Право на месть (Страх - 2)
Шрифт:
Через час я пересчитал деньги. Было без мало двадцать рублей! В моем положении целове состояние. Боже, как я был рад. Если бы прежде выиграл немыслимую сумму, тоя бы им не радовался так, как этим двадцати рублям.
Я поспешил в буфет, где купил стакан куриного бульона и рогалик. Больше я себе позволить не мог, так как занал, что это может для меня кончится плачевно. Очень даже плачевно.
В правильности этого я убедился тут же. Даже глоток бульона, попав в желудок, вызвал в нем резкие сокращения и сильную боль. Я подождал пока приступ боли пройдет, покрошил рогалик в бульон и принялся медленно есть. Ничего более вкусного
Утром я чувствовал себя достаточно бодрым, отдохнувшим. Я совсем повеселел. Если так дальше пойдет, то через пару дней я буду в норме.
В знакомом переходе я занял прежнее место. Скоро в моей коробке весело зазвенели монеты. Примерно через час расхлябанной, вальяжной походкой ко мне подошел парень лет двадцати - двадцати пяти. Был он огромен и толст. Долго рассматривал нагловатым взглядом, крутя на указательном пальце правой руки цепочку из желтого металла.
– Новенький?
– спросил он лениво-равнодушно.
Я понял, что его появление здесь не случайно и ничего хорошего мне не сулит. Решил быть предельно вежливым.
– Да, - кивнул я, заискивающе улыбнувшись.
– Только вчера начал.
– А что такой тощий?
– Да вот, такой, - пожал плечами.
– И правильно. Такие больше жалости вызывают. Деньги сейчас будешь платить?
– Какие деньги? За что?
– не понял я.
– Ты что, чукча, с луны свалился?!
– очень он удивился.
– За место, естественно. В этой жизни за все надо платить. Таков закон выживания.
– А сколько?
– Тысячу баксов.
– Долларов?!
– Я поперхнулся воздухом и долго. надсадно кашлял. Я никак не мог даже предположить, что и в этом деле существует рэкет.
– Ты что, чахоточныйЮ?
– с опасениен спросил он.
– Нет-нет, это так, в горло что-то попало. Тысячу долларов! Вы вероятно пошутили, да?
– Нисколько , я даже занизил таксу для такого бойкого места. Тысячу долларов и ни цента меньше. Понял, ты, ханурик?
– Если бы у меня были такие деньги, то зачем бы я здесь стоял?
В равнодушном взгляде рэкетира засквозило удивление.
– Ты чё, дистрофик, прикалываешься?! Профессионал за неделю такую сумму берет.
– Какой профессионал?
– не понял я.
– В каждом деле есть профессионалы. В твоем - тоже. Короче, если ты, клякса, завтра не притартаешь баксы, то я тебе глаз на жопу натяну и голым в Африку пущу. Усек?
– Усек, - обреченно ответил я.
– Вот и ладушки.
– Он протянул руку к моему лицу. Я решил, что ударит и втянул голову в плечи. Но он лишь слегка коснулся рукой у моего уха и в ней появилась стодолларовая купюра.
– Что ж ты, чукча, плел, что у тебя нет баксов, а? Ты ж ими весь обвешан, - укоризненно сказал он и громко рассмеялся, очень довольный своей шуткой и собой.
Медленно вальяжной походкой, будто женщина покачивая мощными бедрами. он удалился. А я продолжил свой бизнес. Он оказался сравнительно удачным и я ел по полной программе, налегая на мясо. Мне нужен был ещё один день для восстановления сил. И он у меня будет.
Утром, прежде чем заступить на свой "почетный" пост, я зашел в камеру хранения и взял из сумки пистолет.
С ним будет надежнее. И я направился в знакомый переход.Через час я увидел старого знакомого. С ним был пожилой нищий с лицом Квазимоды.
– Ну, а я тебе о чем говорил?
– сказал рэкетир, обращаясь к своему спутнику.
– А ты: "Не может быть! Не может быть!".
– Вот козел!
– возмутился нищий и грязно выругался.
– Ну что, принес?
– спросил меня рэкетир.
– Да. Я сейчас.
– Из внутреннего кармана пиджака я достал пистолет и направил его на рэкетира.
– Этого будет достаточно?
Его глаза в буквальном смысле полезли на лоб и выразили сначала удивление, тут же сменившееся животным страхом. Он никак не ожидал подобного развития событий.
– Эй, эй! Ты чё, в натуре!
– ошалело проговорил он, пятясь.
– Вот, падла!
– в сердцах проговорил "Квазимода" и вновь грязно выругался.
Я перевел пистолет на него.
– А тебе особое приглашение требуется?
Тот неожиданно рванул рубаху на груди и истошно завопил:
– Стреляй, сука! Русские умирают, но не сдаются!
– Ну, как знаешь, - сказал я, снимая пистолет с предохранителя и передергивая затвор.
Героизм Квазимоды кончился. Он повернулся и блатной пританцовывающей походкой пошел прочь, сопровождая свой отход громким пением:
– "Там сидела Мурка в кожаной тужурке, а на боку у Мурки был наган".
Когда они отошли на приличное расстояние, рэкетир прокричал:
– Считай, что ты, хиляк, уже покойник!
И только тут я заметил, что в начале прохода скопилась толпа прохожих, с любопытством следившая за развитием событий. Я поспешно спрятал пистолет. И только тут заметил, что меня всего буквально колотит от возбуждения. В целом же я был доволен собой. Порядок! До завтрашнего дня этот трус сюда не сунется. А завтра меня уже здесь не будет. Я буду совсем в другом месте.
Но, как показали дальнейшие события, я оказался слишком самонадеянным. Это меня и подвело.
Когда я закончил работу и, высыпав мелочь в карман, направился к выходу, сзади мне на голову обрушился страшный удар, погасив на время сознание. Когда я очнулся, то увидел, что меня пинают четверо нищих. Среди них был и одноногий калека с противоположной стороны перехода. Он прыгал на одной ноге, тыча меня костылем. Каждый из них норовил ударить побольнее, сопровождая свои действия отборнейшей матерщиной. Поодаль стоял рэкетир и направлял их действиях:
– Врежьте ему, мужики! Как следует врежьте! По почкам его, суку, по почкам!
Вскоре я уже надолго потерял сознание.
Пришел я в себя, лежащим в том же переходе у стены. Попробовал было встать, но не смог. Низ живота пронзила сильная боль. Кажется, они действительно мне что-то отбили. И я заплакал. Но не от боли, нет. От обиды на себя самого, кляня за самонадеянность. В последнее время я столько совершил непростительных ошибок, сколько не совершил за все предыдущие сорок пять лет. А я ведь был в полшаге от задуманного. Как же я теперь посмотрю Толе в глаза?! Господи! Если ты есть, то сделай что-нибудь! Помоги! Затем я почувствовал, что у меня начинают стыть ноги и понял, что умираю. А мимо шли и шли десятки, сотни, тысячи ног и никому не было никакого дела до умирающего в проходе нищего. А потом сознание мое заволокло черным и страшным, как наша жизнь, мраком.