Предвестник

не откроет ее рот руками, не получит от нее ни слова. Жаль, ведь ему было интересно,

какие парни интересовали Килэй. Наверное, какой-нибудь красивый рыцарь с каменным

лицом, которого она встретила в армии короля. Того, кто был с мечом так же опасен, как

она.

Почему-то от этой мысли ему стало больно.

– Лисандр вчера спрашивал о твоем любимом цвете, - признался он.

Аэрилин склонилась, сцепив перед собой руки.

– И?

– Что?

Она игриво шлепнула его по руке.

– Что ты ему сказал?

– Сказал ему, что не уверен, но вроде голубой.

Она обвила руками его шею и сдавила так, что он чуть не упал.

– О, ты так хорошо меня знаешь! Интересно, почему… думаешь, он?..

Каэл не знал, ждала ли она, чтобы он закончил за нее предложения.

– Что?

Она сморщила носик и попыталась выглядеть строго, но ее улыбка пробилась.

– Хорошо, не говори. Я знаю, что джентльмены молчат о таком. Но я скажу тебе кое-

что, а ты не расскажешь Лисандру. Клянешься?

– Конечно.

Она ударила его снова, улыбаясь.

– Серьезно. Обещай, что не расскажешь Лисандру.

Он вздохнул.

– Хорошо, обещаю.

– Хорошо, - она склонилась, глаза хитро блестели. – Думаю, хоть это идет против

всего во мне, что Лисандр вполне… красив, - она захихикала, порозовев. – Разве не

ужасно торговке видеть таким пирата? Ты слышал о таком когда-нибудь?

Каэл пытался улыбнуться, но понимал, что в королевстве были вещи страшнее, чем

пара из торговки и пирата.

* * *

Каждый день дел становилось все больше. И только доев опасный ужин, пираты

могли задрать ноги и отдохнуть. Так они и делали на палубе в прохладе ночи под

сверкающими звездами.

Джонатан был неугомонным, и Лисандр дал ему больше всех заданий. Пока все

говорили или играли в карты, он играл на скрипке и развлекал их песней. Лисандр

приказал, чтобы мелодии были историческими, а в куплетах описывались их дни на борту

«Грохочущего якоря».

Но Джонатан умудрялся сделать грубой любую песню. И людям нравилось, так что

Лисандр делал вид, что не замечал грубости. Этим вечером Джонатан был вдохновлен

ужином:

Миски супа с ножками,

Пираты машут ложками.

Бочки чешуи и рыбьих глаз,

С пирогами мамы не сравнить мне вас.

Есть с закрытыми глазами,

Что в тарелке перед нами.

Кок сказал, там был тритон,

Так добавьте мне бульон!

О, ура! Живот дрожит,

Словно рыба в нем кишит.

Живот крутит, вот беда –

Изо рта летит еда!

Пираты вопили и стукались кружками, Джонатан низко, преувеличенно поклонился.

И только один человек недовольно топал: кок.

Слухи быстро разлетались по кораблю, и вскоре все узнали о секрете Килэй. Как

только Джонатан закончил, пираты начали просить ее исполнить любимую песню.

– Ладно! – сказала она, ведь они не собирались отставать. Она вскочил на ноги и

крикнула. – Эй, пройдохи!

Они заревели и подняли в приветствии грог.

– Вынимайте водоросли их ушей и слушайте. Я расскажу вам самую печальную

историю, - Джонатан заиграл несчастную мелодию, присоединившись. – Она о мужчине.

По имени Сэм Взятка…

Все радостно шумели.

– О том, как он потерял истинную любовь в море…

Мелодия Джонатана стала такой, чтобы пираты могли топать ногами в такт, и Килэй

запела:

О смелости ведает этот рассказ,

О том, кто сильнее был многих из нас.

Его звали Сэм, эта песня о нем,

О том, как любовь на волнах он нашел.

Он плыл по морям с любовью своей,

И ветер паруса наполнял ей.

Они миновали пустыни с песками,

Такой любви вы не видали веками!

Она ему пела,

И он был ей верен,

В нем не было тени сомненья.

Под ее парусами

Мир они покоряли,

Его сердце всегда будет с нею.

Однажды из моря волн выбрался враг,

Беспощадно на судно его змей напал.

Сэм через силу корабль развернул,

В сердце змеи он бросил гарпун.

Змей заревел, и хвост он поднял,

В последний раз он его опускал,

И корабль его, любовь, гордость его,

На сушу унес своей силой поток.

Корабль его

Стал в песках заточен,

А Сэм клялся, что не мог он разбиться,

Любимое судно

Домой не придет,

Ведь сердце его теперь в море.

Да, сердце его теперь в море.

История была ужасно печальной, но Каэл наслаждался пением Килэй. Она так

красиво и без усилий доносила ноты, что ему тоже хотелось петь. Но они лишь думал о

пении, его уши грозились спрыгнуть с головы и улететь в океан.

Он ушел, когда начались танцы. Не было смысла сидеть и смотреть, как все танцуют.