Превосходство этажерок

Как результат полнейшей невозможности дипломатов и министров иностранных дел прийти к консенсусу, в июне 1918 года в Париже состоялась встреча самих глав государств «Большой пятерки». Так император Российской империи, Романов Николай Александрович; премьер-министр Великобритании, Дэвид Ллойд Джордж; премьер-министр Франции, Жорж Банжамен Клемансо; премьер-министра Италии, Паоло Бозелли; и президент США, Томас Вудро Вильсон, поделили мир. Пусть для представителей средств массовой информации и участников от прочих государств отыгрывалось обязательное представление всеобщей сопричастности к происходящим историческим событиям, настоящие решения принимались именно этой пятеркой за кулисами.

За две недели ругани, перечисления ратных достижений своих государств, потрясания «военными мускулами» и небывалого доселе торга, высокие договаривающиеся стороны пришли-таки к результату, который не устроил никого, но добиться чего-либо лучшего не представлялось возможным без новой войны, к которой нынче не был готов никто. Россия не претендовала на немецкие колонии в Африке и тихоокенском регионе, а также ограничивалась занятием лишь европейской части Стамбула с территорией доходящей до Чаталджинской оборонительной линии, в обмен на Восточную Пруссию, бывшие территории Польши, и списание трехсот миллионов фунтов стерлингов государственного долга со стороны Великобритании. При этом сама Германская республика сохраняла свою целостность, дабы было с кого спрашивать долги. Англия же получала карт-бланш на отторжение приглянувшихся ей территорий Османской империи и совместно с прочими союзниками делила заграничное имущество немцев, включая колонии. По-честному или по справедливости — то уже не касалось русских. Италия же с США получали меньше всего, как в силу наименьшего вклада привнесенного в общий котел победы, так и в силу недостаточности военных сил, как скаламбурил кто-то по окончании переговоров. Сильно уступающие русским на земле и англичанам на море они были вынуждены пойти в кильватере главных строителей победы, хоть президент США и предупредил остальных о неприятии его страной на официальном уровне достигнутых решений.

Казалось бы — вот оно! Согласие среди большинства достигнуто и нынче можно передавать его на ознакомление проигравшей стороне. Но еще три месяца ушло на шлифовку текста договора, внесение в него ряда изменений, дополнений и исправлений, пока, наконец, подгоняемые гневными окриками из Петрограда, союзники не удовлетворились полученным конечным результатом. Ведь после демобилизации войск у тех же французов с англичанами осталось на континенте всего 39 дивизий против 100 русских, чья армия, мало того, что до сих пор контролировала почти всю территорию бывшей Австро-Венгрии, так еще продолжала являться главным пугалом Антанты для Германии. А выводить из себя потерявшего единственного сына и прямого наследника Николая II остерегались абсолютно все. Не в том настроении отныне пребывал император всероссийский, чтобы страдать всепрощением.

По всей видимости, подцепленный, либо в Париже, либо на обратном пути, самим монархом вирус «испанки» смог продержаться в его организме достаточно долгое время, чтобы добраться до столицы Российской империи и впоследствии перейти на самых близких людей. Во всяком случае, именно семья императора и его двор вместе с прислугой оказались первыми зараженными новым штаммом гриппа на территории России. Хотя и в экипаже императорской яхты «Штандарт» оказалось немало больных. Но среди десятков последовавших смертей лишь одна сыграла действительно судьбоносную для всего мира роль.

Романов Алексей Николаевич скончался спустя трое суток течения болезни от внутреннего кровоизлияния в легких. Пусть доставшаяся по наследству от матери болезнь и так отводила ему не много лет жизни, столь неожиданный уход цесаревича лег тяжким грузом на сердце Николая II, винившего в случившемся себя. Ведь именно он привез во дворец убившую сына заразу. С учетом же морганатического брака младшего брата императора, автоматически лишившего того возможности взойти на престол, отныне наследовать ему должен был двоюродный брат — Кирилл Владимирович, от которого сам император был, мягко говоря, не в восторге в силу множества скандалов связанных с его именем. Потому мгновенно постаревший лет на десять и сделавшийся совершенно мрачным самодержец принялся «чудить», как деликатно отзывались попадавшие под его горячую руку ближние. До рукоприкладства, конечно, не доходило. Но за неисполнение или же ненадлежащее исполнение поставленной задачи отныне можно было мгновенно распрощаться с годами создаваемой карьерой. Вот и в общении с практически уже бывшими союзниками Николай Александрович начал проявлять все большее недовольство и горячность в бросаемых в их адрес словах. И лишь те немногие, кто добыл стране победу в столь страшной войне, продолжали пользоваться его благосклонностью. Потому визит морского министра и командующих трех флотов, один из которых являлся воздушным, прошел в практически дружеской обстановке, не смотря на поднятую весьма неприятную тему откровенной слабости российского флота.

— То, что мы не столь сильны на море, как того хотелось бы, мне прекрасно известно, Иван Константинович, — прервал очередную жалобу морского министра на недостаток финансирования Николай II. Да, про корабельный состав отечественного флота можно было разве что промолчать — итальянцы и те оказывались сильнее, особенно если учесть, что вся четверка балтийских линкоров по результатам отгремевших сражений требовала капитальной перестройки. Более того, эти слишком тонкобронные корабли уже никак не могли называться полноценными линкорами, а для перехода в класс линейных крейсеров у них недоставало, ни скорости хода, ни мореходности. В подобной ситуации уже начинали появляться мысли о необходимости сохранения большей части выставленных минных полей, так сказать, на всякий пожарный случай. Мало ли кто из вчерашних союзников решит незваным гостем наведаться в Петроград и постучаться в его «врата» снарядами крупного калибра? Ему ведь даже противопоставить будет нечего! — Именно по этой причине мною не были приостановлены, как финансирование устройства батарей береговой обороны, так и непосредственно кораблестроительные программы.

— И мы это очень ценим, ваше величество, — тут же принялся убеждать монарха в своем полном довольствии данным фактом адмирал Григорович под согласные кивки командующих флотов. — Прекрасно понимая, с какими трудностями приходится сталкиваться нашей экономике, я, тем не менее, по долгу службы обязан донести до вашего сведения, что без срочного усиления корабельного состава, мы в ближайшие десять лет не сможем оказать должного сопротивления ни одному из пяти ведущих флотов мира. — Если Черноморский флот потихоньку полегоньку наращивал мускулы, введя в строй «Императора Александра III» и производя восстановительный ремонт поднятой со дна севастопольской бухты «Императрицы Марии», то Балтийскому флоту мечтать о скором пополнении дредноутами не приходилось совершенно. Во всяком случае, в ближайшие два года, поскольку «Металлический завод» прогнозировал поставку первого комплекта башен для первого же российского линейного крейсера «Измаил» не ранее середины 1919 года. И то при условии, что заказанные в Германии и Австро-Венгрии еще до начала войны детали и отливки, получится возможным доставить в Петроград хотя бы в конце текущего года. Что уж тогда было говорить о трех его систершипах, процент готовности которых заметно уступал головному кораблю по всем пунктам! Вдобавок, за 4 года англичане отгрузили всего 10 из 36 заказанных орудий главного калибра предназначавшихся для кораблей этого типа. А родной Обуховский сталелитейный завод за то же время не смог выдать вообще ни одного, пообещав завершить изготовление первых 7 штук к 1920 году при осуществлении должного финансирования. Так что даже с учетом нескорого возвращения в строй «Императрицы Марии», а также достройки в течение пары лет «Императора Николая I», в российском флоте в ближайшие годы могло насчитываться всего 8 дредноутов. И это против 42-х уже действующих английских! Причем на пятки тем же англичанам активно наступали их заокеанские кузены с азиатскими союзниками.

Избавленные от потребности содержать огромную сухопутную армию и вести тяжелейшие сражения, но активно примазывающиеся к общей победе японцы с американцами лишь заработали на этой войне. А наличие свободных средств и пустующих стапелей позволило им ринуться догонять тех же англичан, дабы получить действенный рычаг для будущих переговоров по переделу сфер влияния в азиатско-тихоокеанском регионе. Своими действиями они негласно объявили о начале новой военно-морской гонки вооружений, заложив дредноуты с поражающими воображение характеристиками, противопоставить которым тому же Российскому Императорскому Флоту оказалось нечего.

Еще 29 августа 1916 года президент Соединенных Штатов Америки подписал переданный ему из Сената «Закон о большом военно-морском флоте» предусматривавший создание под лозунгом «Second to one» крупнейших в мире ВМС. Эта программа предполагала в течение трех лет создать флот, способный вести успешную войну одновременно на двух океанах — Атлантическом и Тихом. Соответственно, против Великобритании и Японии, коли возникнет такая необходимость. Не считая легких кораблей и подводных лодок, на верфях страны предполагалось заложить 16 дредноутов водоизмещением под 40 тысяч тонн каждый. Для начала! И на все это великолепие выделялись средства, превосходившие весь бюджет России за 1913 год. Наверное, самый лучший год в истории экономики Российской империи.

Не остались в стороне и японцы, очень ревностно относившиеся к усилению любого флота, способного бросить им вызов в регионе, который они начинали считать своей исключительной зоной интересов. Стоило им прознать о новой американской программе, как очень оперативно была принята собственная, получившая наименование «8–8». Причем, в отличие от американцев, они не были ограничены пропускной способностью Панамского канала и дали зеленый свет проектам максимально крупных кораблей, которые только виделось возможным построить на имевшихся в стране мощностях. Когда в Америке узнали о характеристиках этих новых японских дредноутов, то лишились дара речи, поскольку все их корабли автоматически устаревали еще даже не будучи спущенными со стапелей.

Естественно, что пойти по такому же пути опутанная со всех сторон долговыми обязательствами Российская империя позволить себе никак не могла. Да и всех потребных производств, чтобы строить линкоры исключительно своими собственными силами, в стране не появилось даже к окончанию войны. Разве что виделось возможным затребовать необходимые лицензии и производственные мощности у той же Германии в погашение части репарационных выплат. Вот только вопрос размера последних еще только находился в процессе согласования с союзниками. На чем и решили сыграть моряки, заранее застолбив себе часть доли репараций в виде лучших немецких кораблей, с которыми им не единожды пришлось столкнуться в боях.