Православие в Крыму

Отметим, что эмиграция иконопочитателей из центральных районов империи в Таврику совпала с укреплением на полуострове противника Византии – Хазарского каганата. Поэтому процесс основания монастырей затронул в первую очередь Юго-Восточный и Южный Крым, где влияние Херсонеса, придерживавшегося в ту пору иконоборческой политики, было незначительным. А вот процесс создания монастырей в Горном Крыму, пишет В. Тур, «возможно, шел медленно, ввиду того, что готские земли или „климаты” находились под влиянием Херсонеса. Здесь могли возникать небольшие монастыри типа отшельнических скитов или киновии, которые впоследствии стали основой для строительства более крупных общежительных монастырей X – XIV веков».

Как мы уже выше писали, во второй половине IX века по пути в Хазарию в Крыму останавливались равноапостольные Кирилл и Мефодий, которые организовали поиск и перенос мощей папы Климента. Житие Константина Философа (в монашестве Кирилла) рассказывает нам, что, возвращаясь из Хазарии, он совершил еще одно богоугодное дело. Узнав, что фульский народ, ранее приобщенный к христианству и крещенный, продолжает совершать языческие обряды, (под большим дубом, сросшимся с черешней, они приносили жертвы), Константин, «не пожалев трудов, направился к ним».

Придя к фульскому народу, Константин стал их укорять за привязанность к «столь убогому созданию, дереву, приготовленному для огня». Они ему ответили, что это старый обычай, принятый ими от отцов, и «благодаря ему исполняются все просьбы наши, а больше всего идут частые дожди». По их мнению, если кто дерзнет прикоснуться к дереву, то тут же умрет и дождей не будет. Константин сказал им: «Познайте, братья, Бога, сотворившего вас. Вот – Евангелие Нового Завета Божьего, в котором были вы крещены».

Словами Божественной истины он сумел отвратить народ фульский от идолопоклонничества. Старейшина фульский подошел и поцеловал Евангелие, а за ним и весь народ. Затем, взяв у Константина белые свечи, они с пением пошли к дереву. Константин, взяв топор, «тридцать три» раза ударил по дереву. Затем приказал всем рубить, вывернуть и корень, и сжечь дерево. Ночью пошел обильный дождь. «И с радостью великой похвалили Бога, и Бог сильно возрадовался этому».

Согласно археологическим данным, которые во многом согласуются со сведениями Жития Константина Философа, практически все население Таврики к концу IX века стало христианским. Языческие могильники были заброшены, а рядом с ними возникают христианские кладбища, на которых строят часовни. Свидетельством этому является рост количества епархий. Так, к концу IV века существовали две епархии – Херсонская и Боспорская. В VIII веке к ним прибавились Готская и Сугдейская епархии. В середине IX века была учреждена Фульская епархия. И уже к началу X века в Крыму действуют пять самостоятельных епархий – Херсонесская, Боспорская, Готская, Сугдейская, и Фульская. В конце XIII века Фульская и Сугдейская епархии объединяются в одну – Сугдо-Фульскую.

Совершенно иное значение для русского народа принимает Таврика после крещения князя Владимира. Ведь именно из Таврики распространилась вера христианская по всей Руси. В 988 году, как пишет «Повесть временных лет», «пошел Владимир с войском на Корсунь, город греческий». Это поход был предпринят Владимиром в связи с невыполнением Византией своих обещаний.

Византийский император Василий II Порфирогенет [45] обратился к Владимиру с просьбой о помощи в подавлении восстания, направленного на захват престола. За эту помощь Владимиру была обещана рука сестры императора Анны, но при этом было поставлено условие, что Владимир примет христианскую веру. Владимир направил шеститысячный отряд в Константинополь, и усиленная им императорская армия разгромила подходящих к Константинополю мятежников. Однако Василий II не торопился с выполнением обещания. Вот тогда Владимир решил силой заставить императора выполнить обещание и осадил Херсонес.

45

Порфирогенет или Багрянородный – буквально «рожденный в Порфире». Порфирой (греч. «пурпур, багрянец») называлась пурпурная мантия василевсов, в русском языке – багряница. Но Порфирой также называлась палата Большого дворца, в которой рожали императрицы. Титул Багрянородного (Порфирогенета) означал, что в момент рождения будущего василевса его отец занимал престол. Это было важным козырем в доказательстве легитимности власти монарха. В истории упоминаемый император известен более как Василий II Болгаробойца (Булгаротоктон), прозванный так за свирепость, проявленную в войнах с Болгарией. Но к моменту венчания князя Владимира с Анной (Порфирогенитой) он этого прозвища еще не имел. У некоторых авторов говорится о совместном правлении двух императоров – Василия II и Константина VIII. Действительно, формально императорами были одновременно оба брата. Современник братьев-императорах, историк Михаил Пселл, в своей «Хронографии» пишет: «Василий был старше возрастом и казался бодрым и вдумчивым; что же касается Константина, то он всем казался распущенным, беспечно относился к жизни и любил удовольствия». У А. А. Васильева читаем: «Главное управление государством находилось в руках Василия II, при котором империя достигла высшей степени могущества и блеска». Поэтому, мы не «погрешили» против исторической истины, указав, что за помощью к русскому князю Владимиру обратился Василий II – фактически единоличный правитель империи.

Херсонес был хорошо укреплен, имел сильный гарнизон, достаточный запас продуктов и постоянное поступление по тайному водопроводу воды. Осада города могла затянуться, но «некий муж корсунянин, именем Анастас, пустил стрелу, так написав на ней: „Перекопай и перейми воду, идет она по трубам из колодцев, которые за тобою с востока”». Владимир же, услышав об этом, посмотрел на небо и сказал: «Если сбудется это, – крещусь!». Такая «операция», естественно, ускорила взятие города.

Взяв город, Владимир поставил условие Василию II, что если он не отдаст сестру, «то сделаю столице вашей то же, что и этому городу». На это Владимир получил следующий ответ: «Не пристало христианам выдавать жен за язычников; если крестишься, то и ее получишь, и царство небесное восприимешь, и с нами единоверен будешь. Если же не сделаешь этого, то не сможем выдать сестру за тебя». Владимир согласился креститься по приезде Анны в Херсонес, на что та категорически не соглашалась говоря: «Иду как в полон, лучше бы мне здесь умереть». Но император заставил ее отплыть за море к своему «жениху».

После прибытия Анны, Владимир «заболел глазами» и ничего не видел. Анна же послала сказать ему, чтобы немедленно крестился, иначе ему не избавиться от недуга. «И повелел крестить себя. Епископ же корсунский с царицыными попами, огласив [46] , крестил Владимира. И когда возложил руку на него, тотчас прозрел он. Ощутив внезапное исцеление, Владимир прославил Бога: „Теперь узнал я Бога истинного”». Увидев это, крестились и многие дружинники. Здесь же, в Херсонесе, состоялось и венчание Владимира, а «Корсунь же отдал грекам как вено [47] за царицу, а сам вернулся в Киев».

46

Огласить – подготовить к Святому Крещению.

47

Вено – плата жениха за невесту.

По возвращении Владимира в Киев православная вера принимается и на всей Руси. В распространении православной веры приняли огромное участие и херсонесские священники. Преподобный Нестор-летописец отмечает: «После всего этого Владимир взял царицу, и Анастаса, и священников корсунских с мощами святого Климента, и Фива, ученика его, взял и сосуды церковные, и иконы на благословение себе».

Понятно, что принятие православия князем Владимиром и русским народом не совершилось в одночасье. Богоборческие власти после революции усиленно «вбивали» мнение, что рассказ о крещении князя Владимира является легендой. Но даже если и согласиться с этим, то нужно признать, что легенда намного больше, чем историческое событие, которое могло быть и случайностью. И если это легенда, то она свидетельствует, как по понятиям русского народа должен был произойти переход от язычества к христианству.

Мнение о якобы насильном «насаждении» христианства на Руси опровергается самим процессом христианизации. Известно, что обращение народов в другую веру проходило или долговременной проповедью, постоянными усилиями и мученичеством, или тем, что победители навязывали свою веру побежденным или же сами принимали веру побежденных. На Руси ничего подобного не было.

Князь Владимир, являющийся ярким представителем своего народа, всей славянской природы, начинает чувствовать пустоту исповедуемого им язычества. Он начинает интересоваться другими религиями, беседуя с их представителями, и направляя своих послов узнать о других религиях. Убедившись в превосходстве православия, князь принимает его, а за ним принимает и весь русский народ. Ведь вся тогдашняя Русь думала и чувствовала то же, что и князь. Иначе чем можно объяснить практически отсутствие сопротивления коренному нововведению.

Выдающийся русский философ Н. Я. Данилевский пишет, что «ежели бы новой религии пришлось выносить сильную борьбу с язычеством, то каким образом при тогдашней слабости государственной власти, при бездорожии, при бесконечных лесах, разделявших область от области, волость от волости, могла бы власть способствовать водворению христианства против воли народа? А главное, каким бы образом монахи-летописцы, в глазах которых все прочие события, все прочие подвиги были ничто в сравнении с подвигами апостольства и мученичества (которые должны бы были сопровождать распространение христианства, если бы народ серьезно противился его введению), именно об этих-то подвигах и умолчали»?

То, что языческие обычаи и обряды долго господствовали (да и сейчас от них полностью не избавились) также не может быть опровержением мирному распространению православия на Руси. Тот же Данилевский пишет: «Содержание христианства, по его нравственной высоте, бесконечно и вполне едва ли осуществляется даже в отдельных, самого высокого характера личностях, не говоря уже о целой народной массе. Но иное дело полное осуществление христианского идеала в жизни и деятельности, иное дело – более или менее неясное сознание его превосходства, его властительной силы над душою…»