Предельный квант
Шрифт:
— Ай да Аса, красавчик! Прям аристократ, — выпалил я голосом на русском. Он, безусловно, понял мою фразу и слегка смутился.
Я вернулся в дом, захватив свёрток. Внутри оказалось широкое серое кимоно с вышитой окружностью на спине. Интересно. Затянув тканевый пояс, я попытался изобразить размашистый удар ногой из восточных единоборств, но в итоге скривился от боли в связках и смущённо побрёл к выходу из дома. Хорошо, хоть Аса не видел этого позорища.
— Ну, веди на это ваше сборище, добрый друг! — с наигранным недовольством и улыбкой воскликнул я. Аса в ответ закатил глаза.
Собрание проводилось, как я и ожидал, в центральной административной полусфере.
Аса остановился у одной из дверей и начал приветливо кланяться входящим. Я последовал его примеру. Мало ли как моё невежество скажется на «информационном поле». Я всхлипнул про себя.
Примерно через полчаса спина болела невыносимо, но потоки посетителей Собрания превратились в маленькие ручейки и, наконец, иссякли. Мы зашли в здание вслед за остальными. Внутри вдоль стен расположились несколько рядов плетёных стульев, человек на двести и практически все уже были заняты. Аса кивнул на пару свободных недалеко от входа, и я с удовольствием плюхнулся на ближайший ко мне. Минут десять участники собрания рассаживались и, наконец, наступила полная тишина.
Я огляделся, абсолютно все присутствующие были одеты в кимоно, видимо, — здешнюю парадную одежду. Судя по глубокомысленным и проницательным выражениям лиц, на Собрание приглашали далеко не каждого сборщика фруктов. Присутствовала явно только интеллектуальная элита посёлка. Я заметил и Эль, непозволительно долго задержавшись на ней взглядом и смущённо отвернулся.
В середине большого зала собраний был нарисован белый круг метра три в диаметре и окружность вокруг него. С одного из сидений поднялся седой мужчина лет пятидесяти в чёрном кимоно с вышитой позолотой окружностью на груди и прошёл в центр круга. От него прямо-таки сквозило потоками жизненной энергии. Взгляд был цепким и одновременно искренне доброжелательным. Участники собрания замерли, внимательно и с явным уважением наблюдая за ним.
Он постоял секунд десять, как бы приветствуя глазами каждого из присутствующих, глубоко вздохнул и… запел! Я чуть не поперхнулся. Ноты неспешной баллады, исполняемой плотным басом, раскатились по зданию, отражаясь от стен, переплетаясь и вновь сливаясь, обогащая мелодию гармониками.
Песня лилась будто из каждого уголка полусферы, мощная, яркая, местами трагичная. Певец рассказывал о стеблях пшеницы, волнами колышущихся на ветру, капельки росы, на которых преломляли рассветное мягкое оранжевое солнце. Пел о хмурых тучах, которые из невообразимой вышины горько и нежно проливаются дождём, даря щедрый урожай. Пел об упорной изогнутой сосне, которая проросла в маленькой ложбине на отвесной скале; и о птенце, который, упав из гнезда, от страха научился летать. Явственно проживая пропетые картины, я чувствовал каждый стебелёк пшеницы, каждую сосновую иголку, испытывал ужас, упав птенцом вниз и эйфорию от полёта на собственных крыльях. На глаза навернулись слёзы радости.
Басовитая баллада сменилась быстрым аллегро, исполняемым драматическим баритоном. Я даже открыл прикрытые до этого глаза, не веря, что так по-разному может петь один и тот же человек. Картины природы сменились мелькающими кадрами лесного массива из деревьев с треугольными листьями, затем образом выжженной равнины, покрытой слоем пепла. Мелодия подходила к кульминации, и песня с резкими высокими нотами показала мне всепоглощающий дым, проникающий внутрь тела и разъедающий плоть. И вот, прозвучала кода в виде длинной финальной ноты, исполненная опять бархатным басом и показавшая мне бескрайнюю темную пустоту, в которой призрачно сияла огромная синяя пульсирующая окружность.
После нескольких минут оцепенения я снова открыл глаза и осмотрелся. Седого
мужчины уже не было в центре зала, участники собрания потихоньку стали расходиться. Аса молча и сосредоточенно беседовал с двумя представительного вида мужчинами с красными кругами на щеках. А он не так прост, как мне раньше казалось. Поразмыслив, я решил его не отвлекать и вышел наружу, щурясь от яркого солнечного света. И чуть не налетел на Арманта, который проводил меня грозовым взглядом.— Слушай, — я попытался заговорить с ним жестами. – Мы можем обсудить пару вопросов?
Говорить он, ожидаемо, не стал. Расправив плечи, двинулся вдаль. Через пару минут вышел Аса, склонив голову, попрощался со своими собеседниками и нашёл меня взглядом.
Я хотел было пообщаться, но, ощупав карманы кимоно, стукнул себя кулаком по лбу. Вот же дубина, где я здесь возьму письменные принадлежности. Аса сразу же понял причину моего замешательства и скрылся в здании. Через минуту вернулся и протянул мне бумагу и карандаш.
— У вас карандаши есть, оказывается? — с изумлением написал я.
— Конечно, — рассмеялся он. — в пещерах у Глотаина добывают жильный графит, потом переправляют его в Мэтаин и вытачивают вот такие замечательные карандаши. К нам попадает немного, мы ими обычно пользуемся в здании совета.
— Ясно, — смутился я, — скажи, а кто это пел так проникновенно?
— Элеосин, наш поселковый глава.
— Я так и подумал. Ещё вопрос: вы, оказывается, не только разговариваете, но и поёте. Почему другие не говорят?
— Тут всё просто, — объяснил Аса. — Если у человека есть что сказать, он это делает, а лучше — поёт. Поющий вкладывает в каждое слово на порядок больше информации, чем просто говорящий.
— То есть ты хочешь сказать, что сегодня Элеосин произносил речь? — удивлённо спросил я.
— Именно так. Мы обсудили проблемы подгнивания посевов пшеницы во время сезона дождей и сложности в посадке деревьев на крутых склонах.
— Ничего себе, — присвистнул я. — А мне казалось это просто такая удивительно проникновенная песня. Погоди, а что за проблемы выпавших птенцов вы решали? И ещё была какая-то выжженная равнина и круг в пустоте.
Аса опять засмеялся.
— Пойми, Собрание — это нечто большее, чем разговоры о текущих хозяйственных вопросов. Это и духовное наставничество. В конце Собрания мы обсуждали принятие стирания мира как должного для освобождения пути новым молодым мирам.
Опять, и теперь он, про «уступи дорогу». Да что здесь вообще происходит? Обсуждали они. Глава же просто сам пел, а остальные слушали. Массовое помешательство? Я злобно посмотрел на опять закончившийся в неподходящий момент лист бумаги, а потом не менее злобно на Асу. Он пожал плечами и побрёл в сторону дома.
Что-то с ним, этим Асой, нечисто. То он играет в улыбающегося деревенского дурачка, то приходит на собрание избранных, ведёт деловые беседы с серьёзными дядями и обстоятельно рассказывает про духовные истины и поставки сырья. Надо бы присмотреться к этому парню повнимательнее. А кимоно оставлю себе, — ехидно улыбнулся я.
Глава 4. Предвестники
Сегодня мы отправились на далёкое капустное поле рядом со склоном западного от города холма. Аса набирал воду у импровизированного тростникового водопровода, забирающего её в русле одного из бодрых горных ручейков, а я поливал кочаны из лейки. Солнце уже скрылось за Разделяющей Грядой, и тени от опушки леса резво потянулись в нашу сторону. Опустошив лейку, я вздохнул, размял спину и присел, ожидая, когда Аса принесёт сменную. Из леса послышался неожиданный хруст и, как мне показалось, сдавленное ругательство. Я встрепенулся, окинул взглядом опушку, но ничего подозрительного не увидел. Может быть, птица в кустах копошится?