Преддверие Ада

Все, кто сейчас сидел у костра были абсолютными лжецами, потому что каждый лгал себе прямо сейчас. А раз лжешь себе - лжешь и остальным.

Я не мог так больше. Надо было поговорить с Альпинистом. Поговорить серьезно, прямо и лаконично.

–  Куда Альпинист девался?
– спросил я.

–  Мы его там с ребятами двумя послали к папке сгоревшей, - сказал Увал и вытер губы от хлебных крошек.
– Кто-кто, а он уж спец по пеплу. В свое время мы сжигали архивы одни, так он уж точно определит…

–  Что определит?
– не понимая спросил я.

–  Были ли там эти документы… - сказал Увал и снова оголил свои зубы.

–  Ты считаешь, что их там могло не быть?
– удивленно спросил я.

–  Кто знает?
– пожал плечами Увал.

Ворота скрипнули и отворились. Через секунду через них прошел Альпинист и двое "долговцев" с ним. Он сбросил рюкзак возле костра, а рядом кинул "Калашников". Стянув с лица противогаз он разлегся на траву, закинув руки за голову. Двое остальных "долговцев" подошли к оставшимся стоять неподалеку сталкерам и стали с ними о чем-то оживленно разговаривать.

–  Ну?
– вопросительно посмотрел Увал на Альпиниста.
– Что?

–  Ничего, - хмуро ответил тот.

–  Что значит "ничего"?
– нетерпеливо спросил Увал.

–  Нет там ничего, - так же хмуро продолжил Альпинист.
– Только пластик сгоревший, то бишь, папка. Бумаги там не было.

–  И что?
– задал я идиотский вопрос.

–  Вы папку пустую сожгли, вот что!
– объяснил Увал.

Я полез в рюкзак за флягой, заодно проверив наличие документов. Сделав один большой глоток воды я положил флягу на место, но тут же заметил подозрительный взгляд Гитариста. Однако я и виду не подавал, что волнуюсь.

Признаться, в том, что я водил за нос всех этих людей, не было ничего хорошего. Но чувство информационного превосходства было весьма приятным.

–  Ты ничего не хочешь нам сказать, Подводник?
– неожиданно спросил Увал.

–  Значит, вот моя версия, - нагло врал я и даже не краснел.
– Мы просто подобрали пустую папку.

–  Нафига "монолиту" гоняться за пустой папкой?
– задал совершенно глупый вопрос Гитарист.

–  Что значит "нафига"?
– удивился я.
– Папка сначала была не пуста, и это очевидно.

–  Может, "монолитовцы" забрали из папки документы?
– предположил Видик.

–  А потом положили пустую папку под кровавую руку бармена?
– добавил я.
– А может это Гитарист? Он же сжигал папку?

Все устремили взгляды к Гитаристу, который от неожиданности даже подавился консервами. Он, открыв рот, издавал нечленораздельные звуки и чесал затылок.

Я снова поступил подло и глупо. Подставил человека… который, кстати, хотел меня убить… Может, это не так уж и подло? Или я просто ищу оправдание своему поступку?

–  Я не открывал эту папку, - наконец сумел выдавить из себя Гитарист.
– Никто не открывал.

Увал погрузился в раздумья. А я, тем временем, изображал, что делаю то же самое. Все-таки было заметно, что Видик мается и как-то суетится. Причина могла быть одна - он уже догадался обо всем, но не решался никому рассказать. Может, потому что знал - просто так я документы бы не зажал. Однако он ошибался. Не было конкретной причины. Я сделал это из-за банальной жадности. Я видел, как смотрел на папку Гитарист. Именно поэтому мне не захотелось присвоить папку себе, дабы у меня одного была такая бомба.

Я чувствовал себя крысой, но так и не раскрылся. Я специально не отдал документы Гитаристу, потому что он нацелил на меня автомат. Этот факт давал мне хоть какое-то слабое оправдание. Но неутешительное.

–  Может, соберете своих и сходите в Бар?
– предложил я Увалу.
– Возможно, бармен спрятал документы у себя?

–  Ты что?
– воскликнул тот.
– Еще до сих пор не понял? Нет больше своих и чужих! Все умерли, понимаешь, сдохли! Осталось лишь двенадцать бывших "долговцев". Бывших. Нет больше "долга"! Нет больше "свободы"!

–  Ты чего так взъерошился, Увал?
– невозмутимым тоном спросил я.
– Ты знаешь, что я ничего такого не сказал. И ты прекрасно понимаешь, что у тебя нет никакого морального права…

–  А ты мне моральных прав не диктуй, Подводник, - с ненавистью в голосе выдавил из себя Увал.
– В Зоне нет никаких моральных прав. Ни у меня, ни у кого-либо еще. И я…

–  И ты это придумал, чтобы тешить свое самолюбие. Вот он я, такой как все! Ты просто не хочешь признаться, что в твоей заднице никак не угомонится детство! Так? Моральные права есть у всех людей… Если только ты человек.

–  На войне нет прав!
– заключил Увал.
– Тем более, на войне с Зоной.

–  Очнись, Увал, - печально сказал я.
– Нет никакой войны с Зоной. Она существует лишь в одностороннем порядке. Мы на нее лезем, а она лишь сбрасывает нас вниз, как ты отряхиваешься от комаров, а если не получается - прихлопывает. Или у тебя так же с комарами война?

–  Я не то…

–  А я - то. Войну устроили люди. А теперь воюют между собой.

–  Я не начинал ее.

–  Мы все начали ее. Тем, что участвуем в ней…

–  Ты меня начинаешь раздражать…

–  Потому что знаешь, что я абсолютно прав. Посмотри правде в лицо!

И похоже, посмотрел. Но не сказал ни слова, а лишь развернулся и направился быстрым шагом к "долговцам", до сих пор стоявшим в стороне. А Видик с Гитаристом отправились в один из ржавых строительных вагончиков, которые стояли тут с незапамятных времен. За костром остались только мы с Альпинистом. Мне было гадостно на душе из-за той пустой ссоры, поэтому я не мог просто сидеть и молчать.

Хотя был день, вокруг стояла темень. Я бы даже сказал, сумерки. Плотные темные тучи затянули небо. Что делало нахождение у костра еще приятней. Сняв перчатки я просто наслаждался теплом, исходящим от огня.

Альпинист сидел на корточках и курил сигарету. Казалось, что он и не присутствовал тут, а был где-то далеко, и уже ничего не могло вернуть его назад. Однако, вернулся он сам.

–  Ты, это… Прости меня, - неожиданно заговорил он.

–  За что?
– спросил я.

–  Ну… За ту ссору.