Прекрасный белый снег

И вновь перед его глазами вставал тот страшный день, он видел эту рябь под ярким солнцем на речной воде, тревожную и лёгкую, тот мостик в парк на Малой Невке, в его ушах опять звучал предсмертный писк, и тёмный ужас охватывал его в который раз. Тогда, именно тогда всё и началось, что-то в их отношениях сломалось, вдруг пошло не так. Они забрали жизни тех маленьких, слепых ещё кутят, забрали так легко и даже не подумав, так легкомысленно и так жестоко, так просто и бездушно, будто бы это были и не живые детки их любимой Машки, а плюшевые игрушки с дешёвого рынка у Апрашки И Бог их за это не простил, вернул всё сторицей через много лет. "Да, — думал Венька, — за всё, оказывается, рано или поздно приходится платить." И вот уже им со Светкой пришлось заплатить такую страшную цену за давний тот проступок...

Ночами его опять стали мучить сны, тревожные и яркие до боли, он снова видел Светку, такую красивую и грустную, с печальными, вдумчивой проволокой серыми глазами, она глядела на него, укоризненно качала головой и словно говорила: "Нет, Венька, я больше не люблю. Всё теперь закончено." И вновь рассказывала о другой какой-то нежности, и Венька понимал: всё так, отныне всё закончено и Светку больше не вернёшь. Не зная, что ей ответить он будто бы кричал во сне, но крика у него не получалось, он только открывал рот, как рыба выброшенная на берег глотает бесполезный воздух беззвучно шевеля губами.

Ему опять приснилась молодая кобылица, всё так же она паслась на том лугу, неподалёку, но не одна, рядом крутил хвостом какой-то сивый мерин, а на опушке леса стоял отчего-то тёмно-вишнёвый Мерседес, как раз такой он видел во дворе больницы, когда его так неожиданно забрала Светка. Но подойти к ней Веня не решался: светлых его ангелов на этот раз рядом не нашлось, и подсказать путь к её душе было просто некому.

В довесок ко всему опять появились боли в сердце, слева, где-то сразу под соском. Особенно тянуло по утрам, часов с шести-семи, и он в который раз подсел на своё годами проверенное средство — привычные уже Рибоксин и Аспаркам, да к ним ещё добавил Корвалол. Это хоть как-то помогало, хотя и ненадолго...

Светка ему больше не звонила, как сквозь землю провалилась, случалось он сам набирал её домашний номер, но только услышав его голос на другом конце трубку сразу вешали. Мобильный же её на звонки не отвечал, вызовы его Светка, похоже, просто игнорировала.

Однажды вечером, на долгие новогодние каникулы, месяца три уже прошло как она от него сбежала, раздался гудок домофона из прихожей, тревожный какой-то и недобрый. У Веньки сразу кольнуло сердце от тяжёлого предчувствия. Мужской голос попросил Вениамина, выйти на два слова. "Что ещё за шутки, — подумал было Венька. — На два слова... Ничего себе, дела... Кому ещё заняться нечем? Не послать бы этого умника подальше...", но тем не менее, по-быстрому, лёгко оделся и спустился вниз.

У подъезда стояли двое: один показался ему знакомым, где-то он видел эту усатую рябую морду, причём не так давно. Стоял он на некотором отдалении, и разглядеть как следует Венька его не мог.

Второй — на вид парень казался довольно крепким, весом килограмм под девяносто, на полголовы повыше Веньки, был ему как-будто незнаком. Литые раскачанные плечи и бычья шея сразу выдавали в нём качка. Он обернулся к своему напарнику:

— Этот?

— Этот, точно он, — вытянув по гусиному немного шею ответил тот.

— Ты Веня? — спросил качок без всякой подготовки.

— Ну я, — ответил Венька. — А ты-то сам, кем будешь?

— Много будешь знать, плохо будешь спать, — недобро усмехнулся парень, и смерив Веньку взглядом добавил: — Да... Не богатырь... А я-то думал... Короче, — он, кажется, не сомневался ни секунды что выглядит ОЧЕНЬ убедительно, — слышь, ты, чудила! Оставь её в покое... Хорош уже человека звонками доставать. Не отвечают, значит и не нужно. Усвоил? Они уже три месяца, как вместе... Ты меня понял? Усёк, чувак?

— Да понял, понял, — вполгоса ответил Венька. — Его, он тоже это понял сразу, немного затрясло, в ногах и животе пробежала знакомая до боли дрожь, горячая и нервная, такая бывала в его юности, когда он пролезал между канатов ринга, — понял я тебя, чувак...

— Нет, Коль, ты только глянь, — оглянулся тот с усмешкой на своего сопровождающего, — чувак, похоже, не врубился. Тоже мне, герой... — Слышь, ты Чак Норрис недоделанный, — выкатив грудь шагнул он навстречу Веньке, — последнее предупреждение... Не въедешь, пожалеешь... Кранты тебе тогда... Усвоил?

Нет, не любил Венька драться никогда, бить человека, даже в ринге, ему всегда было нелегко. Он только и успел подумать: "Чем они больше, тем громче они падают...", и коротко, без замаха, всадил с носочка левый сбоку, точно в челюсть. Парень качнулся, но не упал. Только помотал немного головой, как молодой бычок, стряхивающий муху. "Здоровый кабан, — мелькнуло в голове у Веньки, и тут же, почти на автомате, как учили, он зарядил свою любимую, немного сбоку двойку: левый-правый — раз-два, и чуть подсев, крюком, вдогонку, добавил начавшему было заваливаться на него бычку ещё и левый боковой, уже не в челюсть а в висок. Тот крякнул подстреленным селезнем напоследок, и мордой вперёд завалился на асфальт. Венька повернулся ко второму, сделал шаг навстречу. Глаза у рябого наводчика выкатились, он как-то нелепо взмахнул длиннющими руками и в ужасе попятился. И тут Венька вспомнил, где и когда он видел эту морду. Это был Коля, санитар из психбольницы, спутать хоть с кем-то его тупую рожу было невозможно.

Он отвернулся, шагнул назад, к лежащему бычку, наклонился, проверил дыхание и пульс. "Жив, слава Богу, — как-то равнодушно подумал Венька. — Ничего, отлежится минут пять, глядишь и очухается." Подрагивающими ещё от возбуждения руками вытащил из пачки сигарету, закурил, и снова обернулся к Коле:

— Привет дурдому. Не болейте... — повернулся и потопал в соседний дом, в ночную лавку.

С этого дня, как и когда-то в Светке, в нём будто что-то лопнуло, словно гитарная струна, перетянутая неумелыми руками. Как он для Светки будто умер, так и она, отныне перестала для него существовать.

Нет, он знал конечно: она жива-здорова, ничего с ней не стряслось, но для него на этом свете её больше не было, остался только его любимый светлый ангел, но и он покинул Веньку, улетел куда-то, в чужие зелёные луга, и теперь, он ясно это понял, уже наверное навсегда. Или отправился, казалось Веньке, к белым сверкающим вершинам, где никогда не тает белый снег. И Венька чувствовал: скоро и ему пора, пора за светлым своим ангелом вдогонку, туда где белые прекрасные вершины, где солнце не заходит никогда, где вечный свет и вечный, такой прекрасный белый снег...

Светке он больше не звонил, даже не пытался: "К чему, — казалось Веньке, — попусту человека доставать, раз уж действительно, всё так прекрасно..." Однажды только не выдержал и написал короткую записку, СМС: "Всё понял. Больше не звоню. Прости за всё. Счастья тебе, родная..." Ответа никакого он так и не дождался, да и не ждал на самом деле.

Прошла неделя, и две, и три, закончился пустой январь, холодными ветрами и вьюгами почти ушёл за снежный горизонт февраль, всё также он ездил на свою биржу, даже как-будто расслабился немного, и только сердце беспокоило, потягивало противно по утрам...