Председатель

— И что с ними делать? — не выдержал и повернулся ко мне Тулупов. — Они же только копать могут.

— Не только. Еще могут не копать.

— Михаил Дмитриевич!

— Молчу-молчу, — я выставил перед собой ладони. — Могут копать — пусть копают. Работы навалом: торф, каналы, ирригация, лесопосадки, насыпи для дорог и так далее.

Кондратьев тем временем перешел к конкретным планам — днепровский каскад, модернизация металлургии, шарикоподшипниковый завод в Москве (его мы отжали у Нобеля, оставив в его руках керосиновую торговлю). Тракторные заводы, механические цеха, сталелитейные и прокатные цеха, завод дорожной техники. И дороги. Железные и обычные, хотя бы щебнем шоссировать. И Госрезерв — по моему настоянию. Засуха через два года, нужно готовится.

И это как бы не десятая часть того, что предлагалось — пришлось сдерживать некоторых особо ретивых товарищей, а то бы такое громадье планов наворотили… У нас, конечно, с промышленностью и транспортом на порядок лучше, чем было после “той единственной Гражданской”, но надо и меру знать! Вот Жора Пятаков, из шведских “практиков”, до сих пор недоумевает:

— Я не пойму: все ресурсы у нас в руках, а мы приняли такой слабенький план!

— Вы, товарищи, забываете, что у нас для такого количества заводов что сейчас, что через пять лет, просто нет подготовленных кадров.

— Подготовить! Ускоренные курсы, обучение на рабочем месте, факультеты рабочей молодежи…

— Хотите, я скажу, чем это закончится? — мрачно заметил со своего места Савинков, не поднимая головы от писанины в блокноте. — При нехватке обученного персонала вы начнете использовать необученный. Пойдет в лучшем случае брак, а в худшем — аварии и даже катастрофы. Но человек так устроен, что не любит признавать свои ошибки, человеку проще найти внешнюю причину. Вот вы и будете искать виноватых. А поскольку виноватых будет много, то возникнет мысль — а не организация ли это вредит? И вместо того, чтобы двигать завод вперед, вы займетесь ловлей вредителей, вся вина которых — в необученности.

— Ну, это вы загнули!

— Вовсе нет, — поддержал Савинкова Ленин. — При случае напомните мне, я вам расскажу десяток-другой архипоучительных историй, со времен еще первых подпольных кружков.

А в Новониколаевске все-таки пришлось задержаться на обратном пути, уж больно на меня насели сибирские кооператоры. Вот мы и сидели на третьем этаже здания Сибсоюза, построенного на углу Базарной площади и Николаевской улицы. Большие окна, строгие эркеры, суровая простота — в том же стиле рационализма, что и мой дом, и Центросоюз в Москве.

— Нам, Михаил Дмитриевич, нужен металл и машины, а с Москвы или даже с Урала не навозишься. Вот, хотели бы по старой памяти попросить, нельзя ли у нас поближе большие заводы поставить, сперва железоделательный, а потом и сельского инвентаря.

Я переглянулся с секретарем, тот покопался в портфеле, вытащил и положил перед собой папку..

— А что сами не построите?

Вот, солидные люди, деловары, масло аж в Европу продают, все костюмах, с часами и авторучками, а шаг в сторону — оторопь, инерция мышления. Но не тянуть же всю программу только за государственный счет? И я объяснил:

— У вас под боком Кузнецк, там уголь, на Алтае железо, все рядом.

— Кузнецкие каменноугольные копи национализированы, железорудное месторождение под Белорецком известно, Гурьевский завод сто лет как работает, — пододвинул мне справку секретарь.

— Думайте. Заведете свой завод — не только маслом торговать будете. А если сил не хватит — зовите в долю государство.

Думали они секунд тридцать, а потом взорвались возгласами и все скопом кинулись выяснять у меня подробности. И то ли от этих криков, то ли от духоты меня повело и только далеко-далеко, на краю восприятия, я слышал голос секретаря:

— Товарищи, вы что! Михаил Дмитриевич человек в возрасте, устал, нельзя так!

Глава 16

Лето 1919

Первый вопрос Митя задал еще в дверях, не раздевшись:

— Как состояние Михаила Дмитриевича?

— Стабильное, — успокоила Наташа.

— Говорить начал?

— Нет, только пузыри пускает. И пачкает пеленки.

Митя наконец выпростал руку из куртки, закинул картуз на вешалку и шагнул навстречу сопящему кульку на руках Ольги.

— Назад, — придержала за локоть Наташа. — Руки мыть.

Счастливый отец вздохнул, послушно сполоснул руки и только потом был допущен к укачиванию и укладыванию Михаила Дмитриевича Внука.

Внизу Аглая накрывала обычные два стола к большому семейному ужину — на восемь взрослых и шестерых детей, не считая новорожденного. Устоявшийся быт в целом не изменился, разве что стал проще. Давно не было веселых застолий с коллегами-инженерами — за редчайшими исключениями гости в последнее время приходили только по делу. В одной из комнат хозблока поставили аппарат Юза и рацию “Норд”. Митя улыбнулся, вспомнив, как заважничал Иван, которого после курсов радиотелеграфистов перевели из артельных сторожей в главного по связи дома в Сокольниках. Терентий же так и занимался автоотрядом московской милиции, поставив дело на недосягаемую высоту.

Понемногу все обитатели дома собирались у раскрытых по летнему теплу дверей на веранду. Все как прежде, разве что два больших проема заколочены фанерой — время такое, заменить пока нечем. Ну, то есть в управлении делами ВЦИК стекло наверняка нашли бы, но отец настрого запретил туда обращаться.

Тем не менее, Митя надеялся избавиться от фанеры в ближайшее время: на заводе Ралле начали выпуск листового и витринного стекла. Прежняя продукция — пузырьки для парфюмерии — пока не очень пользовалась спросом, а вот оконное шло на ура.

В ожидании еды Митя рассказал про события в Никольском и про новую продукцию лаборатории пластических масс. С той же скоростью, что и стекло, покупатели расхватывали пуговицы, бижутерию, чернильницы, а государство закупало рукоятки для шашек и корпуса телефонов.

— Не бедствуем, ширпотреб покрывает все затраты. Сейчас Савва Тимофеевич думает пригласить пятерых немецких химиков, расширяться будем.

Понемногу оживало и расцветало мирное производство, в том числе по госпрограммам. Например, городские артели выпускали позарез нужные гвозди, ими же и рассчитывались за взятый в аренду немецкий гвоздильный станок, полученный за хлеб. Или ставили небольшой посудный завод, как сделал дядя Вася Баландин — государство снабжало металлом и эмалью, а он штамповал тазы, ведра и чайники с кастрюлями. Многие частники брали в прокат швейные машинки, и с каждым месяцем на улицах все меньше попадалось военной формы и все больше — сшитых по моделям Ламановой рубах, брюк и платьев. Но особенно развернулись артели и кооперативы — им-то налоги, как не эксплуатирующим чужой труд, установлили минимальные, наравне с государственными заводами. А настоящих буржуев крепко держали под присмотром профсоюзы и савинковская КБС и многие заводчики, решившие поиграть в локауты и саботаж, сейчас играли в лесоповал.

— Митя, а как там футбол? — прибежал вниз Ванька, самый страстный болельщик в доме.

— “Карболит” — “КСО” 2:1.

— Угу, — Ваня записал цифры в тетрадочку, — а “Мороз”?

— Еще не играли, завтра же.

Три деревни — Орехово, Зуево и Никольское — были среди родоначальников этой игры в России, но после успехов симоновцев и железнодорожников поотстали, а теперь увлеченно наверстывали, устроив общее дерби.

С просека за воротами, где днем катались авто и повозки, на веранду донесло треск мотоцикла, и к прерывистому стрекотанию, усиливавшемуся с каждой секундой, примешалось слабое чувство тревоги. Вечером тут почти не ездили, значит — посыльный, к отцу. А ему врачи запретили работать. Видимо, что-то серьезное.