Председатель

Но это в теории. На практике мы получили с одной стороны не устоявшуюся власть, а с другой — рвущихся домой крестьян, зачастую с винтовками.

— Вот, полюбуйтесь, что ваш мужичок-богоносец творит, — передал мне очередную сводку Предсовнармина. — Делят землю, грабят усадьбы. Типичная мелкобуржуазная среда. За ржавый семишник готовы вцепиться в горло. Считаю необходимым послать Красную гвардию на усмирение.

— Что-то у вас терминология, как у недавнего премьера Столыпина, Владимир Ильич.

— Вам шуточки, а Столыпина, между прочим, — он постучал пальцем по бумагам, — убили при разграблении усадьбы.

— Печально. Тем не менее, я категорически против силовых методов. Да, мелкобуржуазная, но другой среды у меня для вас нету, нужно работать с тем, что есть. И действовать по утвержденному плану.

— Организовать обобществление земли, создавать артели и вводить новый налоговый кодекс, — кивнул Ленин. — Но все-таки нужно подкрепить Советы вооруженной силой.

— Разгром поместий — это, к сожалению, издержки, мы их никак не избежим. Черт с ними, пусть выпустят пар, хотя жалко безумно. А насчет силы… Надо дать инструкцию местным Советам — пусть усиливают милицию и по возможности спасают всех и все.

Хотя мне кажется, что в нынешних условиях ущерб будет куда меньше. Все-таки двадцать лет примера перед глазами — работай сообща и будет тебе счастье, — ситуацию несколько смягчает. А может, и правда гражданская неибежна? Просто чтобы стравить то адское напряжение, накопленное в деревне за двести лет и никакие артели тут не помогут?

— И все таки я за посылку красногвардейцев.

— Ну, где дело дошло до вооруженного бунта — да, как крайняя мера, — я потер глаза. — Что с демобилизацией?

— Полный паралич транспорта в прифронтовой зоне. Масса самовольно оставивших части стремится выехать во внутренние районы, доходит до угона поездов.

— А вот тут и силу употребить нужно. Поставить заградительные отряды, заслоны, останавливать поезда, в любом случае разоружать.

— И отпускать? — ехидно прищурился Ильич.

— Нет, нам нужно остановить неорганизованное движение. Всех, кто без свидетельства о демобилизации — в трудовые лагеря при заслонах. А выпускать постепенно, чтобы не создавать излишнюю нагрузку на железные дороги. В любом случае, нужно обсудить эти меры с военными и утвердить постановлением Совнармина.

Ленин черкнул в блокноте и продолжил:

— Лебедев докладывает о создании военно-экономических комиссий для надзора за отходом австро-германских войск. В первую очередь для того, чтобы лишнего с собой не забрали.

— Кстати, надо бы устроить так, чтобы они своего имущества побольше оставили, нам пригодится. Например, кто сдает и готов отправиться налегке — те части в первую очередь.

— Ну, немцы аккуратисты и педанты, они на такое не пойдут. Но попытаться стоит, согласен.

Сговорчивость Предсовнармина объяснялась громким провалом “атаки на капитал”. Практически сразу после Съезда Советов и принятия Конституции, верные ленинцы потребовали немедленной и широкой национализации. Им возражали неверные — третьей подряд встряски страна может и не пережить. В качестве компромисса было решено поставить эксперимент на живых людях, то бишь на трех московских мануфактурах — Даниловской, Трехгорной и Гюбнеровской. Последнюю оставили как есть, на Трехгорке усилили контроль со стороны профсоюза, а вот Даниловскую полностью национализировали, в основном из-за того, что главные пайщики, Кноппы и Щукины, поддерживали Временное правительство и Корнилова. И вот на ней создали фабрично-заводской комитет, которому и передали в управление производство. За полгода наилучшие результаты показала фабрика Гюбнера, но при сильном недовольстве рабочих. На Пресне рабочие были довольны, но доходность была ниже. А вот даниловские, несмотря на поддержку правоверных марксистов, дело без малого развалили — специалисты предпочитали увольняться, поставки и сбыт разладились, производство падало. Что характерно, в Иваново, где для гарантии проделали то же самое, результаты вышли аналогичные.

Ну и меньшее число радикалов в составе правительства тоже сыграло не последнюю роль в выборе стратегии. Постепенно, мелкими шажками, чтобы не столкнуть неустойчивую ситуацию в пропасть. Уговаривать, а не принуждать, пробовать на малом и все такое.

— Вы прямо как Керенский, главноуговаривающий, — саркастически поддел меня Ильич.

— Разумеется. Вот смотрите, для того, чтобы добиться от человека чего-либо, есть только четыре метода плюс их комбинации: насилие, обман, обмен, убеждение. Насилие — метод феодальный. Обмен и обман — буржуазные, убеждение — коммунистический. Впрочем, до построения нового общества нам еще очень далеко и мы вполне можем и должны использовать не только убеждение, но и обмен.

— Интересные у вас концепции. Только кто будет принуждать промышленников, у которых не конфискована собственность? Они же непременно захотят вернуть утраченные позиции, начнут вредить и саботировать.

— Поле для насилия сохраняется, пока существует государство, не так ли, Владимир Ильич?

— Государство вообще есть систематизированное насилие, вопрос в интересах какого класса оно его употребляет.

— Ну так что нам мешает употребить его для защиты власти трудового народа? Контроль и принуждение, не без этого. Полагаю, нам надо на основе структуры Савинкова создать некую комиссию, по борьбе с саботажем.

— Чрезвычайную!

— Пока можно обычную, надеюсь, до чрезвычайной дело не дойдет.

А еще мы обсудили первый международный договор Союза Советов, вернее, первое соглашение с правительством республиканской Германии об обмене военнопленными. Тоже ведь, миллионы народу, махом перевезти невозможно. Да кое-кто и обжился в плену, что у нас, что в европах, и домой не желает. Так что договорились формировать постепенно эшелоны и вывозить понемногу, с питанием и прочим обеспечением. Ну а если кто рвется во что бы то ни стало и вот прям щаз, то вот тебе рубль (ну, или там марка) и дуй самостоятельно. После объявления о таком методе число нетерпеливых резко сократилось, хотя некоторые и потопали с котомкой за плечами. Мы же в первые ряды записали наиболее “советизированных” пленных, нахватавшихся вольного духа в артелях и городах. А самым продвинутым еще и организовали курсы на тему создания и функционирования Советов. Пусть там у себя Венгерские и Баварские Советские республики не с нуля создают, а на имеющемся опыте.

МПС в лице Собко затеяло программу восстановления локомотивов и подвижного состава, загрузив все доступные мощности, от Коломенского завода до мелких мастерских.

Врачей лично я озадачил “неизбежными эпидемиями из-за скученности и передвижений больших масс людей” — ну не говорить же им про грядущую пандемию гриппа-испанки, а так, глядишь, общими мерами угрозу уменьшат. Да и тиф тоже тот еще подарочек, тут лучше перебдеть.

Потихоньку шла конфискация собственности. Церковь, конечно, нас чихвостила в хвост и в гриву — землю-то мы у них того, социализировали, — но на каждый их взбрык мы напоминали, что несть власти аще не от бога, и что Советы им посланы за грехи. Прибрали имущество членов Временного правительства и аффилированных с ними лиц — с паршивой овцы, как говорится. Ну и сатрапов царского режима потихонечку трясли, исключительно на основании следственных документов. Во всяком случае, несколько полученных таким образом особняков в Москве очень пригодятся для посольств, а то дипломаты уже всю плешь проели с требованиями предоставить им помещения в новой-старой столице.

Но в целом текущими делами занимался Совнармин, а ВЦИК зарылся в рассмотрение проектов на перспективу. В частности, экономическим развитием. И вот тут граждане ученые мне мозг выносили ежедневно — потому как у каждого был список наисрочнейших и неотложнейших мер в его любимой отрасли.

Знаменитый металлург Дмитрий Константинович Чернов, несмотря на свои восемьдесят лет, написал письмо о необходимости ставить завод у горы Магнитной. Вот бросить все и ставить. И я его понимал — выработку металла нужно увеличивать в разы.

Другой Чернов, Александр Александрович, тоже знаменитый, но только геолог, добился возможности сделать доклад и доказывал, что на северо-восток от интинского угольного месторождения должно быть еще одно, более крупное и с углем прямо-таки волшебного качества. Инту же разрабатывать надо прямо сейчас, еще до Магнитной. И его я тоже понимал — в Питер, оказывается, до войны уголь из Англии возили, с Донбасса дороже получалось, так-то.

Но сиюминутная польза была — мои знания про Воркуту даже легендировать не пришлось, Вернадский уже готовил экспедицию на лето. Одна беда — тундра там есть, а вот железной дороги нет и тем более курьерский там не мчит и не предвидится даже в проекте. Но меня убедили, что можно вывозить баржами. Да, мало, да, сложно, но для начала неплохо. И даже притащили из Питера профессора-гидротехника Тимонова. Всеволод Евгеньевич начал с восстановления Северо-Екатерининского канала — всего два шлюза, все просто. А потом перешел к наметкам канала Печора-Кама. Вроде тоже несложно, для “мелкого” варианта рыть всего пять километров, только вокруг — тайга. Так-то конечно, заманчиво, по воде печорский уголь на Урал, в Поволжье, Вятку, Архангельск и дальше….