Предвестники табора

Нет, это слишком простой вывод. Дело в другом: я жажду перемотать жизнь подобно фильму с тем, чтобы лучше рассмотреть или переосмыслить некий ее эпизод; войдя в фильм прошлого, обратить внимание на ранее упущенную деталь, — в результате повернуть жизнь в иное мыслительное русло и изменить причинно-следственную цепочку…

Нет, видно, должна быть иная цель. Но какова она?

Мне это еще предстоит выяснить… …………………………………

…………………………………………………………………………………………

Флаги набирали длину — они были отчетливо видны на фоне посеребренных луной облаков.

— Черт, кажется, ничего… — я собирался сказать «не происходит», но в последний момент окончил:

— …не помогает.

— Давай, еще подождем.

— Миш, надо подойти ближе.

— Ты спятил?

— Давай подойдем… хотя бы к пинг-понговому столу.

— Макс, ни в коем случае. Ты слышал меня?

— Я подойду.

— Нет! — Мишка порывисто схватил меня за руку, когда я сделал шаг, — не смей, слышал меня?

Они заберут тебя, как забрали Ольку, — голос в голове.

Я остановился. Что это, трусость? «Нет, дело не в трусости. Если бы я только знал, что надо сделать… А подойти просто так…»

Не оправдывай себя. Это только трусость.

Тут мне в голову пришла неожиданная мысль: «Может, ты собираешься применить силу — к Предвестникам табора?»

И тотчас ответ, от которого я… почувствовал, как начинаю сходить с ума:

Они ничего тебе не сделали — они только играют и все…

…………………………………………………………………………………………

В ту ночь Олька не вернулась. Когда три флага на горизонте завернулись в оборотную букву «С», я увидел, как свет луны соскальзывает с середины флагов вниз, по дуге, — подвижные прямоугольные отсветы, и я припомнил, как пять лет назад эта картина явилась моему воображению.

А теперь я увидел ее воочию.

Я ожидал, что люди свернут флаги и весь «ритуал» повторится заново, но они отпустили их в небо. «Так, а теперь что-то еще должно произойти. Вот сейчас она появится. Где-то на поляне». Однако я ошибся — ничего сверх этого больше не случилось. «Верните Ольку!» Ответом были только три ленты, парящие меж серебристо-облачных островов.

ЧАСТЬ 3 ГОЛОГРАФИЧЕСКАЯ СУМКА НАПОЛНЯЕТСЯ ОТТЕНКАМИ ПРОШЛОГО

(Рассказывает Максим Кириллов)

Вступление

Вот уже пятый час я сидел в пустом кинозале и, просматривая фильмы, делал заметки для рецензирования.

На галерке среди груды колченогих стульев, стояло пианино с ввинченными подсвечниками, упиравшимися в низкий потолок. И боковое окно часто отворялось, впуская сильные, теплые потоки ветра, который посвистывал в лабиринте деревянных ножек; рама ударялась о край пианино, стекла дребезжали. Я откладывал блокнот, нажимал на пульте кнопку «Стоп»; затем, поднявшись наверх, затворял окно; ручка заклинила, не двигалась, однако на время рама удерживалась; подпереть стулом было невозможно — слишком узкий подоконник, — да я и не решился бы вытаскивать стул из груды — она могла посыпаться, как карточный домик.

На пианино под левым подсвечником сияла оставленная кем-то подарочная голографическая сумка. По мере того как закатное солнце, набирая сочность, спускалось все ниже к горизонту, золотая голография наполнялась оттенками бирюзы и ультрамарина, а на углах узоров повисали терпкие алые пятнышки.

После захода солнца сумка, казалось, впитывала все то, что терял меркнущий горизонт, разгоралась богатыми алыми оттенками, угнетавшими даже истинный цвет, — золотой, — что тогда говорить о бирюзе и ультрамарине.

Узоры теряли объем.

Сегодня утром я получил электронное письмо, не выходившее у меня из головы, — получил совершенно неожиданно, от Мишки, которого не видел уже десять лет. Письмо было отправлено через мой литературный сайт — Мишка тепло приветствовал, интересовался, как обстоят мои дела на писательском поприще, «хотя, — добавлял он тут же, — мне и так известно, что там все просто отлично — иначе и быть не могло. Ты, конечно, знаешь, что я теперь обосновался в К***? Это курортный городок, и я подумал, может, ты навестишь меня этим летом? Позвони мне, я страшно соскучился» — и далее следовали «смайл» и номера телефонов.

Каждый раз отматывая фильм назад — для того, чтобы пересмотреть эпизод, — я не могу избавиться от ощущения, будто отматываю и свою жизнь — к прошлому, как киноленту; а когда окно на галерке в очередной раз отворяется, и я нажимаю кнопку «Стоп», тотчас вместо кадра фильма на огромном экране кинозала застывает кадр из моего детства, столь же случайный, сколь и чрезвычайно особенный.

Последний раз это были два человека, играющие в пинг-понг посреди шалфейной поляны…

………………………………………………………

…………………………………………………………………………………………

Я поднимаюсь на галерку к отворившемуся окну. Голографическая сумка на пианино, поглощая с горизонта последние оттенки заката, наполняется алым цветом до предела; бушует, как пожар. Через полторы минуты я выбегу из кинотеатра как ошалелый на улицу, на встречу открывшемуся видению, однако тротуар с невысокой железной оградой окажется пуст. Когда я вернусь обратно в кинозал, сумка будет светиться только золотом и ультрамарином.

Подойдя к окну, я вижу, как четыре человека в просторных белых одеяниях и белых головных уборах катят по тротуару… катафалк. Тоже белого цвета. Потом останавливаются на несколько секунд. Я затаиваю дыхание — кажется, крайний слева человек сейчас обернется. Однако он только оправляет кружева и бархатные складки на катафалке, забившиеся под крыло колеса, и я вижу, что крышка гроба закрыта.

Шествие продолжает путь.

В первый момент я с трудом удерживаюсь на ногах, инстинктивно опираясь сзади на пианино. Ножка стула больно впивается в поясницу — вся груда стульев напрягается, трещит; готова посыпаться…

………………………………………………………

…………………………………………………………………………………………

* * *

Когда моя мать узнаёт, что Мишка написал мне письмо, ее первая реакция: «Мишка?! Наш Мишка?»

— Да.

— Чего это он вдруг! — восклицает она с гонором. — И что же он тебе написал?

— Приглашает к себе в К***.

Пауза. Мы разговариваем дома на кухне. Я стою в дверях, мать — возле разделочной доски; режет картофель соломкой — для жарки.

— Ну и что… — ее рука с ножом застывает; она оборачивается, — ты поедешь что ли?