Председатель
Шрифт:
Вот в Иваново-Вознесенске и обкатывали “соцгородок”. С водопроводом, канализацией, центральным отоплением, школой, клубом, больничкой, трамвайной линией и даже магазинами Коопторга. По единому плану, как цельный архитектурный комплекс. Ради такого дела поставили даже заводик — колонны и балки лить. И пенобетонные блоки. И шиферные листы. Работы хватит: домов сто пятьдесят штук, каркас в четыре этажа, а закончат здесь — и другие кооперативы подтянутся. Не останется завод без дела, да и технологию отработаем.
В нерасселенных покамест казармах и бараках тоже старались жизнь улучшить. Если в городе
Так дело пойдет — лет за пятнадцать, если расчеты верны, управимся. И тогда за решение жилищной и продовольственной проблем мне положены два конных памятника в золоте. Можно один, но на двух конях и с мастерком вместо сабли.
Пока я витал в эмпиреях, архитекторы углубились в план и елозили по нему карандашиками, а я оглядывал первый дом с образцовыми, по нашей старинной практике, квартирами. И даже сейчас, в будний день, там топтались зрители.
— Как баре жить будут… — завистливо повела остреньким носом бабенка в синем платке, выходя из подъезда.
— А тебе кто мешает сваво уболтать? — пихнула ее локтем товарка в платке зеленом. — В каперацию вход свободный.
— Упертый он, а чуть что — по морде.
— А ты его скалкой, развод и девичья фамилия! Мы нынче свободны люди, граждане Республики!
Только я собрался влезть в разговор с расспросами, как на стройку во весь опор влетел посыльный с поезда ВЦИК, осадил коня, крутнулся и, углядев меня, уже шагом двинулся в нашу сторону.
— Депеша из Москвы! — свесился он с седла, обдав меня запахом конского пота, кожаной сбруи и сапожной ваксы.
Под заинтересованными взглядами архитекторов и строителей я пробежал глазами неровно наклеенные обрывки телеграфной ленты. И ведь не удержались бы хоть краем глаза подглядеть, что там товарищу Скамову пишут, но у меня за спиной два охранника сурово зыркали по сторонам и всем своим видом показывали, что ни-ни, даже не думайте.
— Хорошие новости, товарищи! — не стал я томить. — Западный фронт взял Варшаву, чехи объявили, что атакуют поляков, если те не признают сложившиеся границы в Тешине. Так что паны запросили перемирия. Конец войне.
Можно было еще усилить общую радость тем, что мира запросили совсем другие паны, но я пока промолчал — неизвестно еще, как там обернется. Власть в ходе переворота СДКПиЛ, ППС-левица и близкие к Союзу Труда группы и партии взяли, а вот удержат ли… Посмотрим. И поможем.
***
— То, что мы строим дома и заводы, хозяйство поднимаем, лесополосы сажаем, это все хорошо, — на Совнармине Коля выступал не торопясь, обстоятельно. — Но нельзя, товарищи, при этом забывать о наведении порядка, об исполнении законов.
— Вы это к чему, товарищ Муравский? — прервал Ленин, не любивший ухода в сторону от темы.
— К тому, что в последнее время ширится злостное хулиганство. Причем виновные не несут вообще никакого наказания в силу своего “пролетарского происхождения”, или получают минимальные сроки общественных работ без отрыва
от производства.— Факты, цифры? — хлопнул ладонью по столу предсовнармина.
— Вот отчет министерства юстиции, — Коля выложил толстую папку и передал вторую от коллеги. — Вот Нарминвнудела. Сводные цифры показывают, что растет волна бессмысленных преступлений, ради дурной удали и от нечего делать. Из наиболее вопиющих фактов — недавнее изнасилование на Лиговке, когда пьяная компания остановила идущую мимо работницу, надругалась…
— Безобразие и дикость! — в сердцах бросил карандаш Ленин.
— Это еще не все. После этого ее продавали всем желающим.
Вдоль стола прокатился возмущенный гул.
— Эти подлецы арестованы?
— Да, все до единого.
— Предложения?
— Конкретно по лиговскому случаю — открытый суд с максимально широким распубликованием в печати. В целом же нужна государственная программа, совместная от министерств, профсоюзов, молодежных организаций при партиях, и так далее.
В последнее время жизнь моя состояла из бесконечных совещаний, вот и сегодня я по просьбе Муравского сидел на Совнармине. Кроме министров сюда имели свободный вход члены ВЦИК, председатель Верховного Суда, глава Военсовета Медведник, начальник генштаба Болдырев и президент Академии Наук Лебедев. Впрочем, Петр Николаевич своим правом не злоупотреблял, предпочитая вместо себя посылать заместителя, академика Карпинского.
Ленин вел заседания исключительно четко, твердо удерживая тему и регламент, лишая слова любителей растекаться мыслию по древу. Никаких общих рассуждений не принимал, требовал цифры, факты и отчеты — наши инфографики-презентации давно стали рабочим инструментом Совнармина. На удивление мощный менеджер получился из Старика, но сегодня я хотел подкинуть ему не совсем обычную задачу.
— Михаил Дмитриевич, вы хотите выступить? — Ленин обратил внимание на мою поднятую руку.
— Три минуты. Если позволите, с места. Спасибо. У нас, товарищи, при полном понимании экономических и политических задач большой провал в социальных. Поэтому я предлагаю при Совнармине создать институт социальной психологии.
— Предложения по персональному составу?
— Во главу академика Бехтерева. От Союза Труда Сан Саныча Богданова, он этой темой интересовался и у него есть интересные наработки. От профсоюзов — товарища Гастева. Вообще, полагаю целесообразным если не слияние, то теснейшее взаимодействие с его Институтом труда. По остальным — список в отчете.
Папку по рукам передали председательствующему.
— По какой статье прикажете проводить финансирование? — взъелся нарминфин Сокольников. — У меня бюджет на два года вперед расписан.
— Учтено, на два года институт будет обеспечен выплатами за мои патенты.
Министры удивленно и даже завистливо захмыкали — валюта! Большая часть моих доходов шла нынче в службу Никиты Вельяминова, но в аккурат перед началом войны я обобрал на идеи Ronson, Imco и Zippo. За пять лет Кинг Жилетт и Макс Фактор развернули производство буквально миллионными тиражами — вещь-то оказалась незаменимая, особенно в окопах. А после войны выстрелила гейзерная кофеварка. Вот и поднимем социологию на деньги курильщиков и кофейщиков Европы и Америки.