Предвестники

Но лодка устремилась ко мне, к сердцу моей песни - сумеречная и легкая, пропитанная магией, она качнулась и поймала нас, как ловят птицу в раскрытые ладони.

Я упал на дно, отпустил врага и едва почувствовал, как Тин разжал руку.

Рилэн обернулся, и я крикнул:

– В Атанг! Скорее!!

Я закрыл глаза и запел - всего несколько звуков, торопливых, дрожащих на ветру, - и песня теней вновь окутала нас, мы слились с небом, растворились среди звезд, стали невидимыми для врагов.

Когда я открыл глаза, мы уже мчались на восток. Рилэн не оборачивался, сидел, склонившись над рычагами управления. Я должен был помочь ему, взять весло, - но сейчас не мог это сделать.

Тин полулежал на корме, зажимал рану скомканной курткой. Я чувствовал запах крови, звон боли. Но это просто рана, я успею вылечить ее, а время врага истекает.

Джерри тормошил меня за плечо, и я кивнул, попытался без слов показать, что со мной все в порядке.

– Что случилось?
– спросил Джерри и указал на Лаэнара.
– Зачем он здесь?

– Надо убить его, - выговорил Тин. Его голос был надтреснутым, затуманенным болью.
– Он больше не нужен.

Мы не можем убить его. Я обещал, он будет жить.

Я обещал Арце.

– Он должен жить, - повторил я вслух и запнулся, подбирая слова.
– Он наш заложник.

Роща была сейчас слишком далеко, и сил во мне почти не осталось. Но волшебство нельзя остановить, если оно взрезало сердце, - и песня зазвучала, поплыла, окружая врага. Превратилась в волны, сперва тихие, разбивающиеся пеной на краю души, - но с каждым мигом набирающие силу, превращающиеся в оглушительный шквал.

Это шквал затопил врага, яд раскалился, изменился, хлынул сквозь его мысли, - мчался сметая все на своем пути, всю прежнюю жизнь, счастье и горе. И также внезапно схлынул, затих, оставив врага в забытье, лишенном сновидений.

Враг спал, как спит человек после тяжелого дня. Но сияющие росчерки отравы исчезли, и дыхание было спокойным.

Я выполнил обещание, он будет жить.

Не дожидаясь расспросов, я взял Тина за руку и запел песню исцеления. Она забрала остатки моих сил, и, сев на корму, к рулевому веслу, я чувствовал себя прозрачным и невидимым, как ветер в моих снах.

Тин благодарил меня, Джерри спрашивал о чем-то, но я не мог отвечать. Я молча сжимал весло, смотрел вперед и ждал, когда небо начнет светлеть, окрасится рассветом. Но ночь не уходила, сияла миллионами звезд. Млечный путь качался над головой, звал к себе.

В первый миг мне показалось, что мелодия, тоскливая и ясная, звучит там, в небесном сиянии. Но она была ближе, - флейта пела, пронзительно и призывно, но не в сгоревшем Форте, и не по ту сторону неба, - в моем сердце. Нет смысла гнаться за ней - она звучит внутри меня. Нет смысла говорить о ней - больше никто не слышит.

Но потом она смолкла, и я вдохнул встречный ветер. Его вкус сказал мне, что мы миновали пыльную равнину, летим над холмами, уходящими к морю.

– Оставьте меня здесь, - попросил Тин.
– Я доберусь, Аник где-то рядом.

– Может, все-таки с нами?
– Голос Джерри был встревоженным и усталым.
– Может, тебя простят? Ты же столько сделал...

Тин покачал головой.

– Не простят. И я обещал Аник, что буду с ней.

Лодка опустилась. Тин попрощался, поднялся, чтобы выбраться наружу и взглянул на Лаэнара. Тот по-прежнему лежал в забытье, на дне лодки, среди теней.

– Ты уверен?
– спросил Тин.
– Он враг. Лучше убить его сейчас.

Я покачал головой. Тин вылез из лодки, махнул рукой. Я потянул весло, но в последний миг остановился.

– Тин!
– позвал я.

Я хотел сказать: "Тин, война начнется скоро. Совсем скоро". Но я не знал, откуда пришло это знание - от голоса флейты, от мерцания звезд, или из глубины моей усталости. Поэтому я сказал:

– Будь осторожен.

Тин кивнул, и мы взлетели.

Постепенно ночь отступала, восток звал солнце. Предрассветные сумерки затопили землю, холмы сменились полями. Я видел дороги и полосы тумана, цепляющиеся за изгороди и ветви деревьев. Атанг приближался.

Пленник шевельнулся и открыл глаза.

Джерри выпрямился, сжимая ружье. Я опустился на дно лодки и взглянул на врага.

Он смотрел растеряно, но не пытался ничего сделать, не пытался заговорить. Его песня все еще была слышна мне - но стала иной, словно из нее исчезли все сложные звуки, остался лишь изначальный напев, бездумный и простой.

Я понял, что сделал с ним.

Мое волшебство стерло его жизнь, унесло его память - так стирают слова со старого пергамента, чтобы написать новую книгу. Его душа была как чистый лист.

– Лаэнар, - сказал я.

Он встрепенулся, приподнялся, ловя мой взгляд.

Имя не забылось. Может быть еще что-то осталось на этом листе.

– Ты помнишь, что случилось, Лаэнар?
– спросил я.

Его взгляд стал непонимающим и беспокойным, в глубине его песни зазвенело отчаяние. В конце концов он проговорил:

– Не знаю... Кажется, ты спас мне жизнь?

Вряд ли стоило что-то объяснять, и наш полет подходил к концу - впереди уже сияло солнце, окрашивало алым белые крыши Атанга.

– Да.
– Я кивнул.
– Я спас тебе жизнь.

***

Легенда о Шаэларе

В ту пору звезды сияли ясно, люди и магия были свободны, захватчики еще не приплыли. Там, где возникнет город, были лишь пещеры и пути подземных рек. Там царила темнота, лишь кое-где лучи света падали сквозь проломы в скалах. Но источники силы и жизни сияли в сердце гор, как сияют и сейчас.

Шаэлар покинул родное селение, чтобы петь там, в безлюдной глубине гор. Он пел много дней и ночей, он слился с сиянием магии. Позабыв о времени и о мире яви, он пел бы так еще долго, но в мелодию пробралась тень, тревога заполнила звуки. Шаэлар понял, что пришла беда, и очнулся.

В сердце гор ничего не изменилось: магия сияла, пещеры были безмолвны и безлюдны. Никто не пришел с дурной вестью. Но, зная, что что-то не так, Шаэлар потянулся душой к своим звездам. Ему никто не ответил.

Тогда Шаэлар попытался внутренним взором отыскать близких - но весь мир казался темным. Лишь в глубине лесов и на бездорожье пустошей Шаэлар увидел редкие огни, мерцающий свет. Не все звезды погасли, но оставшихся было так мало, словно по земле прошла смерть и почти никого не пощадила.