Предвестники

– Простите...

Керген примирительно улыбнулся и сказал:

– Я лишь имел в виду, что нам не все известно. Кто знает, как враги могут использовать этого мальчика против нас? Ты мог бы отвести его в Рощу, к волшебникам? Ты ведь не сможешь следить за ним все время.

– Я подумаю, - пообещал я.

– Пойдем, - сказал Керген.
– Тебе надо отдохнуть.

Он говорил что-то, пока мы шли к дверям приемных покоев, но я едва ловил слова. Я думал лишь о том, что наконец-то доберусь до дома, засну, забуду обо все хотя бы на час, хотя бы на полчаса.

У выхода на лестницу Керген остановился, вновь улыбнулся мне и сказал:

– Ты так повзрослел, Эли. Так и должно быть.

И, не прощаясь, скрылся за дверью.

Браслеты звали меня в небо.

Едва я вышел на широкую лестницу, спускающуюся от дворца на площадь, - и песня полета зазвенела вокруг запястий и лодыжек, льдистыми искрами оцарапала кожу и проникла внутрь, слилась с биением сердца.

Моя душа словно раскололась. Силы покинули меня, я готов был опуститься на землю и заснуть прямо здесь, у дворцовой стены. Но песня полета владела мной, и сети сна расступились, не удержали меня.

Я не дал браслетам увлечь меня в небо, но каждый шаг стал легким, словно я спускался не по каменным ступеням, а по лестнице, сплетенной из ветров.

Но я знал, я не во сне, - явь вспыхивала острыми гранями, не давала забыть о себе.

Я никогда прежде не ходил здесь босиком. Только в Роще - там я знал каждую тропинку, скрип опавшей хвои, колючий песок, теплую землю поляны и холод ручья. Но на улицах все было иначе - даже бедняки не выходили из дома необутыми.

Я спускался по дворцовой лестнице и чувствовал солнечное тепло - оно касалось ступеней, но не проникало вглубь камня. С каждым шагом город становился все громче, его запахи и звуки накатывали на меня, как волны. Скрип колес и дробный перестук копыт, окрики и смех, дальние удары гонга.

Стража у подножия лестницы расступилась, пропуская меня. Я отсалютовал в ответ и зашагал дальше - по цветной брусчатке, то неровной, то скользкой - истоптанной бессчетными прохожими, иссеченной следами повозок.

Голубь вспорхнул у меня из-под ног, белые крылья сверкнули на солнце. Птицы курлыкали, толпились, клевали зерно, - его разбрасывала маленькая девочка. Она кружилась на месте, смеялась и подзывала голубей.

Белых голубей Атанга.

Я вернулся. Я действительно здесь.

Песня полета стала тише, затаилась в браслетах. И тише стал город, - площадь осталась позади, я углубился в лабиринт улиц.

Я приближался к дому, и усталость догоняла меня, окутывала темной пеленой. Я уже видел белую каменную лестницу - она изгибалась, прямо от мостовой поднималась на второй этаж, к тяжелой дубовой двери. Там, за этой дверью, мой дом.

– Эли!

Я обернулся.

Нима подбежала ко мне, запыхавшаяся и радостная. Солнце вспыхивало на ее волосах, дрожало в глубине карих глаз.

– Нима, - сказал я и сжал ее руки.

– Я не могла ждать, - проговорила Нима. Она улыбалась, но я слышал, как торопливо бьется пульс в ее запястьях, и знал - она сдерживает слезы или сдерживала их все эти дни.
– Я знала, что ты вернулся... Я зашла к тебе, но дома пусто...

Нима всегда была мне как сестра. Когда я переехал из казармы в этот дом, то дал Ниме ключи. Учитель никогда не выходил из Рощи, но Нима часто бывала в городе. Я хотел, чтобы она в любое время могла заглянуть ко мне.

– Я хотел сразу прийти к вам, - сказал я.
– Но мне нужно было доложить обо всем...

Я едва заметил, как мы поднялись по ступеням. Отпирая дверь, Нима говорила что-то о том, как гордится мной учитель и все в Роще, но я только кивнул, отвечать уже не было сил.

– Разбуди меня через одну стражу, - сказал я, когда мы зашли внутрь.
– Я хочу пойти вечером в Рощу.

Усталость накатила с новой силой, я едва различал знакомые стены, еле слышал собственный голос. Переступив порог комнаты, я рухнул на кровать и сон накрыл меня как волна, увлек в темную глубину.

26.

Я не дошла до своей комнаты. Оставалось сделать лишь несколько шагов, но я не могла заставить себя идти дальше.

Все было привычным, прежним, - словно мир не изменился, не треснул, как хрупкое стекло. Как и раньше, белый свет отражался на поверхности стен, шумели лопасти вентиляторов, ветер касался лица, душа города переплеталась с зовом неба. Как и прежде, люди в коридоре расступались передо мной, приветствовали, будто ничего не случилось. Но отводили глаза и шепотом повторяли мое имя - оно шелестело за спиной как тень.

Я не могла идти дальше, я не могла сделать ни шага. Я стояла перед дверью Лаэнара.

Остался ли хоть след его души здесь? Откроется ли дверь, когда я назову свое имя? Или ответом будет лишь пустота?

"Мы вернем его", - сказал Мельтиар. Он не сказал, будет ли Лаэнар таким, как прежде.

Я коснулась металлической поверхности и прошептала:

– Арца.

Стена разошлась, с тихим шорохом выскользнула из-под моей руки, и я шагнула в комнату Лаэнара.

Мне не нужен был свет - я знала здесь все не хуже, чем у себя, могла наощупь найти любую вещь. Но белые лампы замерцали, одна за одной зажглись под потолком. Я закрыла глаза и позвала:

– Лаэнар...

Он должен был быть здесь. Как он мог исчезнуть, бродить по столице захватчиков, если здесь ничего не изменилось? Отсветы его магии, следы его силы и отголоски чувств, привычные запахи и звуки - все осталось прежним. Стены помнили меня и впустили, услышав мое имя, - как же Лаэнар мог забыть обо мне?

Но я помнила, что видела в зеркале предсказателей.

Даже себя Лаэнар не помнит.

Я поняла, что глотаю слезы, - они душили меня, не давали сделать вдох. Наощупь нашла выключатель, и свет погас, я смогла открыть глаза. Еще два шага - и я упала на кровать. Я не могла успокоиться, душа мне не повиновалась, и я рыдала, вцепившись зубами в одеяло. Мои глаза горели, и весь мир отдалился, растворился в высоте, осталась только едкая горечь, только вкус соли.

Словно море забрало меня, словно я ушла на дно.

Во сне было темно, пусто и тихо. И, когда я открыла глаза, то сперва не смогла отличить реальность от забытья. Но потом время снова пришло в движение, мир ожил. Я услышала, как гудит вентиляция в толще стен, почувствовала движение воздуха. Темнота расступилась - сигнальная лампа была включена, красный свет мерцал над дверью.

Я вспомнила, где я, вспомнила почему.

Что бы ни случилось, я буду сражаться, я буду сиять.