Право на возвращение
Шрифт:
Я была не одинока в своей отшельнической жизни. Со мною жила моя напарница Варька и наш пес по кличке Вобейда. Живой пес, как и большинство современных животных. Робо-питомцев пытались делать когда-то, но появление идеальных детей, таких, как я, полностью соответствовавших требованиям родителей, сделало эту затею ненужной. Правда, Вобейда отличался от простых зверей. Он был немого модифицирован, конечно, роботами, поэтому понимал чешский язык. То есть, ему можно было не просто отдавать собачьи команды, а полноценно разговаривать с ним, как с немым человеком.
Хотя Варька, как и я, была блондинкой и, носила короткую стрижку, она сильно отличалась от меня. Прежде всего, она была из доспелых, поэтому не представляла, что такое жизнь в семье. Она не лишилась близкого человека, зато пережила личную трагедию. Это была редкая модель, которую первоначально
Когда я сравнивала себя с Варькой, преимущество было отнюдь не на моей стороне. Мой облик лепили с какой-то реальной человеческой девочки, а ее специально создавали внешне совершенной, по всем канонам красоты. У нее были очень правильные черты лица и восхитительно гладкая, просто восковая кожа. Если честно, мой папа застал Варькины выступления и, по-моему, влюбился в нее. Но при этом сам же ратовал за то, чтобы роботов убрали со сцены. Ему не хотелось, чтобы такая красавица позорилась бездарным пением. Будь я мальчиком, я бы тоже, наверное, влюбилась в нее. Правда, я не знаю, чем отличаюсь от мальчика.
Трудно сказать, к кому из моих товарищей я привязалась больше. Несмотря на все различия, с Варькой у нас все же было что-то общее. В минуты отдыха мы с удовольствием скрещивали клинки шпаг и совершенствовались в стрельбе из спортивных луков. Но говорить с нею о жизни людей и о настоящем искусстве было бесполезно. А голос у нее и вправду был никудышный. Когда я брала в руки гитару и пела старинные альпинистские песни, она пробовала подпевать, отчего дребезжали все стекла, а Вобейда начинал выть, как по покойнику, что в горах совсем уж скверная примета. И кстати, поскольку пес был живым существом, мы с ним во многих вопросах гораздо легче находили общий язык. Тем более, что этот здоровенный лохматый и даже бородатый зверюга чем-то напоминал мне папу.
Работы, надо сказать, у нас было хоть отбавляй. С началом эпохи роботов в горы рванула такая масса народу, которой прежде здесь никогда не бывало. А ведь далеко не у всех из них была такая же героическая программа, как у меня. Количество "чайников" просто зашкаливало. Кстати, если вы не знаете, то это слово получило такое значение именно в альпинистской среде. И если кто-то из них застревал на крутом склоне, отдуваться приходилось двум хрупким девчонкам. Ну, то есть, нет, я-то конечно, не хрупкая, хотя выгляжу по-детски щуплой. Мой скелет создан из сверхпрочного сплава, способного выдержать давление в 150 мегапаскалей. А вот Варька — та и впрямь была не слишком приспособлена к нашей работе. Мне пришлось самой несколько раз заменять ей пальцы, сломанные всего-навсего во время висения над обрывом. Опыт механика пришелся весьма кстати.
Пожалуй, работа спасателя оказалась именно тем, что мне было нужно. Бесконечный риск, бесконечная занятость, бесконечная усталость — ведь я же точная копия человека — все это как нельзя лучше помогло забыться. С утра звонок с базы — очередная группа зависла на склоне. Быстро лезешь туда без всяких приспособлений, на одних только пальцах рук и ног. Варька так не может, ей нужно одеваться, натягивать шипастые ботинки, цеплять на пояс трос, ледоруб и прочее, даже шапку напялить, чтобы сберечь свою дизайнерскую шевелюру. Пока она вбивает колья и кое-как преодолевает первые метры, я уже почти у цели. Поравнявшись с бедолагами, закрепляю трос на скальном выступе. Проверяю, прочно ли он сидит. Инструктирую несчастных. Тем временем, подтягивается Варька, и вот уже мы беремся за работу вместе… Представляю, как бы реагировали на мой внешний вид альпинисты-люди. Пятнадцатилетняя девчонка, в одних легких трениках, босая, без перчаток, очков и шапки, ползает по скалам, словно уж, не обращая внимания на бесконечные снежные хлопья, и даже не поежится на таком-то морозе. Наверное, приняли бы меня за какого-нибудь духа и от страха могли бы сорваться в пропасть.
Стоит только благополучно спустить всю группу к подножию, телефон снова оживает, и все повторяется сначала. И так раз пять-шесть на дню. К вечеру
уже язык на плечо, я падаю на кровать, как всегда, не раздеваясь, и вскоре уже сижу с папой у костра. Даже внутренний будильник заводить не надо. Я бы могла отключить датчик усталости, который прежде заставлял меня возвращаться с улицы домой, но сейчас он мне очень помогает…И хотя я устойчива к внешним температурным воздействиям, при механических повреждениях я все-таки испытываю примерно то же, что у людей называется болью. Мое тело усеяно датчиками, посылающими сигналы прямехонько в мозг — чтобы все было как у живой. В домашних условиях это было терпимо, и я даже гордилась, возвращаясь домой с парой ссадин, и папа, залечивая их, хвалил меня, как за боевые награды. Совсем не то оказалось во взрослой жизни. Как-то раз, когда я, заканчивая спускать со скального гребня очередную группу, грохнулась вниз животом прямо на острый камень, и его вершина вышла через спину всего в паре миллиметров от позвоночника, все мое тело как будто взорвалось. Такой дикой боли никому не пожелаешь. Правда, через пару секунд болевая система отключилась, иначе все схемы перегорели бы. Да, у человека такое не предусмотрено, ни один из них не пережил бы подобной травмы. Но как они умирали я, похоже, ощутила и навсегда запомнила…
А Варька в это время преспокойно провожала на базу спасенных мною альпинистов, стремясь скорее предстать перед камерами репортеров. Я сама, упираясь руками в камень, сняла себя с острия и побрела в медотсек, сверкая дырой во всю брюшную полость. Эдакая дочка Терминатора. Боль через некоторое время все-таки включилась — хоть и вправду бросайся в огненный ковш. Пока автоматы восстанавливали мое несчастное тело, один лишь Вобейда заглянул проведать меня. Даже полез было зализывать рану, но вкус синтетической крови заставил его закашляться. Однако он оставался со мной и жалобно скулил, пока операция не закончилась.
Едва встав на ноги, я собиралась первым делом расквасить Варьке всю морду и подать начальству, находившемуся в Душанбе, рапорт о ее поведении. Я прекрасно знала, что это вовсе не свойство доспелых, а просто ее личная черствость. Но едва войдя в комнату, которую мы прозвали "кают-компанией", тут же стушевалась и остыла. Рука не поднималась причинить вред такой красавице. И даже обида как-то прошла при виде ее невероятно гладкой кожи, ослепительно-блондинистых волос и зеленых глаз. Да и папа когда-то был в нее влюблен… Словом, вскоре я почти забыла этот случай, и мы зажили прежней дружной жизнью.
Всё закончилось в самый обычный промозглый вечер. День выдался не очень урожайный — всего три спасенных группы, и все часов до четырех. Поэтому сейчас мы с Варькой сидели в нашей кают-компании. В углу негромко тарахтел телевизор. Кстати, тоже наше андроидское изобретение — стакан, из которого вверх бьет луч, в котором возникает объемный экран, не проецируемый на что-то, а прямо висящий в воздухе. Такой телик можно взять с собой хоть на Эверест, а экран будет любого размера. Варька меланхолично листала каналы. Я же задумчиво склонилась над гитарой и пыталась повторить песню "Здесь вам не равнина" по-немецки. Но получалось плоховато, в переводе выходит слишком сильная скороговорка, не успеваешь отчетливо произносить все слова и невольно сбиваешься. После десятой попытки я мысленно плюнула и вскочила на ноги, поставив гитару лицом в угол. Как вдруг Варька негромко вскрикнула и прибавила громкости телевизора.
— Итак, слово профессору Хэкигёку, — произнесла симпатичная доспелая девушка-диктор по имени Элишка. На вид ей около двадцати, и она бессменный ведущий программы "Новости науки". Вот за что я люблю таких роботов, как она, так это за то, что в отличие от прежних, людских дикторш, они не пользуются косметикой.
Камера отъехала в сторону, и нашим глазам предстало знакомое лицо пожилого японца. Профессор Хэкигёку был знаменитостью в мире андроидов. Он был создан по указу самого Лао Шенсяня специально для руководства первой лабораторией роботов. По слухам, почтенный Лао придал ему внешность своего товарища по Пекинскому университету. Тот, вроде бы погиб молодым при взрыве в лаборатории, и друг даровал ему вторую жизнь, намеренно придав андроиду черты классического старого ученого. Профессор даже носил очки, хотя для чего это нужно роботу? Именно благодаря усилиям Хэкигёку-сэнсэя, удалось найти способ эффективной заморозки теплокровных, а, значит, и построить спальные города в Антарктиде. И хотя теперь над поисками бессмертия работало огромное количество ученых, основные надежды невольно возлагались на него.