Правнучка стрелы

– А если, короче, Рома,– понимая, что дело идёт к развязке, сказал Шнорре.– Если честно, то ты мне уже тут своей болтологией поднадоел.

– Согласен! Дорога каждая минута! Но особо то спешить некогда. Но открою тайну, – сказал, изображая улыбку, Роман Палыч. – Он твою старушку немного оглоушил, отвёз в её же машине за город и, заметь, прямо ей, живой, отпилил голову обычной ножовкой. Вряд ли он труп-то закопал. Поленился. У него две ходки. Погоняло его – Тихий. Одним словом, он на Верхнем складе Матвеевского леспромхоза трудится подсобником… На большее ума нет. Зато он теперь ударник капиталистического труда. Фёдор Тишин. Отчества не запомнил. Всё! Доволен?

– Так и, вже, и доволен,– у Шнорре налились яростью глаза, и он со всего маху ударил майора-преступника по голове стоящей на столе массивной керамической вазой.– Подыхай, собака!

Рука Василия дернулась к кобуре, под пиджаком. Но он не успел воспользоваться оружием. Получил хороший удар по черепу рукояткой пистолета Стечкина. Это вовремя сделал Зуранов, ибо уже Алексей и Денис не ждали особого приглашения… к застольной беседе. Пришло время действовать. Оба бандита были на какое-то мгновение отключены. Зуранов разоружил преступников, вытащил из карманов их одежды всё содержимое. Там оказались кошельки, ключи, мобильные телефоны и какие-то красные «корочки», скорей всего, служебные удостоверения.

– Ты, Михаил Арнольдович, молодец,– сказал Зуранов, заводя поочередно бандитам «лапы» за спину и надевая на запястья рук непрошенных гостей «браслеты». – Не надо было рисковать. Мы сами бы всё сделали. Тем более, твои гости дорогие, ребята расслабились, попрятали пушки…

– Дело не в риске… Я просто представил, что как какая-то сволочь у моей Зины…отпиливает голову, и рука сама… – По щекам Шнорре покатились слёзы. – А что с бумагами будем делать? Спрячу в сейф, а потом с ними – в прокуратуру пойдём?

– Дядя Миша,– с грустью сказал Гранкин,– какая, к чертям собачьим, прокуратура! Разве ты не понял, что в нашем славном городке правоохранительные органы прочно повязаны с бандитами и дельцами. На столько прочно, что если мы даже сдадим этих ментов куда надо, то они получат только благодарность. А все мы поимеем… срок, причём, хороший. У нас есть в адвокатуре, как я сообразил, и капитально подкормленные защитники… закона. Да и Москва уберёт троих, от силы, четвёрых. А всё дерьмо останется! Столице такие провинциальные скандалы не нужны. Там обдираловка народных масс идёт на высочайшем уровне.

– Так я не понял! – Изумился Шнорре.– Так, что, тут полицейские со мной общались, почти что, на воровском жаргоне?

– Ещё какие! – Сообщил Зуранов.– Вот этот толстомордый – капитан Самохвалов из городского отдела УВД по борьбе с организованной преступностью и даже отловил несколько мелких сявок и одного, похоже, сексуального маньяка. Скорей всего, изобличил психа, который взял на себя чужую вину… просто так. Сумасшедших всё больше и больше, и они нужны мафии, играющей в «паровозики». Работа есть, даже у таких гадов, как Самохвалов.

– А второй – мой и Лёхин однокашник, опер, почти с правами следователя, лейтенант Прошин. То же, в каком-то из полицейских отделов шалается. Как был дерьмом, так им и остался.

Бандиты пришли в себя зашевелились. Капитан Самохвалов гневно и нагло заявил:

– Ну-ка, быстро, Зуранов, освободил нас! Ты же мужик умный, не то, что пенёк Гранкин. Ты же должен понять, что мы, таким образом, прощупывали мафиозника Шнорре…

– Хоть ты и, на самом деле, буржуй, Михаил Арнольдович, каких свет не видел,– с холодным юмором сказал Алексей,– но за такие оскорбительные слова рекомендую тебе лично наказать нарисовавшихся здесь орлов.

– Верно,– согласился Шнорре,– я буржуй и, может быть, на такую тему уже каюсь. Но бить я сейчас своих дорогих гостей стану до той минуты, пока не сломаю об них кулаки.

– Зачем ломать кулаки, дядя Миша?– Посоветовал Гранкин.– Сходи на кухню и принеси оттуда сковородку. Очень удобный инструмент. Не жалей… купишь новую.

Пока Шнорре ходил за сковородкой, Алексей и Денис терпеливо выслушивали от бандитов, при ксивах, маты, угрозы, потом – просьбы и мольбы…

– Дениска, – причитал лейтенант Прошин,– будь человеком – отпусти меня. Такую затею гад толстозадый, Самохвалов, придумал. И меня вот они, суки, и втянули! Дэн, мы же с тобой вместе самогонку пили. А ты, Зуранов, тоже уже забыл всё доброе…

– С покойниками не общаюсь, – коротко среагировал на плачи Васи Зуранов. – С них толку, как с козла молока.

– А ты лучше нас спроси, что и как. Мы тебе расскажем, – предложил капитан Самохвалов, корчась в неудобной лежачей позе. – Если виноваты, ответим – по закону, а нет… тогда вам придётся отвечать.

– Ничего я не желаю от вас слышать! – Твёрдо сказал Зуранов. – Законы все написаны под таких вот, как вы… Решение одно – истреблять будем всех вас… гадов под корень. А именно вы – первые ласточки. Успокойся, бурдюк с дерьмом, дойдёт очередь и до Листрилова, и до… Слушай теперь ты меня, Михаил Арнольдович. Присутствующим здесь сволочам, за то, что они испоганили имя российского полицейского полагается штраф. Для начала, они должны сожрать свои служебные удостоверения. Приступай!

– Ты за всё ответишь, Зуранов! – Заверил Самохвалов. – Тебя, как собаку, без следа и следствия…

За пререкания капитан полиции получил удар сковородкой по плечу и взвыл от боли.

– По черепу получится гораздо больнее,– предупредил Шнорре, пихая Самохвалову «красную корку» (удостоверение) в рот. – Откушайте, господин бывший капитан полиции. Ваша ксива – кошерная пища. Ведь новая, уже не милицейская… Может и быть, почти что салат с капустой. А с краю тарелки, прикинь себе, – куринная лапка.

Самохвалов выплюнул, злобно матерясь, своё коповское удостоверение, но на сей раз сковорода рассекла ему бровь. Лейтенант Прошин жалобно заскулил. В буквальном смысле, со слезами на глазах, Самохвалов с большим старанием старался грызть зубами свою твёрдую ксиву. Делал он это, торопливо, судорожно, опасаясь быть убитым сковородой. От страха и стараний, он обмочился. Но удостоверение личности сожрал и попросил воды.

– Может быть, господин хороший, вы ещё попросите и голубцов со сметанной? – Сказал нервно Шнорре, входя в роль садиста. – Вы и без того неаккуратно обмочили мою персидскую дорожку. А представьте, как бы вы ощущали себя, если бы она стала вашей частной собственностью.

В отличие от своего начальника, Прошин съел своё удостоверение личности быстро и без споров. Ему не хотелось быть побитым большой сковородой, от «Тефали», которая, по утверждению автора известного рекламного ролика, «заботиться о нас». Василий в тайне надеялся, что их сейчас немного повоспитывают, а потом отпустят с миром и назидательно скажут: «Идите! Но больше никого не убивайте! Это не хорошо. Ишь, какие шкодники!». Всё будет хорошо и… славно… Бандиты свято верили, что, скорей всего, он и старший по званию, Самохвалов, будут выступать в суде, в качестве пострадавших, против злых и жестоких наглецов, напавших на них, на представителей органов правоохранительного порядка, блюстителей законов… от самых «верхних смотрящих». Лично он, Прошин, сделает всё, чтобы Зуранову, Шнорре и Гранкину вкатили по червонцу строгача. Скорей всего, на зоне их и похоронят… «добрые» люди.