Праздник саранчи

— Ты уходишь? — она обняла его. — Не уходи…

— Не уйду…

Войдя на кухню, он только заметил тень, метнувшуюся в окно. Чайник стоял на плите.

— Телевизор бы хоть посмотреть, — попросили из темноты…

Николай развернул телевизор к окну, раздвинул шторы… Вернувшись в кухню, стал убирать посуду…

По телевизору шел какой-то фильм. На экране парень целовал девушку. Трое мужчин лежали на траве перед окном, курили и смотрели на экран. Их суровые лица размягчились, каждый думал о своем…

Потемкин дрался под мостом. Он спокойно отбивался от троих черных бродяг, встав спиной к бетонной стене, а они, крича, наскакивали на него и отлетали тут же. Ругаясь, потирая ушибленные места, — они отбежали, крича ему что-то уже издали. Он, осмотревшись, поднял валявшийся велосипед и поехал вдоль пустынного причала… Бродячая собака побежала за ним, но отстала…

Сафронов оглядел столики ресторана, стоявшие на тротуаре. Люди смеялись, разговаривали на чужом языке. Он пошел дальше.

Махотин, утомившись, присел на траву в китайском квартале. Мимо него крича пробегали маленькие дети. Вдруг он сказал им что-то по-китайски. Они, смеясь, крикнули что-то в ответ, побежали дальше, оглядываясь удивленно. Посидев, он встал, пошел, хромая…

Собака поглядела на полную луну, снова повернулась к холмам, насторожив уши. Тягучий тоскливый звук доносился оттуда. Она обежала двор и, встав у ограды, завыла дико. Из окон выглядывали люди.

Николай сошел с шоссе на тропу и обернулся. Внизу, там, где мерцал огнями город, выли на все лады собаки. Он прислушался. Странный звук доносился с темных холмов…

Костер догорал. Вокруг лежали пустые бутылки, стоял котел со остатками мяса. Сафронов, Потемкин и Филипп Ильич сидели в своей родной одежде и, глядя на костер, пели в три голоса протяжно и тоскливо про Ермака, причем Филипп Ильич выводил самые верхи…

Увидев Николая, они смолкли.

— А мы, Коля, загрустили чего-то! — Сафронов вздохнул. — Садись…

— Крепко загрустили! — Николай оглядел пустые бутылки из-под «Смирновской» водки. — Всех собак в городе переполошили. — Он сел. — С вами Нэнси хочет познакомиться.

Сафронов, покачнувшись, оглядел Потемкина и Филиппа Ильича.

— А не будет ли это… — он сделал жест рукой. — Неприлично.

— Нет, она сама предложила. Я рассказал ей про вас, сказал, что вы сегодня прилетаете. Филипп Ильич вот — дядя, а вы мне братья, двоюродные… Ко мне в гости.

Филипп Ильич, соображая, оглядел якута.

— Это, значит, он племянник мой?

Сафронов глядел на Николая с грустью:

— Смотри, парень, погонит она нас, и тебя вместе с нами! Уж больно родственники мы необычные.

— Не погонит! А погонит, уйдем вместе…

Нэнси, одетая празднично, осматривала накрытый стол.

— А может быть, самолет опаздывает? Какой у них рейс?

— Не знаю, — Николай возился в кошкой. — Наверное, они уже прилетели.

— Как же они найдут нас?

— Найдут. Я им объяснил.

За окном раздались голоса, открылась калитка.

— Идут! — вдруг испугалась Нэнси.

Она бросилась к двери, открыла ее и попятилась. Первым, С букетом, вошел Филипп Ильич, за ним Сафронов и Потемкин со свертками.

— Здравствуйте… — по очереди здоровались они на русском, все чистые, отглаженные и причесанные.

— Здравствуйте, — по-русски старательно ответила Нэнси, жестом приглашая их проходить.

Сафронов толкнул Махотина, Филипп Ильич откашлялся, протянул Нэнси букет, снова откашлялся и поправил галстук. Нэнси быстро отнесла букет и, вернувшись, по очереди стала знакомиться с гостями, каждому протягивая руку.

— Нэнси!

— Потемкин! — якут осторожно пожал ей руку.

— Александр! — Сафронов улыбнулся добро, как только смог.

— Филипп Ильич! — Махотин снова кашлянул.

— Филиппилич, — повторила она с трудом.

— Мой дядя, — сказал Николай. — А со мной поздороваетесь? — добавил он по-русски.

Все трое сидели в ряд на диване, держась прямо.

— Как вы долетели? — спросила Нэнси.

— Они не говорят по-английски, — ответил за них Николай и сказал по-русски. — Вы хоть говорите что-нибудь.

— Зачем ж ты меня дядей сделал? — тихо опросил Махотин.

— Для нежности. Что мы не бандиты какие-нибудь, а родственники.

— Мы тут баранины принесли, — сказал Сафронов. — И водки. Положить бы куда…

— Боже мой, — Нэнси смотрела на них. — Никогда бы не подумала, что у меня в доме будет целых четверо русских.

Николай и Сафронов жарили на кухне баранину. Нэнси, помогая им, спросила Николая шепотом.

— Я понравилась им? Что они тебе сказали?

— Что ты им очень понравилась!

— Ты все врешь! — она тайком толкнула его.

Зашел Потемкин, постоял, принюхиваясь, вышел…

Филипп Ильич Сидел в кресле и смотрел по телевизору мультфильмы. На коленях у него лежала кошка. Он гладил ее одной рукой, а другой, не глядя, брал из вазы орехи…

Потемкин снова зашел на кухню, принюхиваясь, вышел. Сафронов достал из холодильника бутылку водки, налил, в стаканы, объяснил:

— Тем, кто готовит, положено.

Николай перевел, и они выпили.

Ужинали молча, под тихую музыку. Филипп Ильич ухаживал за Нэнси, подкладывая ей лучшие куски мяса…

— Вы похожи на старшего брата моей мамы, — смеясь, сказала ему Нэнси. — Он священник.

— А где твои родители? — спросил ее Махотин по-английски.

— Они фермеры, с Миссисипи.

Николай переводил.

— А почему она здесь? — спросил Сафронов.

— Потому что я переехала жить в город, а зачем, не скажу. Это секрет…

Знаю я этот секрет, — сказал Махотин по-русски. — У меня дочь тоже в город поехала, а зачем, секрет. А через год вышла замуж. Ты ей переведи.

— Да ладно, — отмахнулся Николай.

— Что, что? — переспросила Нэнси.

Николай перевел. Она покраснела и, опустив голову, тихо сказала:

— О, нет. Я переехала, чтобы найти работу…

Махотин, склонившись, поцеловал ее в голову. Нэнси не выдержала и рассмеялась: