Предположительно

Впервые в жизни понимаю Новенькую. Я могла бы убить маму за это.

— Я не убивала Джуниора. Он умер во сне. Я нашла его. Это все.

Она ни говорит ни слова и вот оно. Сомнение. Оно проносится по ее лицу также быстро, как тень от несущейся машины. Она кивает и пишет что-то в своем блокноте, не встречаясь со мной взглядом.

— Твоей мамы вообще поблизости не было?

— Я была одна дома.

Она тяжело вздыхает и продолжает писать.

— Как думаешь, может, Рей или кто-то из его друзей или его семья могли бы...

Я одариваю ее взглядом, который моментально заставляет ее замолчать.

Рей мертв. Я знаю, как он умер, но сейчас не в настроении говорить. Я не в настроении рассказывать об этом. Мы не ходили на его похороны.

Его настоящая жена не пустила бы нас. У него был сын, немногим старше меня.

Его тоже звали Джуниор.

13 февраля. Показания Кармен Вакеро, вдовы Рамона Вакеро

Говорю вам, я точно знаю. Эта сумасшедшая с*чка убила моего мужа.

Мой Рамон... ему просто не хватало одной женщины. Я точно знаю. Одной женщины недостаточно, чтобы удовлетворить мужчину. Неважно, что он делал с другими, ведь меня он любил больше. Мы вместе с пятнадцати лет. Это целая вечность. Мой Рамон был хорошим отцом и заботился о своей семье. Так зачем мне устраивать скандалы? Я позволяла ему творить все, что ему захочется, ведь он всегда возвращался домой, ко мне.

А потом он встретил эту женщину, она была чокнутой. Он рассказывал мне о ней. О том, что она распевала какие-то сумасшедшие песни в гостиной. Я сказала ему, чтобы он держался подальше от этой puta, она ненормальная и однажды отравит его суп! Он сказал: «Mi amor, расслабься. Она у меня под контролем.

Однажды она пришла к моей двери в поисках Рамона. С ней была маленькая девочка. Она вопила, что он ее бьет. Я сказала, что мой Рамон никогда бы не ударил женщину. Тогда Рамон рассказал мне, что она калечит сама себя, во время этих песнопений. Она сумасшедшая, я точно знаю.

А потом она обвинила его в том, что он пытался переспать с ее маленькой дочкой. Я врезала этой puta прямо в глаз. Мой Рамон никогда бы так не поступил. Никогда! Qu'e asco²⁴! Сама девочка молчала. Все это время она просто смотрела в землю.

Когда Рамон перестал появляться дома, я поняла, что что-то не так. От него не было вестей семь дней. Я позвонила ей, и она сказала, что он мертв. «Как? Почему мне никто не сообщил?» — спросила я. В больнице мне сказали, что он умер от сердечного приступа. Сердечного приступа! Как такое возможно? Он был здоров, как конь. Затем мне сообщили, что его кремировали. Я начала возмущаться. Он не хотел этого. Он хотел вернуться домой, в Санта-Доминго. Хотел, чтобы его похоронили рядом с его мамой. Я знаю, почему это сделали. Потому что эта сумасшедшая puta убила моего мужа. Я точно знаю. И вот вы вызвали меня, спустя столько лет. Ха! Я могла бы рассказать вам об этой больной на голову давным-давно, и эта малышка была бы сейчас жива.

Мисс Риба стучится в мою дверь и заглядывает в комнату.

— Эммм... Мэри? К тебе мама пришла.

Я, прихрамывая, захожу в комнату для посетителей, будучи уверенной, что мисс Риба врет. Она бы ни за что не пришла, у нее бы просто не хватило смелости. Но вот она здесь. Моя мама, или кто она там, сидит в комнате в темно-лиловом церковном костюме. На этот раз без шляпки.

— Малышка! Как у тебя дела?

Эта с*ка совсем из ума выжила.

— Так, значит, ТЕПЕРЬ ты хочешь меня видеть?

— Конечно же, малютка! Ты же знаешь, я всегда буду твоей мамочкой.

— Ты мне не мать.

— А кто же еще! Я знаю, ты злишься, но мамочка не может постоянно брать на себя грехи за все твои ошибки. Не моя вина, что в тебе поселился дьявол. Я годами пыталась помочь тебе.

Она пытается прикоснуться к моим волосам, но я шлепаю ее по руке. Чувствую жжение в своей ладони, поэтому уверена, что ей тоже больно.

— «ТВОИ ошибки»? Как ты могла сказать им, что я убила Джуниора?

— Малышка, я не говорила!

— Я этого не делала. Ты знаешь об этом!

Она потирает место удара и фыркает.

— Знаешь, что, я устала от этой бессмыслицы. После всего того, что я ради тебя сделала, ты не можешь даже держать свой рот на замке. Как и свои ноги.

— Что ты ради меня сделала? Мама, я в тюрьме!

— О, ты дома, — говорит она, отмахиваясь от меня. Она смотрит на свой маникюр. Красный лак немного облупился, как краска на школьных стенах. — Ты больше не носишь оранжевый комбинезон и наручники. Ты легко отделалась, как я и говорила. А знаешь, что случилось бы со мной, будь я на твоем месте? Я бы провела там всю жизнь. И кто бы тогда о тебе заботился?

— Ты и сейчас обо мне не заботишься!

Она снова отмахивается от меня, будто я назойливая муха, будто сама эта мысль настолько же безумна, как и она.

— У тебя вся жизнь впереди. Пара лет для тебя ничего не значит. Я бы умерла в тюрьме. Ты знаешь, что это правда.

Это правда. Охранники бы не принесли ей ничего, кроме побоев и карцера, в котором она окончательно сошла бы с ума. Это в том случае, если другие женщины не добрались бы до нее быстрее. Те изрезали бы ей лицо или изнасиловали бы в душе за убийство ребенка. Она очутилась бы на смертном одре не больше, чем через пять лет.

— И в этих тюрьмах так опасно. Драки и распутство. И эти девушки, которые превращают других девушек в лесбиянок. О, Боже, дитя, я бы не смогла.

Она снова отмахивается от меня, но тут ее что-то озаряет, и она резко оборачивается.

— И что за бред ты рассказываешь им обо мне! О Рее. О том, как я пыталась воскресить Алиссу? Каким-то колдовством, что ли? Ты знаешь, я таким не занимаюсь. Зачем ты такое говоришь?

Молчу. Я устала отвечать на чужие вопросы. Кажется, в последнее время только этим и занимаюсь.

— Я просила, чтобы ты сходила за таблетками, — ее голос срывается. — Но не для Алиссы! Ты должна была принять их. Эти таблетки должны были тебя успокоить!

Она права. Она сказала мне сходить за своими таблетками. Она сказала мне принять их. Но я ее не послушалась.

— Так было лучше для всех, малышка. Все не так уж плохо, правда? Ты больше не в тюрьме. Я говорила, что они благосклонны к маленьким девочкам.

Я фыркаю. Благосклонны? Эта жизнь никогда не была благосклонна ко мне.