Прекрасный белый снег

"Ну не сидеть же ему на самом деле, — думала она, — за какую-то дурацкую посылку. Что-то же можно ведь придумать? Да в конце концов, просто отказаться! Сказать, мол, индус что-то перепутал. Или адресата, или камень... А может и то и другое сразу. Это же индусы... Деньги, конечно, пропадут. Так они, — она это прекрасно понимала, — они и так, считай уже пропали...

Но больше всего её беспокоило не это. Даже самой себе Светке не очень хотелось в этом признаваться, и всё же она ясно понимала: что-то в их отношениях опять пошло не так. И дело тут было не в деньгах, и даже не в этом паскудном его происшедствии с таможней. Глубже была причина, она это сердцем чувствовала: "Может быть и в Веньке, — думала она, — а может и во мне самой." Именно это больше всего Светку и пугало.

Наконец она домучила свой джин и уже достаточно замёрзла, чтобы хоть куда-то убраться с остановки. Явиться на работу после двух рюмок коньяка и банки джина сверху казалось ей не самым правильным, преподавала она всё-таки не шашки. Показываться на глаза маме в таком виде ей тоже не хотелось, подруги в это время все ещё были на работе. Сидеть же дома в четырёх стенах одной...? Нет, сейчас на такое она была просто не способна. Тогда она вспомнила вдруг о Марате, не навещала она его уже давно, с ним можно было и поговорить, и даже, возможно, немножко выпить. Да и жил он как раз недалеко, минутах в двадцати отсюда на троллейбусе...

Улыбчивая продавщица, в маленькой знакомой лавке у дома где она провела с Маратом больше года, узнала Светку сразу.

— Привет, Светулик, — обрадовалась она, — сто лет тебя не видно. Куда пропала? Мы уж думали, ты переехала куда-то. Твой-то заходит иногда, худой какой-то стал, хромает... А тебя совсем что-то не видать! Как ты? Давай, рассказывай!

— Привет, — радостно улыбнулась Светка. — Привет!

Даже такая малость, как улыбка продавщицы, в общем-то не очень знакомого ей человека, Светке была сейчас приятна.

— Да я ничего, в порядке. А тут у вас, — она оглянулась на стеклянные холодильники за спиной, — изменения, как я погляжу...

Обсуждать тему переезда ей не хотелось, но и не поддержать беседу Светка не могла.

— Ну да, — отвечала та, — работаем, как видишь. Развиваемся. Ну говори, чего тебе? Как обычно?

Обычно она покупала здесь пару картонных упаковок сухого красного вина: водку в их доме практически не пили.

— А есть? — вопросительного взглянула она на продавщицу.

— Конечно, дорогуша, — коротко пробежав глазами полки с алкоголем ответила ей продавщица, — конечно! Для тебя всегда найдётся. Тебе сколько? Пару как всегда?

— Уговорили, — улыбнулась Светка. — Давайте как всегда. Да, и курицу, побольше.

Марата, хоть и не слишком часто, она всё же навещала, совсем оставить близкого ей когда-то человека, тем более в беде, Светка, конечно, не могла. Веньке она об этих визитах не рассказывала, к чему, казалось ей, попусту травмировать человека? Но он об этом знал, понимал её и совсем не возражал: отношения со своим бывшим другом она от Веньки не скрывала. Да и скрывать-то, по большому счёту было нечего, давно уже никаких особенных хоть в чём-то отношений с Маратом у неё не существовало.

Друг же с каждым разом выглядел всё хуже: он как-то постарел, о парике своём забыл совсем, ходил теперь с совершенно белой головой, да и к тому же прихрамывал немного. Долгая его жизнь в балете привела в итоге к варикозу, на икроножной мышце ему вырезали вену, потом ещё одну, а потом и на другой. Врачи сказали: пора бросать курить, иначе вообще без ног останешься, лишить же себя последнего удовольствия Марат никак не мог. "Какой тогда смысл жить, — говорил он Светке, — если во всём себе отказывать? Да и курю я совсем немного... К тому же, под красное вино..." Совсем немного — это была пачка в день, как минимум...

Той осенью, когда их выгнали из Ленсовета, Марат как-то неожиданно сломался. Школу он считал своим детищем, трудился там почти с самого открытия, вырастил не одного по-настоящему хорошего танцора, и вот у него всё это отобрали. И он запил, а дальше пошла бесконечная история с его балетными ногами, все эти больницы, операции, в перерывах между ними он вёл всего одну, на большее теперь Марата не хватало, одну только маленькую группу в затрапезном подростково-детском клубе, недалеко от дома, и как-то на этом выживал.

С той ночи когда Светка сбежала от Марата, дверь в эту квартиру своим ключом она уже не открывала: ей просто не хотелось застать его случайно в неудобной для обоих ситуации. Ключ, между тем, у неё всё-таки имелся, он сам же, в тот их, последний вечер засунул его молча ей обратно в сумку.

— Это ещё зачем, — раздражённо спросила тогда Светка. — В расчёте на прощенье?

— Да мало ли, — усмехнулся он в ответ, — случится что, а дверь закрыта...

Знакомую дверь долго никто не открывал, она уже собралась уходить, но тут услышала глухое шарканье и недовольный голос из-за двери:

— Кто там? — И тихое, невнятное бормотание Марата: — Кого ещё несёт? Достали..."

— Это я, Света, не волнуйся, — ответила она. Меня несёт. Открывай уже, не съем...

Щёлкул замок, открылась дверь и показалась белая, седая голова:

— Ты что ли, Светик?! Ну заходи, заходи скорее.

В углу небольшой прихожей, судя по всему не первый день пылилась маленькая батарея — бутылок пять из под какого-то дешёвого портвейна, прокисший табачный дух пропитал, казалось, все стены и обои, из кухни тоже несло какой-то кислятиной: не то трёхдневной квашеной капустой, не то размякшими маринованными огурцами.

— Марат, ну ты чего? — взгянула на него Светка. Чего, опять? Ты что раскис-то? Обещал ведь...

— Ну привет, во-первых, — остановил её Марат. — Здравствуй, Светик...

— Ну привет, — горестно улыбнулась ему Светка. — Привет, Маратик! — Беда ты моя. Прямо как ребёнок. Неделю без присмотра не оставишь.

— Да ладно, — усмехнулся он, — скажешь тоже! Неделю! Ладно, не гуди. Пойдём на кухню. Показывай, что там у тебя, — он взял у неё пакет, — а, вижу-вижу. Наше любименькое красное. Очень хорошо. Умничка ты моя, Светка. Надо же, как вовремя...

— Подожди, Марат, постой, — ответила она, — потерпи немного. Эк тебе неймётся. Давай-ка, объедки эти, — она поморщилось, вздохнула грустно, — кислятину в ведёрко, посуду в раковину... И открой ты окно хоть ненадолго. Дышать же нечем...

Она вымела комнату и кухню, перемыла трёхдневную посуду, собрала в два больших пакета мусор и бутылки.

— Ну вот, — осмотрев результат своих трудов уже веселее улыбнулась ему Светка, — теперь можно и присесть. Бокалы доставай.

Они посидели, выпили вина, она сварила куриный суп с лапшой, немного покормила его, как маленького, с ложки, и они выпили ещё по целому бокалу. Он счастливо, как дитя улыбался ей немного пьяно, жаловаться же на жизнь как будто и не собирался.