Право на возвращение

Внезапно, мое внимание привлек отдаленный плеск весел. Я поспешно перевернулась и приняла в воде стоячее положение.

Моим глазам предстало совершенно невероятное судно. Это были сразу две пироги, соединенных между собою полосками дерева. В каждой из них сидело по пять гребцов. А поднимавшийся ближе к носу тугой треугольный парус задирал рога кверху, будто один из моих любимых литовских чертей! Вот это да — туземный катамаран! Ловко же здешние роботы соблюдают традиции! И в самом деле, экипаж судна состоял из очень смуглых, прямо-таки коричневых гребцов. Весь их наряд составляли только набедренные повязки из листьев, а шею украшали длинные вязанки мелких ракушек.

Сообразив, что это явно местные жители, которые вряд ли замешаны в каком-то заговоре, я двинулась им навстречу.

Не слишком торопясь, чтобы не вызвать у них подозрения, я приблизилась к правой пироге. Гребцы не проявляли враждебности, лишь удивленно переговаривались между собою. Я положила руки на борт и подтянулась — левую, как всегда пронзила острая боль. Закинув ногу на борт, я тут же полностью вылезла из воды и втянула Вобейду за ошейник. Туземцы невольно попятились, как будто даже испытывая страх. И это при том, что у них были при себе луки и гарпуны. Странновато для роботов. Мы никогда не боимся друг друга.

— Агой! — поприветствовала я их на общепринятом чешском. — Отвезите нас в город! У нас срочное научное дело!

В ответ раздалось лишь несколько недоуменных фраз, в которых я ничего не поняла.

— Послушайте! — воскликнула я, начиная терять терпение. — Я из Первой Московской лаборатории, в связи с убийством профессора Хэкигёку! Мне нужно срочно отыскать оставленные им материалы!

В ответ на это снова раздалось странное бормотание. Потом навстречу мне вышел юноша, по виду старше меня всего на несколько лет. Приблизившись ко мне, он, неожиданно бухнулся на колени и принялся кланяться. Товарищи последовали его примеру. Ничего себе!

Я наклонилась к парню, приподняла его за плечи и поставила на ноги. Он смотрел на меня с изумлением и испугом.

— Послушай, сейчас не до традиций и спектаклей. Срочно отвезите нас к ученым! — выпалила я и невольно слегка встряхнула его.

От этого он задрожал и снова выдал какую-то невнятную фразу.

— Jak? — догадалась я наконец. — Ne mluvis cesk'y?(*)

(*) Как? Ты не говоришь по-чешски? (чеш.)

Он не ответил ничего внятного даже на это. Но такого не может быть! Чешский язык вкладывается всем роботам по умолчанию, как рабочий. Без него не пишется ни одна программа или команда. Так неужели… передо мною люди? Последние люди, каким-то образом не попавшие в Антарктиду?

Впрочем, хотя они говорили на каком-то незнакомом мне языке, я смогла разобрать в их речи что-то испанское. Ага, видимо, это чаморро — язык коренных жителей Марианских островов. В семнадцатом веке испанцы истребили их на девяносто семь процентов, захватили острова почти до конца девятнадцатого века и на память оставили множество своих слов.

— Сеньорита рубио дель сьело! Сеньорита рубио дель сьело! — кричали они, разглядывая меня. Понятно, "светловолосая с неба". Значит, туземцы видели, как я падала в океан, и выслали катамаран специально на поиски. Видимо, они никогда прежде не видели живых блондинок. Если и встречали европейцев, то только испанцев, а среди них вряд ли найдутся блондины. А если учесть, что Вобейда тоже белой масти, то можно представить, какое впечатление мы произвели на них. Вероятно, они никогда не видели столько полностью белых существ.

Я попробовала заговорить с ними по-испански.

— Отвезите нас к вашему вождю, — потребовала я, как можно более властным тоном, раз уж они принимают меня за небесное создание.

Это возымело эффект — гребцы сразу же взялись за весла, а юноша, кланявшийся мне, принялся управлять парусом. Уже совсем скоро перед нами возникла зеленая громада острова.

Туземцы высыпали на берег первыми, продолжая кричать "Сеньорита рубио дель сьело!" Из видневшихся неподалеку хижин показались их соплеменники — женщины, дети, старики. Мы с Вобейдой не заставили себя звать, и, тоже спрыгнув на берег, приблизились к толпе.

Снова зазвучала непонятная мне речь с отдельными проблесками знакомых слов. Наконец, из самой большой хижины показался старик, одетый в такую же повязку из листьев, как и у всех остальных. Однако голову его украшало не что иное, как шлем военного летчика. Судя по цвету кожи, это не был заплутавший европеец, значит, шлем, найденный где-то в джунглях, говорил о высоком статусе его обладателя. И действительно, парень, который кланялся мне в пироге, теперь снова обернулся ко мне и, указывая на него, громко выкрикнул туземное слово, явно обозначавшее титул вождя.

Старик приблизился ко мне вплотную и тоже поклонился, но стоя — видимо, так полагалось по этикету — а заем заговорил уже на чисто испанском, хотя и ломанном языке, без артиклей и вообще без всякого соблюдения грамматики. Я совсем по-людски вздохнула с облегчением.

Выяснилось, что у них здесь отмечается какой-то местный праздник, и что мое падение в океан как раз стало гвоздем программы. Я не просто свалилась с неба, а один к одному попала в образ какой-то девы из легенды. Это я удачно зашла!

— А сейчас, о прекрасная светловолоса сеньорита с неба, прошу разделить с нами нашу скромную трапезу! — произнес вождь и снова поклонился мне.

— Богини не едят земной пиши, — произнесла я, внутренне улыбаясь (видел бы меня папа — вот порадовался бы — ведь в то, что я не ем, он вкладывал примерно такой смысл). — Но я приказываю накормить моего верного спутника — Пастуха Звезд!

Это я уже сболтнула первое, что пришло в голову, понятия не имея об их верованиях. Но туземцы восприняли мои слова с радостью и тут же принялись суетиться у костра. И уже совсем скоро перед Вобейдой поставили суп из морской черепахи, сваренной в собственном панцире. На второе спутнику богини подали шашлык их летучих мышей. Не знаю, как бы оценил эти блюда европеец, но Вобейда сразу же отдал должное традиционной Марианской кухне. Насухо вылизал панцирь, обглодал деревянные шампуры и уселся с высунутым языком, явно намекая, что неплохо бы все повторить. Аборигены оказались понятливыми, и перемена блюд повторялась еще с десяток раз.

Пока мой друг утолял свой в прямом смысле зверский аппетит, я попыталась выудить из вождя нужные мне сведения. Вскоре стало ясно, что здесь понятия не имеют о жизни внешнего мира за последнее столетие. Жители этой деревни уже давно ушли в леса, и не общались с более цивилизованными людьми и, тем более, не подозревали об эпохе роботов. О том, что здесь ведутся какие-то научные исследования, они, конечно, тоже не слыхали.

Возможно, в Хагатне я и встречу роботов. Но здесь, на нижнем конце хвостового плавника рыбы-Гуама, по-прежнему жили одни лишь люди! Каким только образом они уклонились от переселения! Ведь ООН тщательно прочесывала каждый клочок суши. И отсюда не то, что до столицы, но даже до ближайшего крупного селения, такого, как Оушенвью или Йиго, были многие километры.

Услышав имя профессора Хэкигёку, вождь неожиданно оживился, обернулся к толпе и что-то крикнул. К нам приблизился невысокий, но мускулистый парень, по чертам относившийся скорее, к монгольской расе, чем к здешним аборигенам. Однако, кожа его все-таки была довольно смуглой.

— Это Тумугон, — представил его вождь. — Тумугон рассказать дева желтый профессор.

Азиат бухнулся передо мною на колени, поклонился до земли, потом поднялся и начал свой рассказ не на испанском и даже не на чаморро, а на какой-то странной смеси японского и тагальского. Ну да, и тот и другой народ так же оставили здесь след. И хотя речь островитянина звучала странновато, я легко понимала его.