Прекрасный белый снег

В его глазах она увидела и боль и слёзы, и детскую какую-то растерянность, и страшный немой вопрос: "За что?"

— Ну что ж ты, Светка, — вытирая ладонью мокрые глаза говорил он ей, — ну как же так? Если бы я только знал... Ничего бы этого и не было... Я ведь тоже не железный... Тоже от отчаяния... Я даже и не думал... Ты что, считаешь, я развлекаться туда пошёл?

На некоторое время ей стало легче, она словно осознала неизбежность того что произошло, смирилась, и как ей казалось, окончательно. И тем не менее, она отлично понимала, да и Венька, она видела это ясно, всё понял наконец: пути назад для них больше не существует.

И ей снова стало хуже: к чувству вины перед собой и нерождённым сыном прибавилась ещё одна — перед её Венькой, так и не ставшим по её вине отцом. Как и прежде они почти не разговаривали: хотя он и пытался заглядывать в её глаза, ответить хоть чем-то тёплым Светка просто не могла. Когда же она дошла до полного уже казалось бы отчаяния, до той самой точки за которой пустота, случилось нечто, вернувшее её в этот мир.

Тем утром, Венька давно уже уехал на работу, как всегда внезапно зазвонил вдруг на кухне телефон. "Мама, — в тоске решила Светка. — Опять мучить будет, вопросы свои бесконечные задавать." Она поднялась, накинула халат и босиком прошлёпала на кухню. Нет, это была не мама, звонил Сергей. Он, как обычно, шутил на полном позитиве, спрашивал куда пропала, похотатывал негромко, она отвечала что-то невпопад, и наконец, дойдя до точки расплакалась ему прямо в трубку.

— Светочка, милая моя, что с вами, — охрипшим внезапно голосом спросил её Сергей. — Пожалуйста, не плачьте! Рассказывайте поскорее, что там у вас стряслось?

— Знаете, Сергей, это всё так сложно..., — вслипнув ответила она. — Мне очень тяжело, поверьте... Даже и не знаю, что сказать... Может, как-нибудь потом? Боюсь, сейчас я не в состоянии. Да и по телефону... Нет, давайте лучше отложим...

— Так, — ответил он. — Понял. Я сейчас приеду. Адрес говорите...

Она продиктовала адрес, улицу и номер дома, сказала что выйдет ненадолго, и они смогут посидеть где-нибудь в кафе.

— Ну что же вы, Светочка, — сидя за столиком, напротив, в маленькой кафешке прямо в их с Венькой доме говорил он ей. — Так же нельзя. Вы посмотрите, на кого похожи! Вы, Светочка, сами себя убиваете постепенно. Что вы, милая! Ну как же так! Давно бы позвонили! Я все же, психиатр, как-никак! Специалист, можно сказать, по душам человеческим. Это же, прямая моя обязанность — помогать таким как вы!

Он говорил и говорил, предлагал помощь, совершенно бескорыстно, клялся что не имеет в её отношении никаких намерений, что это его долг в конце концов — помогать заблудшим душам, взял её за руку и держал долго, и Светка наконец сдалась. "Да будь что будет, — с тоскливой радостью внезапно подумала она. — Хуже уже, кажется, просто невозможно. Не помирать же мне теперь, в этом страшном месте..."

Пока он звонил куда-то, договаривался о госпитализации, она поднялась наверх, собрала какие-то необходимые ей вещи: нижнее бельё, тренировочный костюм, зубную щётку, пасту, полотенце, в поисках страхового полиса перерыла всё в шкафу, в карман положила паспорт и немного денег, написала короткую записку: "Меня не жди, я в санатории. Позвоню." Подумала немного и добавила: "Думаю, нам нужен перерыв. Не обижайся. Так будет лучше всем."

Выпила напоследок пополам с водой большую кружку красного, задумалась на секунду, из ящика достала ещё один пакет, положила в сумку. Теперь она была готова. В полнейшей тишине посидела ещё немного за кухонным столом, снова вошла в комнату, окинула их с Венькой жизнь прощальным взглядом, обняла перепуганную Машку, в белые щёки расцеловала Люську и вышла наконец за дверь...

В огромном санатории, в пригороде Петербурга, на платном отделении для пациентов с признаками душевного расстройства Светка провела чуть больше месяца. Первое время она принимала какие-то таблетки, пачками, горячие ванны с запахом лаванды и ещё каких-то трав, часами лежала в маленьком бассейне-джакузи, через день ей делали массаж, и она спала, спала, спала...

Потом начались водные процедедуры поживее, днём она плавала в тёплом, небольшом бассейне, занималась лечебной физкультурой и принимала душ Шарко. Чуть не каждый вечер, почти как на работу к ней приезжал Сергей, они подолгу говорили о её проблемах, он всё расспрашивал её как она, как себя чувствует, заглядывал в глаза, рассказывал какие-то новости из городской жизни и медицинские смешные анекдоты. Время от времени она звонила Веньке, коротко: докладывала о самочувствии, спрашивала как там её зверинец, потом звонила маме, говорила что-то о чудесном отдыхе в загородном санатории, к ней просила не приезжать и без причин не волноваться. И как-то постепенно, день за днём, боль её растворялась, уходила дальше, дальше, и наконец, в один прекрасный день Светка поняла: она выздоровела окончательно.

Наутро она позвонила Веньке, сказала что перебирается на время к маме, попросила собрать кое-что из её вещей и не терзать своим присутствием и лишними вопросами. Маме же поставила условие: вопросов никаких не задавать, придёт время, расскажет всё сама. А ещё через пару дней Сергей отвёз её домой, днём, на пять минут, и уже с вещами — на Горьковскую, к маме. Забрать своих подруг, Марусю с Люськой, Светка так и не решилась. У мамы она прожила совсем недолго...

Глава последняя

А Венька всё также ездил на свою, давно уже не новую работу, теперь правда, не с самого утра: заставить себя подняться в восемь он уже не мог. В тяжком и горьком полубреде-полусне валялся он в постели до одиннадцати, поднявшись же наконец, с холодной тихой яростью, до третьего пота лупил мешок — неведомого своего соперника, нового друга Светки, и выпив только большую кружку чая после душа на лоджии под пару сигарет, в первом уже часу выходил из дома. На биржу заявлялся только к часу — работал он здесь сам на себя и выговаривать ему за опоздание было просто некому. До вечера, как правило, успевал забить одну большую сделку, или, на худой конец смотаться в город, за немецкой или финской маркой, а может и за какой-нибудь цветниной: швейцарским франком, норвежской или, к примеру, шведской кроной, голландским гульденом или итальянской лирой. Зарабатывал честно свой полтинник баксов, и этого ему теперь вполне хватало.

Немногочисленные эти, происходившие всё реже сделки он заключал скорее по привычке чем ради заработка, уже на каком-то автомате. К тому же, ему просто необходимо было хоть что-то делать, что-то давно привычное, иначе, он видел эту перспективу довольно ясно, начнётся очередной тяжёлый депрессняк. И он упрямо продолжал прозванивать банки и обменники в поисках валюты, хотя и понимал уже: теперь ему это совсем неинтересно.

Странное у него иногда возникало ощущение: все эти годы совместной их со Светкой жизни он словно крутил педали гоночного велосипеда, случалось из последних сил, у него была цель и он к ней всегда стремился. Он словно привык жить каким-то завтрашним, счастливым днём, ясно представлял их будущую просторную квартиру, хорошие машины у обоих, весёлого улыбчивого малыша — мальчишку непременно, как он играет в их маленькой, сплошь в турничках и шведских стенках, заваленной мягкими цветными кубиками детской, отдых где-нибудь в Италии, возможно домик в Гоа — в пальмовой роще у океана, и всё это, казалось, случится когда-нибудь в их жизни. Теперь же всё это у него забрали, мечтать внезапно стало не о чем, стемиться не к чему, и крутить эти вечные педали, как выяснилось, было совершенно ни к чему. И деньги, те самые, что ещё вчера он зарабатывал с таким упорством, ему вдруг оказались не нужны. На себя, на свою жизнь, того что он имел ему вполне хватало, перспективы все его внезапно куда-то испарились будто и не было их вовсе, из-под него словно выбили опору. Спешить Веньке отныне стало некуда, и надрывать себя заработком быстрых денег теперь ему было просто лень...

Так что, работал, даже уже и не работал, присутствовал на бирже по привычке что-то делать Венька уже на автомате. До вечера он больше не засиживался, часов наверное в шесть, не позже, спустившись по лестнице служебным входом выходил прямо к маленькому ларёчку-магазинчику, брал пару банок пива, и сторонясь знакомых задворками брёл к метро. От Чёрной речки до дома он ходил теперь пешком, по дороге покупал ещё немного пива, в тихом, полюбившимся ему дворе, недалеко от дома, устраивался на скамейке, пил своё пиво и думал, думал, думал: как же это всё произошло.

Он вспоминал их отношения с самого начала, по дням перебирал их жизнь, пытался найти настоящую причину. И иногда ему казалось, что всё могло пойти иначе, порой же — что иначе сложиться просто не могло. Хотя, казалось бы, такая малость, не будь той ссоры, последней, расскажи она ему вовремя о малыше, так ничего бы того и не случилось, пошло бы всё иным путём, радостным и счастливым.

"Да, Господи, какая нелепая, глупая случайность — думал Венька, — драка какая-то, в метро. Ведь он же её и защищал, от этого придурка. Ну дал разок по морде, и что? Да совсем ещё недавно, лет сто всего назад, и не за такое легко могли насквозь проткнуть! А средние века? Да тот же Сирано! А Александр Сергеевич... Вот уж, кто-кто, а этот бы дырок понаделал... А тут такая малость! Он, защищая честь любимой женщины ударил мерзавцу по лицу... Нет, — думал Венька, — не в том была причина. Что-то у них пошло не так, и не теперь, а уже давным давно..."