Право на возвращение

— Ты? При том, что у тебя есть любимое дело? Это вот я, никчемушка, по полу каталась, но ты, ученая с мировым именем…

— И что же, что дело? — невесело вздохнула она. — Родного человека никакое дело не заменит.

И мы с ней стали рассказывать друг другу о том, как каждая из нас переживала разлуку с папой и как выкарабкалась из этого.

Потом разговор плавно перешел на астрономию и на то, куда мы направляемся. Говорила в основном я, чтобы узнать, правильно ли мне все запомнилось. Амальтея поправляла меня, но довольно редко и, вобщем, признала, что для неспециалиста знания у меня приличные.

Пояс Койпера был открыт еще в конце двадцатого века, и с тех пор то и дело радовал астрономов неожиданными открытиями. Собственно, он похож на издавна привычный людям пояс астероидов, только располагается за орбитой Нептуна и протягивается до пятидесяти пяти астрономических единиц от Солнца, и потяжелее он примерно в двести раз. Ну еще бы — ведь в нем встречаются не только астероиды, но и множество карликовых планет, включая Плутон, в двадцатом веке считавшийся полноценной планетой. Мой папа говорил, что зря его разжаловали — привыкли же люди, что планет девять! Ну, мало ли, что там еще понаоткрыли — нельзя же традиции ломать! Но кто и когда слушал писателей…

Так вот, пояс Койпера на самом деле совсем не родственник наших старых знакомых астероидов. Если те из них, что вращаются между Марсом и Юпитером, состоят как будто из кусков обычной планеты — Фаэтона, как ее назвали фантасты, то есть из различных минералов и металлов, то в поясе Койпера буквально всё состоит изо льда, из застывших газов. И таких объектов там около семидесяти одной тысячи! Возможно, это ошметки газовых гигантов, а возможно те объекты, которые до гигантов так и не доросли. Вот ведь, получается, там, в космосе, все, как у людей — кто-то мечтал стать настоящей планетой, настоящим гигантом, чтобы все видели и восхищались, а в результате не стал никем, так, что даже ни один из астрономов не держит его в памяти. Правда, надежда у этих объектов все-таки есть. Некоторым из тех, что годами томились лишь под каталожным номером, вдруг присваивают имена богов. А там, глядишь, и недолго до полного повышения — статуса карликовой планеты. Вот так вот жило-тужило небесное тело миллиарды лет, терзаясь от безвестности и ненужности во вселенной, как вдруг удостоилось-таки признания, когда ему уже ничего в жизни не хочется…

Еще более удивительные мелкие объекты находятся между Юпитером и Нептуном. Это так называемые кентавры, похожие одновременно и на старые добрые астероиды, и на ледяные из пояса Койпера и даже на кометы! Орбиты у них очень уж вытянутые и вообще совершенно невероятные, поскольку встречные газовые гиганты то и дело дают им по крупу гравитационного пинка, освобождая собственную орбиту. Так вот и цокают беззвучно эти копытные в космической пустоте, куда попало. Одних только крупных кентавров с диаметром больше километра насчитывается около сорока четырех тысяч. Стоит им только подскакать слишком близко к Солнцу, как их лед с их поверхности начинает испаряться, и появляется облако пыли и газа, окружающее ядро кометы. Правда, случалось такое с немногими из них. Крупнейший из них, названный Харикло, даже имеет два собственных кольца, как будто Сатурн! Самым заметным из них и впрямь даются имена земных собратьев из мифологии или их родственников. Вот, Харикло, например, это в мифологии жена кентавра Хирона, Ну а супруг ее как раз и стал первым космическим кентавром, открытым еще в 1977 году. Но при этом он же входит и в списки комет! Поди, разбери этих двойных существ! А бывает и так, что постаревшие кометы становятся кентаврами и больше не шастают через всю систему.

Моя долговязая сестренка тоже внесла существенный вклад в их изучение. Еще работая вместе со своим отцом, академиком Алёшиным, она открыла крупный и очень отдаленный кентавр, который назвала Найдан. Это монгольское имя, которое дали при рождении Наде Рушевой, юной художнице двадцатого века, прожившей всего семнадцать лет, но оставившей десять тысяч рисунков! Как будто собственный пояс астероидов! Конечно, Амальтея знала, что еще в 1982 году один из обычных астероидов был назван Rusheva, но понимала, что в честь юной художницы надо непременно назвать кентавра. Ведь она очень любила рисовать и кентавров, и даже кентавриц, чего до нее никто не делал. И даже на надгробье Найдан выбит ее рисунок "Кентваренок с венком".

Вообще, просто поразительно, насколько сложной и многообразной оказалась Солнечная система. Ну, например, в двадцатом веке считалось, что спутников у газовых гигантов бывает до полутора десятков. А потом оказалось, что их такое множество, что им даже перестали давать имена из мифологии, мол, номерами обойдутся. Но что еще более интересно, выяснилось, что и таинственный пояс Койпера — это далеко не предел. Сразу же за ним начинается рассеянный диск, то есть, такая область, где вроде бы, ничего не должно быть, а все-таки, хоть немного, но есть, и карликовые планеты в том числе. И выяснилось, что именно оттуда прилетают кометы. А за ним находится облако Оорта, опять-таки, состоящее из астероидов и карликовых планет, вращающихся вокруг нашего Солнца…

Пока что, роботам удалось побывать лишь на самой его границе — на крошечной планете Седне, которая вдвое дальше от солнца, чем старый добрый Плутон. Эта красная планетка настолько далека от нашего светила, что ее год длится 11 400 земных лет. Даже мои электронные мозги готовы замкнуться, когда я пытаюсь представить себе, как она вращается там, в холодной пустоте. Мне всегда очень хотелось ступить на поверхность этой невероятной планеты и смотреть оттуда на крошечное Солнце, и думать о том, что нынешний год продолжается здесь с тех пор, когда нашей цивилизации не было и в помине. Сменялись фараоны, цари, герои, художники, а она все плывет и плывет по своей невероятно вытянутой орбите, и никак не завершит очередной виток…

Ну а разбираться с тем, что находится дальше в этом колоссальном облаке, нам пока недосуг. Вот вернем людей, тогда и сможем полностью посвятить себя чистой науке. По теориям астрономов, там чего только нет, возможно, даже затаилась погасшая блуждающая звезда Немезида, периодически приближающаяся к Солнцу и вызывающая глобальные катастрофы. Ну, нет, катастроф мы больше не допустим, не зря же мы мучились столько лет без отцов, добывая для них бессмертие. Пускай даже встанем на пути у беды мы одни, благодарные дети-роботы, но не дадим в обиду наших создателей и нашу планету!

И дух захватывает, когда подумаешь, что еще мы можем открыть, когда минуем и облако Оорта? Что, если преодолев некую область не сильно занятого пространства, снова встретим нечто, вращающееся вокруг нашего Солнца? Эдак может оказаться, что наша система вообще упирается в соседнюю? Что как такового межзвездного пространства и нет, и всё чем-то занято?

Я выложила всё это моей долговязой сестренке. Она выслушала мой детский лепет и, как ни странно, не посмеялась надо мной. Оказывается, ей, потомственному астроному, тоже не чужды подобные наивные мысли. Потом она стала рассказывать о том, на каких планетах ей уже довелось побывать.

— Слушай, Амальетя, а ты была на Амальтее? — подколола я ее.

— Представь себе, была, — ответила она просто. — Мы с профессором искали бактерии на спутниках гигантов. А на Амальтее заодно установили памятную доску в честь братьев Стругацких. Были на Каллисто, и там поставили доски в честь Айзека Азимова и Ярослава Вейса. А еще мы побывали на Обероне, на него возлагались особые надежды, но и там ничего особенного тоже не нашлось. И там тоже установили целых две доски — в честь Эдмонда Гамильтона и Сергея Павлова.

Мне стало стыдно — как это я не слышала о такой экспедиции? А впрочем, за короткую эпоху роботов произошло столько невероятных событий, что все и не упомнишь. Точно так же, как в ту эпоху, когда в мире преобладал капитализм, было не упомнить всевозможных катастроф.

— Побывала на собственной планете, — произнесла я задумчиво.

— Не переживай, — откликнулась моя долговязая сестренка. — Открою какую-нибудь мини-планетку в поясе Койпера, и назову ее Юрате.

— Разве так можно? — удивилась я. — Это лишь астероиды называют, как хотят, а планеты — исключительно для божеств.