Превосходство этажерок

Вот тут союзники и предприняли первый серьезный шаг к оттиранию Российской империи на второй план. Уведомление о том, что подписание перемирия с немцами намечено на утро 24 ноября 1917 года пришло в Ставку лишь 17-го ноября. Все бы ничего, за неделю российская сторона успела бы подготовить все необходимое для организации на должном уровне встречи представителей Антанты и Германии. Но в полученном из Франции сообщении, помимо срока, указывалось место встречи, куда УЖЕ выдвигалась делегация из Берлина. А вот это выглядело свинством, поскольку в районе города Компьен обладающий потребными полномочиями представитель Российской империи мог оказаться дней через десять в самом лучшем случае. Не те позиции были у находящихся в Париже российских дипломатов и военных представителей, чтобы давить своим авторитетом на верховного главнокомандующего союзных войск во Франции. Тут требовалась персона, как приближенная к императору, так и овеянная боевой славой.

Наверное, если бы Ставка так и не перебралась под Варшаву в Новогеоргиевскую крепость, англичанам с французами их грязная игра сошла бы с рук и выдвинутые немцам условия не прошли бы согласования с российской стороной. Но случилось так, что одновременно совпало множество факторов. Николай II находился в Ставке, под Варшавой еще до войны построили аэропорт способный принимать тяжелые самолеты, командующий ИВВФ пребывал в Варшаве, инспектируя развернутые в городе авиаремонтные мастерские, а целый полк тяжелых бомбардировщиков прозябал на стоянке этого самого аэропорта в ничегонеделании.

В итоге у срочно откомандированного во Францию с самыми широкими полномочиями Александра Михайловича ушло всего двое суток на преодоление почти двух с половиной тысяч километров не самого прямого пути до столицы Третьей республики. Загрузившиеся вместо бомб канистрами с дополнительным топливом целых шесть У-3Б вылетели ранним утром 19 ноября из Варшавы, чтобы уже к вечеру прибыть в Милан, совершив промежуточную посадку под Братиславой. Там пришлось оставить половину самолетов, слив остатки топлива на продолжившую путь троицу, что прибыла в Париж в полдень 21-го ноября. И еще целых два дня ушло у великого князя на то, чтобы добраться из столичного города по размочаленным и забитым всевозможным транспортом военным дорогам до Компьенского леса, в дебрях которого скрывался штабной железнодорожный вагон маршала Фердинанда Фоша. Так наряду с играющим свою собственную партию французским маршалом[1] и английским адмиралом Росслином Уимисом, представлявшим интересы всех англосаксов, командующий ИВВФ Российской империи стал соавтором окончательного перечня требований выдвигаемых по отношению к Германии для подписания перемирия. Чему союзники, судя по всему, были не сильно рады. Ведь им пришлось срочно, буквально на коленке, резать по живому заранее согласованный список своих предварительных требований к немцам, дабы выделить русским затребованную великим князем долю. Пусть основная часть немецкой армии провела всю войну на Западном фронте, именно на Восточном она терпела одно сокрушительное поражение за другим, что не единожды спасало Париж от неминуемого поражения. Да и немецкий флот русские потрепали ничуть не меньше англичан при несравнимых возможностях. Потому специально проигнорировать пожелания, каким-то чудом успевшей прибыть на мероприятие русской стороны, французам с англичанами оказалось невозможно. А, учитывая военно-морское прошлое Александра Михайловича, вопрос о месте временного содержания германского флота решился очень быстро. Так что массового затопления лучших немецких кораблей на английской военно-морской базе в Скапа-Флоу в данном, измененном, варианте хода истории не случилось. Все они были благополучно сопровождены в Рижский залив, где и оказались наглухо заперты срочно выставленными новыми минными заграждениями, да дежурными эсминцами вплоть до подписания мирного соглашения.

Именно согласованием этой проводки десятков кораблей с последующей организацией охраны, для которой пришлось привлечь вообще все боеспособные силы Балтийского флота, Александр Михайлович и добавил седых волос господам адмиралам. За что они на него несколько обиделись. Ведь кому могла понравиться постановка срочной задачи по проведению серьезной военно-морской операции, когда большая часть доступного флота уже с месяц как вмерзала во льды на главных базах. Тем более что из числа линкоров не представлялось возможным привлечь ни один корабль. А сопровождаемый максимум четверкой старых крейсеров «Рюрик» смотрелся бы на фоне десятка немецких дредноутов и полусотни кораблей всех прочих классов уж слишком неубедительно.

Но, что произошло, то произошло. Наиболее боеспособные силы Кайзерлихмарине отныне находились практически в руках российских моряков, а сам Александр Михайлович опрокидывал в себя рюмочку беленькой за здоровье тех, кто сделал это возможным. То есть за здоровье тех самых российских моряков. Правда почти все подводные лодки и товарные пароходы вытребовали себе англичане. Но то, скорее, смотрелось как кость, брошенная упустившему сочный кусок вырезки псу.

— Третий тост! — прервал размышления великого князя о недавнем прошлом Егор. — За тех, кого с нами нет! — Все мужчины вновь дружно поднялись и, не чокаясь, опустошили посуду. Да, победа далась большой кровью. По самым грубым предварительным подсчетам не менее шестисот тысяч российских солдат, моряков и офицеров положили свои жизни на алтарь победы. Впятеро больше прошли через госпитали. Из них примерно десятая часть стали инвалидами, и, зачастую, участь их была незавидна, ведь безногий крестьянин и безрукий рабочий не был нужен никому. Ни думающему о прибыли работодателю, ни живущей впроголодь семье.

Государство, конечно, назначало вдовам погибших и всем увечным воинам определенных размеров ежегодную пенсию, которую даже подняли вдвое, начиная с сентября 1916 года. Но, с учетом инфляции почти в 320%, и так невеликие деньги превращались в сущие крохи. Прожить на них даже одному человеку, даже ведущему постоянный полуголодный образ жизни, не представлялось возможным. Во всяком случае в городе, где, помимо затрат на еду и одежду, вдобавок требовалось снимать себе какой-нибудь угол. Что уж было говорить о семейных, что потеряли всякую возможность содержать своих детей!

Хотя, кое-какие попытки встроить инвалидов в общество предпринимались. К примеру, некоторую надежду виделось возможным возлагать на труд чиновников Всероссийского союза городов и Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам, в представительствах которых предпринимали немало попыток пристроить очередного увечного солдата к той или иной работе, либо же направить такового на должное обучение. Но масштабы их возможностей и количество людей требующих подобной помощи были несравнимы. Потому большинству, что не сумеет приспособиться к жизни калеки, предстояло потихоньку угаснуть в ближайшие годы. Такова была суровая правда жизни.

Не минула чаша тяжких потерь и Императорский Военно-Воздушный Флот. Причем, они оказались как бы ни самыми крупными в процентном соотношении к списочной численности личного состава по сравнению с прочими видами войск. Во всяком случае, в среде летчиков, которых за всю войну удалось подготовить 3765 человек, а ныне продолжали службу всего 1378 авиаторов. Из пилотов же довоенной подготовки вообще уцелел лишь каждый десятый, треть которых уже были списаны на гражданку по состоянию здоровья.

Особенно сильно досталось русским летчикам в заключительный период войны, когда немцы бросили на Восточный фронт практически всю свою истребительную авиацию, натасканную на менее опасных для них англичанах и французах. Почти четыре месяца не прекращающихся воздушных боев над землями Австрии, Чехии и Германии стоили Российской империи свыше двух тысяч пилотов и членов экипажей. Конечно, при этом основные потери пришлись на бортовых стрелков, но и пилотов погибло 514 человек. А сколько было уничтожено самолетов! В воздушных боях; от действий ПВО; в результате аварий или же налетов вражеских бомбардировщиков на аэродромы; по причине выработки ресурса планера, в конце концов, ИВВФ лишился 3627-ми машин. Всего за квартал с копейками! Да схожее количество самолетов в целом было произведено в стране за первые два года войны! Благо броня и парашюты отработали свое предназначение на все сто процентов, и русская авиация не сточилась в ноль при перемалывании австрийских и германских сил. Но средств на восстановление ее боеспособности в стране более не имелось. Если в сентябре Государственная дума без особых возражений приняла военный бюджет на будущий, 1918-й, год в затребованном армией, авиацией и флотом объеме, то уже в декабре его срочно пересмотрели, сократив едва ли не в двадцать раз. Причем особенно сильно пострадали производители вооружения, включая авиастроителей. Мало того, что срочно прекращались все заграничные закупки, откуда до сих пор приходилось ввозить до четверти потребных авиационных двигателей, так еще заказ на новые аэропланы безжалостно резался в силу совсем скоро ожидаемого получения сотен трофейных машин из авиационных частей и с армейских складов Германии. Последнее было одним из пунктов соглашения о перемирии предложенных французской стороной, и великий князь не стал ему противиться, тем самым сильно подставив, как себя, так и людей обеспечивавших целостность фундамента, на котором зиждилось его собственное устойчивое положение в армии и на внутрироссийском политическом олимпе. Потому-то он последние два месяца и разъезжал с визитами по авиационным заводам страны в надежде выработать план спасения, и себя, и отрасли. Постепенно продвигаясь от одного производителя к другому он, наконец, добрался до оставленного на десерт главного поставщика лучших отечественных аэропланов. Так 14 марта 1918 года командующий ИВВФ оказался в Нижнем Новгороде, где после двух дней чествования высшим обществом города и посещения многочисленных госпиталей, смог таки уделить внимание основной причине своего визита.

— Что же, время обеда подойдет еще не скоро, так что, если ни у кого не имеется возражений, предлагаю отведать горяченького чайку для окончательного сугреву и после проследовать в цеха завода. Поверьте, Александр Михайлович, у нас имеется, чем вас удивить, — вырвал его из очередной круговерти тяжких дум голос Алексея. Хотя какого Алексея? Алексея Михайловича! Владельца заводов, газет, пароходов, как тот сам шутливо именовал себя, имея на то полное право по причине действительного владения всем перечисленным. И пусть газета была заводской малотиражкой, а пароходы являлись парой речных буксиров тягающих по Волге и Оке баржи со всеми потребными авиастроителям грузами, уличить его в преувеличении своего состоянии не виделось возможным.

— Чай, действительно, будет уместен, — не стал возражать великий князь. Хоть алкоголь несколько согрел и разогнал кровь, горячительное питье никак не могло заменить горячее. А простыть и заболеть у него сейчас не имелось никакого права. Слишком уж много забот и хлопот требовало его непосредственного внимания, чтобы позволить себе провести в постели неделю или две. — Пусть мне и не терпится перейти к осмотру ваших новых достижений, господа. Ведь удивлять у вас получалось всегда. — Сразу рубить с плеча, что казна аннулирует все свои заказы на столь превосходные, но столь дорогостоящие, аэропланы, что выходили из ворот завода «Пегас», он не стал. Сперва действительно хотелось посмотреть, чего же такого добились наиболее прославленные авиастроители империи за годы войны, помимо значительного расширения своего производства.