-то по телефону.

Он ни малейшего внимания не обращал на тех, кто входил на территорию леспромхоза и выходил. Правильно, чего тут выгибаться, когда все в селе Большая Матвеевка свои. И так дел по горло. Только и успевай поднимать шлагбаум перед машинами, идущими сюда и гружёнными лесом, да и порожние надо выпускать. Вот за выезжающими на деляны шоферами догляд кое-какой необходим. Неровен час, что-нибудь могут с собой прихватить, к примеру, тот же топор. Жаль ведь хозяйчику, одному из многочисленных воров и грабителей «личного» инструмента… Добра не напасёшься. Так вот… и продолжается полным ходом разграбление и присвоение народных богатств.

В данном случае леса. «Ходи, Машенька, за грибочками в иные места. А тут всё куплено на корню… Только у кого и как? Не ясно. Ведь народ (он и есть государство) ни кому и ничего не продавал и не дарил. Даже в аренду не сдавал». Но, слава богу, леса еще в России достаточно, и люди наши добрые, к примеру, уж виселиц многие тысячи способны соорудить… Что же тут скажешь, трудолюбивый народ и не справедливо обиженный. К тому всё и катится.

Уж тут любая свинья должна понимать, что не всё ей у кормушки жировать, когда-то ведь и на забой придётся… Ан ведь, не все скоты такое осознают. А то ведь их давно уж за «бугры» бы отправили, чтобы и дальше «вес набирали». Только вот зачем? Какому бомжу или безработному российскому от того выгода? По нолям, что называется.

Скоро, совсем скоро, Великой Стране на голове-то стоять надоест, и примет она свою естественную позу – на ноги собственные обопрётся. Придём уж, как-нибудь, к Демократии и увидим Святую Русь истинно Вечевой. Всё к этому идёт. Пора уж детишкам нашим из долларовых купюр делать бумажные кораблики и пускать их в плавание… в грязных весенних лужах. Время любоваться ведь и взрослым людям такой славной картиной…

Да ведь и не гоже стоять у власти… даже в самом диком племени всяким и разным кланам (тем более, от партий). В грядущем их удел в лото играть по ночам в арендованных помещениях, но только не на народные деньги… На собственные, если, понятное дело, не состоявшиеся политиканы не разучились держать в руках, хотя бы, лопаты. Любому народу должны принадлежать богатства собственной страны, конкретно, каждому, а не ни каким-то там, простите, «фронтам». Разве может быть иначе?

Шнорре остался в машине, а Зуранов и Гранкин спокойно прошли на территорию леспромхоза. Охранник даже поленился посмотреть в их сторону. Возможно, он видел их, так называемым, боковым зрением. Чоповец твёрдо был уверен в том, что чужие и, причём, без надобности, здесь не шастают. На обратном пути, конечно же, ему надо будет понаблюдать, не выносят ли незнакомые гости, к примеру, бревно на своих плечах. И если выносят – то остановить… Возможно, с дальнейшей выгодой для себя.

Долго Тихого им искать не пришлось. Уркаган Федя Тишин не занимался своими непосредственными обязанностями подсобного рабочего или кого там ещё. Да и дело шло к вечеру, можно было и повалять дурака. Он сидел, вероятно, с молодящейся приёмщицей, за огромным штабелем брёвен. Не столько даже обжимал её, что называется, сколько рассказывал, какой он крутой. Это беда и удел всех бакланов, творить базар и расправляться в тихую с теми, кто слабее их. Тем более, что было видно не вооружённым глазом, Тихий «работал под прикрытием». Да ещё каким! На грязные дела его посылали те, кто мог и должен был, со временем, смешать его с дерьмом.

– Да я, Танька, тут любого держу в лапе! – Говорил он такое приёмщице нарочито громко, завидев издали, что к нему направляются двое неизвестных.– Вон два чучела ко мне кондыбают. Видать, дело у них до меня. Без Тихого ни один скворец не может.

– Ну, я пойду в избушку,– немного смутилась Танька, вставая с бревна. – Хоть и работы на сегодня нет, а вдруг кто из начальства заявится.

– Скажешь, что со мной беседу вела, так и заткнуться. А мы с тобой, Танюха, обязательно у меня на хате покувыркаемся. Вот освобожусь малость и… займёмся. Мне ещё твой мужик спасибо скажет за то, что станешь бодрой и весёлой.

– Да, ну, тебя, Сергеич! – Крикнула уже издали она.– Ты всё только обещаешь!

Сыщики дождались, когда сухопарая и явно находящаяся в «творческом» поиске приёмщица исчезнет из виду. Они подошли к закурившему сигарету Тихому с улыбками на лицах. Не очень-то, видно, на зонах подорвал в тяжких трудах и лишениях своё здоровье Федя Тишин. Выглядел молодо, как и есть, на свой положенный тридцатник с небольшим. Этакий бутуз, где-то ростом не больше одного метра семидесяти сантиметров или около того.

В новенькой синей стёганке и такого же цвета шапочке-вязанке он мог, вполне, сойти в каком-нибудь крутом отечественном кинобоевике даже не за уркагана, а старшего лейтенанта полиции. Рожа нагло-лилейная, почти святой или, где-то, рядом. Но вид самоуверенный, спокойный. «Шестёрки» везде хорошо живут,– подумал Зуранов,– но до поры до времени. Даже если они и козырные, всё одно, козлы отпущения или для бандитов, или для «самых справедливых» судов.

– Кого-то, пацаны, ищем? – Поинтересовался Тихий.– Может, меня или на задницу огромных радостей?

– Мы по твоему громкому базару осознали, что ты и есть Федя Тишин, да к тому же ещё и Сергеевич. Но ты, Тихий, как бы, думаешь о себе совсем не то, что знаешь,– почти по блатному сказал Гранкин. – Тебя, скворца, птицу ощипанную Палыч желает видеть.

– Оно, конечно, братан, ты сладко поёшь,– правая рука Тихого очень осторожно полезла во внутренний карман фуфайки-стёганки, сто процентов, за волыной. – А с Палычем я имею контакт только через мобилу, и если надо…

Но достать пушку из фуфловского нутра и докукарекать начатого им словесного поноса Тихий не успел. Алексей в прыжке достал ребром ладони переносицу уркагана, и тот, как куль с дерьмом, завалился под огромный штабель брёвен.