Предвестники табора

— Ну конечно. Например, ты, — без тени смущения, Мишка указал на меня ладонью.

В глазах его светилась улыбка и, я это почувствовал, неподдельное уважение, а вот краешки губ растянулись совсем чуть. (Так улыбается учитель своему бывшему ученику, который стал знаменитостью; сам же учитель остановился в своей жизни в нескольких шагах от славы).

Я махнул рукой.

— Да будет тебе, — но отвернулся и покраснел слегка, и Мишка, конечно, понял, что ему прекрасно удалось польстить мне.

— Я совершенно серьезно, Макс, — в голосе Мишки послышались не просто твердые — даже какие-то жесткие нотки, — тебе только двадцать три, а ты уже автор двух книг и гость известных телепередач.

На секунду мне стало не по себе от его официального тона. Потом я снова улыбнулся.

— Так вот почему ты вспомнил обо мне спустя десять лет.

Он нахмурил бровь.

— В смысле?

— Я имел в виду… — я подался к Мишке, делая вращения кистью руки (так делают иногда в ритм стихотворению, случайно пришедшему на ум, к разговору); чувствовал себя, однако, так, будто совершаю примирительный жест, тогда как, конечно, старался пояснить; и мелькнула в голове какая-то странная вина — совсем-совсем легкая:

— …это послужило поводом?

— Да не знаю, — просто пожал плечами Мишка, — на самом-то деле, как-то все это само собой получилось. Я помню: как увидел тебя по телевизору, подпрыгнул чуть ли не до потолка. И Машу принялся звать — она в другой комнате была. А потом… — он остановился и вдруг примолк.

— Что? Пошел в магазин покупать мои книги?

— К сожалению, здесь не продают серьезную литературу. Только детективы, фэнтези, любовные романы — ну, ты понимаешь, — Мишка снова польстил мне; на сей раз, однако, я пропустил это мимо ушей и даже как-то усмехнулся про себя его лести, — пришлось покупать на заказ. Благо, это не очень сложно оказалось. Кроме того, обе книги вышли в одном и том же издательстве.

— Совершенно верно, — подтвердил я, а затем назвал это издательство.

— Послушай, — неожиданно Мишка вдруг сжал мое запястье, — вот об этом я и собирался поговорить. Маша хотела бы вложить деньги в издание твоих книг — в дополнительные тиражи. У нас есть немножко свободных денег, Макс, так что…

Я спросил его, что требуется с моей стороны. Мишка ответил: только согласие. Тут я, разумеется, принялся объяснять ему, что если Маша рассчитывает получить с моих книг такую же прибыль, как со своих ресторанов, она сильно заблуждается.

— Это же не детективы, которые я писал десять лет назад. Ты прочитал мои романы? — спросил я.

А потом прибавил:

— Которые купил.

— Обижаешь! Конечно, мы с Машей прочитали их. Нам очень понравилось. Она готова вложить деньги… короче говоря, Макс… давай дождемся завтрашнего дня и все обсудим — втроем.

Я спросил его (все еще с долей недоверия), что же все-таки предстоит обсуждать, — ведь он только что сказал, что требуется одно мое согласие.

— Ну… Машу интересует сам процесс книгоиздания, как я полагаю. Куда, какие деньги вкладывать. А также реклама, раскрутка и все такое прочее.

Я сказал, что вряд ли смогу оказаться полезным, — именно в этом вопросе.

Мишка пожал плечами.

— Ну и ладно. Я все прекрасно понимаю: ты писатель, и к самому книгоизданию никакого отношения не имеешь.

— Не имею, — подтвердил я.

— В таком случае, свяжемся с твоим издательством или пригласим человека со стороны. Как бы там ни было, завтра поговорим.

Мне принесли коктейль, Мишке — пшеничное пиво. Бутылка была открыта и из горлышка выглядывала долька лимона; несколько секунд затаив дыхание, я смотрел на эту дольку, затем перевел взгляд на Мишку. Сейчас он смотрел куда-то в сторону, и я, признаться, испытал от этого облегчение.

Может быть, Мишка помнил „Midnight heat“ и решил перенести из фильма несколько деталей — в свой собственный бар? Нет, в это мне не очень верилось.

(Именно таким образом подавали пиво в баре на тропическом острове — с дольками лимона, вложенными в горлышко. Снова совпадение?).

Мишка сказал:

— Почтовый ящик я нашел на твоем персональном литературном сайте.

Я поправил его, что там только ссылка — „Написать письмо автору“. (Мой голос не дрогнул). Мишка кивнул: да, да, верно.

— Так ты здесь просто наблюдаешь за ресторанами, — сказал я утвердительным тоном.

— Ну… да.

— А юриспруденция — ты бросил практику?

— Об этом я тебе тоже хочу рассказать. Тем более, к этому имеет отношение мое знакомство с Машей и масса других вещей, — Мишка подмигнул мне, — ты же хочешь знать, как я докатился до такой жизни?

— Очень, — я вытащил коктейльный зонтик из своего бокала и положил его на стол.

Прежде всего, Мишка объявил, что юриспруденцией он действительно больше не занимается — „и пусть это тебя не удивляет, Макс“.

— А меня это должно удивлять?

— Но я же тогда был таким серьезным, основательным. Ты ведь помнишь? Десять лет назад.

— Ну-у… да.

— Главное, что я понял позже: это все не стоило и выеденного яйца — в моем случае, я имею в виду.

— Почему?

Мишка ответил, что как только его покинули дорогие ему люди, — которых он любил или которые просто для него много значили, — он увидел все недостатки своего дела; увидел, что в нем нет души, и оно перестало удовлетворять его; „многие люди, напротив, погружаются в работу — когда у них личная жизнь ни к черту, но у меня получилось с точностью наоборот“.

— Все это, впрочем, происходило постепенно.

Некоторое время я пристально смотрел на Мишку; он теперь сидел, низко склонив голову над столиком, и внимательно рассматривал бурое стекло бутылки; говорил твердо, но медленно, с паузами.

Я сказал ему, что, надо полагать, смерть матери его подкосила.

— Да, конечно. Но это был только первый человек, которого я потерял. Еще… Девушка, с которой я встречался до Маши… знаешь, я совершенно не был готов… она ушла от меня. К моему лучшему другу, — Мишка выпрямился, — н-да… и знаешь, мне было больно — даже не смотря на то, что я не любил ее.

Мишка принялся рассказывать мне перипетии — о том, как он названивал своей бывшей девушке по трем номерам телефонов — домашнему, мобильному, второму мобильному, — и все выяснял с ней отношения, ругался. Один раз заявился к ней на работу.

„Главное то, что все это было совершенно бессмысленно — я и сам не знал, чего, собственно, добиваюсь, что хочу выяснить. Ведь что сделано, то сделано“.

— Но ты убеждал ее вернуться?

Мишка ответил: да, и это он тоже делал, но более всего его интересовал другой вопрос: что ее не устраивало в их отношениях; не низко ли — с ее точки зрения — то, как она поступила.