Предатель. После развода

Потому что у меня все еще болит.

И болит сильнее, чем два года назад.

Тогда, не смотря на измену Германа и на наш развод, я его не потеряла. Звучит глупо, но это так.

Конечно, взрослые и умные тети не поймут меня, фыркнут в мою сторону, что я долбанная истеричка, но блин!

Да, я такая!

И я понимаю, что так нельзя продолжать, но как мне выключить в себе эту черную ревность и густую тоску по Герману? Как, блин?

Я пыталась забыться в работе. Я столько проектов реализовала за эти два года! Я расширилась! Я открыла парочку магазинов своего маленького бренда!

Я ходила на деловые встречи.

Я искала успокоения в посиделках и разговорах с подругами из студенческого прошлого.

Я ходила на выставки, аукционы и концерты. Заводила новые знакомства.

С мужчинами, правда, вела сдержанно, потому что они мне были не интересны. Совсем. Кто-то раздражал наглостью и тупыми подкатами, кто-то вводил в скуку занудными разговорами, по третьим было сразу видно, что они давно не трахались и ищут легкую добычу.

Короче, в мужиках я не искала забвения. Сейчас я вижу в них только кучу недостатков, ведь сама-то я успела побыть рядом с тем, по кому каждого сужу. Никто пока не дотягивает до того Германа, в которого я ярко и бесповоротно влюбилась сразу на первой встрече.

Боюсь, что больше ни с кем у меня не будет такого фонтана чувств, как с Германом. Никто не даст мне дозы тех взрывных эмоций, чтобы перебить моего бывшего с его прищурами глаз, мимолетными улыбками, пристальными взглядами и низким шепотом, от которого мурашки бегут по всему телу.

И как я завидую сейчас Диане.

Герман - тот мужик, от которого буквально трясутся коленки, когда она наклоняется, чтобы что-то шепнуть на ухо. И дыхание перехватывает. И ладони потеют. И руки трясутся.

Кстати, у меня и сейчас руки тоже дрожат, но от желания перевернуть кастрюлю с макаронами на голову Германа.

— Мамусичка, давай кушать, — Афинка мимоходом прижимается ко мне и шагает к столу, — пойдем.

Герман деловито трет сыр в каждую тарелку.

Может, именно этот ужин со смешными осьминожками из сосисок будет для нашей семьи последним? Может, мне надо его прожить, прочувствовать и попрощаться с Германом и с нашим прошлым?

В его кармане вибрирует телефон. Откладывает кусок сыра, терку, вытирает руки и лезет за смартфоном.

Смотрит в экран, опершись свободной рукой о столешницу.

Диана написала? Спрашивает, когда он вернется? Когда его ждать в сексуальном белье на шелковых простынях?

— Папа, — Афинка забирается на стул. — Папа. Папа. Папа. Кушать. Папа.

Герман торопливо пробегает пальцами по экрану, печатая ответ, а затем прячет телефон обратно в карман:

— Да, зайчик, сейчас будем кушать.

На кухню заходит злющий Борька, с громким и показательным скрипом отодвигает стул и садится за стол.

— Ты решил нас порадовать своим присутствием?

— Мелкая бы разоралась.

Афинка с хитрой улыбкой потягивается.

— Ты, что, брата взяла на шантаж? — Герман ставит перед ней тарелку с макаронами и осьминожками.

— Нет, — качает головой.

— Ты мне врешь.

— Да, — Афинка расплывается в смущенной улыбке. — Вру, но понарошку.

— Это как? — удивляется Герман. — Разве можно врать понарошку?

Борис рядом медленно моргает, с шумом выдыхает и закатывает глаза, скрестив руки на груди.

Своим бунтом, с которым я спрячусь в мастерской, я ничего не докажу. И еще детям жизнь усложняю. Они улавливают волны моей истеричной и больной любви к Герману, подстраиваются под них, и их тоже начинает штормить.

— Кому еще сока плеснуть? — шагаю к холодильнику. — Может, кто-то молока хочет?

Я потеряла его.

Не будет он десятилетиями ждать моей милости и прощения, как побитый щенок. Я должна это принять и осознать, как бы больно мне ни было.

Глава 18. Сама иди в угол

— А мы потом поиграем? — Афинка сует в рот осьминожку из сосиски.

— С набитым ртом не говорим, — Герман вытирает ее подбородок от капли сливочного масла полотенцем. — Это главное правило за столом.

Он сейчас не показушничает.

Он и с подросшим Борькой был таким же. Заботливым, вовлеченным и внимательным. В принципе, у меня и особых претензий не было к нему, когда наши дети были беспомощными младенцами.

По ночам вставал, памперсы менял, колыбельные пел. Как и я, недосыпал, но это не помешало ему найти шлюшку на стороне.

Стоп.

Я не хочу и не буду копаться в этом говне. Тогда два года назад я не стала разбираться ни в его мотивах, ни в претензиях, ни в оправданиях, и сейчас не стану.

Потому что ничего это не изменит.

Особенно сейчас, когда в его кармане опять вибрирует телефон.

Дианочка никак не может успокоится? Нервничает, что Герман у бывшей жены и детей?

Я бы, наверное, тоже нервничала и постаралась бы форсировать отношения с серьезным “пусей”. Забеременела бы.

— А еще одно правило было, — Борька смотрит на Германа исподлобья, — никаких гаджетов за столом. Или я что-то путаю?

— Нет, не путаешь, — Афинка мотает головой. Высовывает язык и широко открывает рот, показывая папуле, что она все проглотила и имеет право говорить. — Потом поиграем?

— Так, давай по порядку, — Герман достает телефон, выключает его и встает, — да, есть такое правило, никаких гаджетов, — откладывает смартфон к раковине и возвращается за стол. — Виновен.

— Пааа, — тянет Афинка и дергает его за рукав рубашки, — поиграем? В куклы?

Да, Герман играет с дочерью в куклы. И это со стороны выглядит очень мило и забавно, но мне от этих игр тошно, ведь потом, когда папы рядом нет, я “не так играю”, “неправильно”.

— У нас с Борей будет еще серьезный разговор, — Герман ловко наматывает на вилку тонкие спагетти, — У меня, у мамы и Бори.

Афинка хмурится:

— А я?

— А у тебя важное задание, — Герман наклоняется к ней. — Подготовить свою комнату к чаепитию, нарядить кукол. Ты же меня в гости к себе зовешь?

Вот же хитрый лис.

В любой ситуации с Афинкой найдет выход.

— Да, — Афинка кивает и с готовностью улыбается, — ладно, — смотрит на меня, — и маму приглашаю.

Я аж замираю с вилкой во рту.