Православие в Крыму
Шрифт:
Идеология «Москва – Третий Рим», источником которой стало письмо псковского монаха Филофея великому князю Василию III (отцу Ивана IV Грозного), в Российской империи стала не только религиозной, но и государственной идеологией. Постулат Филофея, что «все христианские царства сошлись в твоем царстве (т. е. России – А. В.)», подразумевал не только православные царства, но и весь православный мир. Российская империя, по мнению современного этнолога и историка Светланы Лурье: «Это инструмент ограждения православного и потенциально-православного пространства и механизм поддержания внутри него определенной дисциплины, как бы в очень ослабленном виде – порядка внутри монастыря».
Опасения Екатерины II о возможном отмщении, которое «может статься стороны татар и от турок, если оные в Крым прибудут», высказанное Румянцеву в рескрипте от 9 марта 1778 года, были обоснованными. Ведь ситуация в Крымском ханстве с началом русско-турецкой войны 1768–1774 годов стала меняться в худшую сторону. За время войны на престоле сидело шесть ханов,
После войны, кроме всех бедствий, которые испытали жители ханства, государство очутилось в системном кризисе. Социально-экономические и административно-политические проблемы были увеличены этно-национальным кризисом: противостоянием крымских татар и ногайцев, мусульман и райя (немусульманского населения). Национальная политическая элита была расколота на «проосманскую» и «пророссийскую» партии. Все это привело к непрекращающейся гражданской войне. Смена ханов уже после войны и последующее восстание против Шагин-Гирея (события, о которых мы выше рассказывали) явилось ее продолжением. Заметим, что российский ставленник Шагин-Гирей вошел в Крым во главе ногайских войск.
Свой вклад в обострение отношений между мусульманами и христианами внес и лично Прозоровский. Так, 27 октября 1777 года, в своем рапорте Румянцеву, Прозоровский сообщает, что мятежные татары увезли в горы «своих жен и детей», и он (Прозоровский) хочет «послать вооруженных албанцев (так называли греков из Архипелага, активно поддерживающих русские войска в войне 1768–1774 годов. и эвакуированных в Россию, после снятия российским флотом блокады проливов – А. В.)… с тем, чтобы они там их грабили и истребляли бунтовщиков».
Об участии христиан в подавлении бунтовщиков пишет и Рабби Азарья.: «Греки и Армяне соединившись с Русским войском, грабили и убивали Мусульман и издевались над их религией, и потому с восстановлением мира и порядка они боялись, чтобы Татары не отмстили им за претерпенные от них гонения во время войны».
Представленные выше факты явно свидетельствует о том, что конфликт между мусульманами и христианами в Крыму был неизбежен. Ведь даже присутствие российских войск не защищало от ущемления христиан. А уж без русских войск все было бы еще страшнее. И участие христиан в «карательных» действиях русской армии против мятежников только обострило ситуацию.
Все это говорит в пользу религиозной составляющей переселения христиан. «При этом, – пишет Р. Дейников – вероятная выгода этого шага для развития пограничных и малозаселенных российских губерний не могла сравниться по важности задачи с религиозно-этической составляющей эвакуации христиан из потенциально враждебного им мусульманского региона».
Поэтому нельзя не согласиться с выводами Р. Дейникова о том, что «версия причин переселения крымских христиан в Россию в 1778 году, связанная с экономическим ослаблением Крымского ханства в преддверии аннексии Россией с одновременным заселением Новороссии представляется нам малоубедительной, а иногда и прямо опровергается официальными документами. Тем более не выдерживает никакой критики трактовка переселения христиан в качестве широкомасштабной экономической диверсии России в отношении Крымского ханства, направленной на подрыв его экономики и финансов».
Все вышеизложенное свидетельствует, что инициатива переселения христиан из Крыма принадлежала именно российскому правительству. Однако есть мнение, что инициатива переселения исходила от митрополита Игнатия. Причиной такого мнения стало следующее.
Прибывший в конце апреля 1771 года в Крым, митрополит Игнатий стал очевидцем того, что его единоплеменники греки, потомки смелых античных греков, поселившихся в Крыму еще в VII века до Р. Х., стали подавленным и униженным народом, перенявшим нравы, обычаи, одежду и даже язык новых властителей полуострова татар и турок. Приезд митрополита Игнатия произошел после того, как русские войска, в ходе войны с Османской империей, взяли Крым. А этот факт обострил и так непростые отношения между христианами и мусульманами. Выше мы приводили примеры гонений на самого митрополита.
Все это побудило митрополита Игнатия 29 сентября 1771 года, как пишет Православная Энциклопедия, написать «в Святейший Синод прошение о принятии его епархии в юрисдикцию Русской Церкви». В ноябре этого же года, митрополит обратился к Екатерине II с просьбой принять крымских греков в подданство Российской империи. Но не дождавшись ответа, 8 декабря 1772 года он снова направил Екатерине II письмо с аналогичной просьбой. Но ни в одном письме владыки ничего не говорилось о каком-либо переселении. Тем более в 1777–1778 годах от митрополита не поступало никаких предложений по этому поводу. Его самого нужно было убедить в необходимости переселения христиан. И дело это было непростое.
Так, 4 апреля 1778 года, в рапорте Румянцеву, Прозоровский сообщал, что «всемерно старался» митрополита Игнатия, прибывшего к нему с резидентом при хане Андреем Дмитриевичем Константиновым, к переселению «наклонять, обнадеживая как самого его, так и народ под покровом ее императорского величества благодейственным состоянием и всеми преимущественными выгодами».
На это, пишет Прозоровский, митрополит дипломатично заметил, «что может быть сие возможно, и я надеюсь, что народ согласится, однако прежде уверить не могу, пока не отберу прямо их мыслей». Также владыка сказал, что на праздник Пасхи представится случай, «где люди будут в собрании суть лучшие и я
могу под непроницаемым секретом с людьми значащими посоветовать и прямой ответ дать». Видно боялся владыка последствий «утечки информации».О второй подобной беседе, произошедшей в том же составе, Прозоровский сообщает Потемкину письмом от 18 апреля. Беседа, судя по результатам, была более продуктивной. Поэтому, как свидетельствует Маркевич, митрополит «23-го апреля 1778 года, в день св. Пасхи объявил пастве о своем соглашении с русскими властями по этому поводу и составил записку об условиях переселения».
Теперь нужно ответить на вопрос – переселение было добровольным или насильственным. В российской историографии этот вопрос специально не рассматривался, поскольку нет свидетельств насильственного вывода христиан из Крыма. «Однако в ряде современных украинских исследований – отмечает Р. Дейников – иногда присутствуют весьма тенденциозные высказывания на этот счет». Причем, зачастую, при этом приводятся ничем неподтвержденные цитаты и фразы, вырванные из контекста.
Так, упоминаемый выше А. Герасимчук в своей статье, говоря о насильственном переселении христиан, якобы цитирует неназванную статью из «Известий Таврической ученой архивной комиссии» (ИТУАК) 1899 г. № 30: «когда в 1778 году греков переселяли из Крыма, то многие из них, не желая покидать родные края, приняли мусульманство и сказались татарами. И до сих пор в некоторых селениях Южного берега татары соблюдают христианские обычаи и носят чисто греческие фамилии (Кафадар, Барба и т. п.) с прибавкой специфического „оглу” (сын)».
Приведенная цитата интересна тем, что в упоминаемом номере ИТУАК нет никаких материалов, связанных с переселением христиан из Крыма. Скорее всего, эта цитата взята из домыслов какого-нибудь «исследователя», подобного автору статьи. О других «фактах», приводимых подобными «исследователями» в качестве подтверждения «насильственного переселения» христиан из Крыма, читатель узнает из примечания [65] .
Конечно же, были греки, которые, чтобы не уезжать из Крыма, принимали мусульманство. Как были и татары, которые, чтобы уехать из Крыма, принимали христианство. Основной причиной этого были смешанные браки и нежелание разрыва семей. Возможны и другие причины. Вряд ли какой хозяин с радостью воспримет перспективу переселения из обжитых еще предками мест в незнакомую местность. Тем более узнав, что местность раньше называлась «Дикая степь». А находится она почти за 1000 верст от родной стороны. Но страх за жизнь семьи все же перевешивал страх неизвестности.
65
В работе Р. Дейникова приводятся данные из статьи «Опыт принудительного освобождения христиан» некоего Е. Княгинина. Там, в частности, Княгинин утверждает, что «в ответ на многочисленные жалобы правитель Малороссии граф Румянцев строго наказал Суворову (сменившему в апреле 1778 г. кн. Прозоровского на посту командующего Крымским корпусом российских войск – Р. Д.), чтобы ни один казак с плетью за крымскими христианами не гонялся». Дейников пишет, что «среди опубликованных писем Румянцева-Задунайского за 1778 г. мы не смогли обнаружить того „строгого наказа” Суворову». Не нашли такого «строго наказа» и мы. Есть только письмо Румянцева (от 2 сентября 1778 г.) Шагин-Гирею, в котором граф отмечает: «Но как ваша светлость между прочим упоминаете и об употреблении принуждения, то в отвращение сего…сделал я весьма строжайшее запрещение, и по сему оному отнюдь не вижу таких причин, которые б могли наносить вашей светлости досаду». Из труда А. Петрушевского «Генералиссимус князь Суворов», мы узнаем, что Суворов жаловался своему приятелю Турчанинову, секретарю Потемкина, на командующего: «Румянцов недоволен, разжигаемый ханом, чрез последнего передает строгое запрещение насильственного вывода христиан, когда ни один казак с плетью ни за кем не гонялся». Отсюда и взял Княгинин «казака с плетью». Мы полностью согласны с выводами Р. Дейникова: «На наш взгляд, подобное использование источников для „доказательства” верности собственной концепции вряд ли можно признать корректным с научной точки зрения. В этой связи, когда нет доказательств реального насилия российских войск при переселении христиан, приведенная А. Герасимчуком цитата из статьи некого В. Джувага – „Переселением греков руководил генерал А. Суворов. Оно происходило жестоко. По семейному преданию, моих предков-греков зарубили солдаты за отказ переселяться” – выглядит, по крайней мере, фантастической. Также как и цитируемая многими украинскими авторами фраза из статьи археолога и нумизмата А. Бертье-Делагарда (о нем см. примечание 108 – А. В.): „выходили христиане с горькими рыданиями, бегали, скрывались в лесах и пещерах, мало того, принимали мусульманство, лишь бы только остаться в родной земле”. Однако, во-первых, г-н Бертье-Делагард никогда не занимался серьезно указанной проблематикой, во-вторых, статья „Керменчик (крымская глушь)”, откуда эссе по итогам археологической экспедиции по поиску античных и раннесредневековых артефактов; в-третьих, указанная фраза вырвана из контекста взята цитата была опубликована в виде художественно-познавательного критики автором действий российских властей в XVIII в., потерявших „с выходом христиан…лучших посредников «Таврическая епархия», епископа Гермогена (Добронравина). Данные из книг Хартахая продолжают использовать и современные авторы, например, упоминаемый в тексте настоящей книги, А. Герасимчук.