Превратности судьбы

Ефроксия покраснела с досады, но упрямо вздернула вверх подбородок, одаривая собеседника, ею же приглашенного к беседе, надменным взглядом.

Михаил выпрыгнул из коляски поспешно, смущенный глупой выходкой кузины. Граф может подумать, что его сестра не получила достаточного воспитания. Несколько суетливо Михаил Павлович протянул свою руку и пробормотал:

– Вот, собрались на прогулку. Не составите копанию?

Бешкеков пожал протянутую руку охотно и уверил, что весьма рад знакомству, а в обществе своем, к сожалению, должен отказать, потому, как просто не видит, куда бы мог присесть.

– Ну, это пустая проблема. Ежели желаете прокатиться в рощу, я могу сесть на облучок к Ивану.

– Это действительно то, о чем я подумал? – граф коснулся коробки, торчащей из-под мышки Маркова.

Мишель смутился.

– Проклятые девчонки, – так же шепотом ответил он. – Не могу им отказать, веревки из меня вьют.

– Что ж, – Григорий повеселел, – это должно быть забавным. Поедем.

Анета, настороженно наблюдавшая за ходом переговоров, и уверившаяся в их благополучном завершении, подала голос:

– Мишенька, если Софи будет добра и потесниться, Ефроксия может пересесть к вам, и тебе не нужно будет лезть к кучеру.

Фро готова была возмутиться. Ей совсем не хотелось изображать из себя начинку для пирога, но, поняв мотивы, движущие сестрой, промолчала. Перебралась на другую сторону беспрекословно и пробормотала тихонько, обращаясь к Софочке:

– Ты чем хочешь быть, корочкой или повидлом?

Софи заморгала ресницами быстро-быстро. Она не поняла аллегории, рожденной воображением Фро, и растерялась. «Повидлом» пришлось быть Анете. Войдя в экипаж, Бешкеков вежливо, но твердо попросил её сесть вместе с подругами, а сам устроился вместе с Марковым напротив.

Оставив экипаж у края опушки, гуляющие двинулись в глубь березняка, вдыхая влажный, парящий воздух.

Софочка с сомнением поглядывала на густую траву, влажнящую подол её платья.

– Может быть, погуляем по тропинке? – робко попросила она.

– Что ты, Софи! – черничные глаза Фро возбужденно поблескивали. – Мишель, вон там есть очень толстая береза.

Все двинулись в указанном направлении, а сама Ефроксия, ойкнув, метнулась назад к коляске.

– Я сейчас.

Наблюдавший с явным удовольствием живые перемены лица девушки, Бешкеков задержался, желая узнать, в чем дело.

Фро вернулась с папкой для рисования.

– У нас должна быть мишень, – пояснила она, вытаскивая лист, на котором было что-то нарисовано. – О! Вы действительно ей симпатичны. Портрет явно льстит.

Григорий склонился над рисунком и увидел свое лицо, награжденное мудростью, мужеством и лавровым венком в придачу.

– Чья же это рука?

Фро смутилась, осознав, что сказала лишнее.

– Мы все трое прекрасно рисуем, – пробормотала она.

Они отстали от своих спутников, и поэтому, заслышав выстрел впереди, одновременно вздрогнули: его сопровождал пронзительный женский крик.

– Это Софи, – догадалась Фро, – она очень чувствительна.

Тут же из подлеска выбежал Михаил Павлович с Софочкой на руках. Глаза девушки были закрыты, а лицо бледно. Анета бежала рядом, схватив подругу за безвольно мотающуюся руку.

– Господи, она страшно испугалась, – прокричала Нета. – У меня в ридикюле есть соль.

Бешкеков двинулся следом за стремительной процессией.

– Вы куда?

Граф безмолвно кивнул головой, показывая, что готов предложить свою помощь мадмуазель Лунгиной.

– Оставьте, вполне достаточно Мишеля и Анеты. – Ефроксия приблизила свое лицо к лицу графа и закончила шепотом, – мы ведь еще не стреляли.

– Я мог бы догадаться, – после минутного раздумья откликнулся Бешкеков, – что идея этой прогулки целиком ваша.

– Фро! – прокричал Михаил Павлович от коляски. – Я оставил там пистолеты.

– Я схожу за ними.

– Фро? Как любопытно. Я могу вас так называть вслед за вашим братом?

– Вы можете называть меня – Ефроксия Николаевна. Фро называют меня только близкие люди.

– Мы – уже друзья.

– Не уверена в этом.

– Хотите сказать, что не доверяете человеку, с которым гуляете в лесу в совершенном уединении?

– Вы склонны к насилию? Мне нужно опасаться? – девушка округлила глаза в притворном испуге.

– Этого никогда нельзя знать наверняка, – усмехнулся граф. – Я равно отрицал бы свое жестокосердие, будь виноватым и невинным.

Они подошли к столетней березе, и Фро промолвила, поднимая пистолеты:

– Я умею стрелять. Дмитрий научил меня, когда мне было лет пятнадцать.

– Ваш кузен?

– Да. Дмитрий Марков – отчаянная голова. – Ефроксия засмеялась. – Думаю, тогда я была в него влюблена.

Бешкеков нахмурился, вглядываясь в молодое лицо.

– Который вам год? – задал впрямую интересующий его вопрос, ожидая услышать в ответ жеманный отказ или глупое хихиканье.

– Скоро будет 19. Вы удивлены? Тетушка немного приуменьшает наш возраст, чтобы мы не прослыли старыми девами.

Григорий молчал в полной растерянности. Он впервые столкнулся с такой необычной барышней.

А девушка, между тем, продолжала:

– Вы тоже считаете мой возраст порогом старости?.. Анета моложе меня на год и четыре месяца…. Лучше оставим это, – предложила Фро, видя неловкость, охватившую графа. По крайней мере, она именно так расценила напавший на него столбняк.

– Скажите, граф, вам приходилось сражаться на дуэли?.. Наверняка. Какой самый верный выстрел, коли желаете смерти? В голову или сердце?.. – Эта тема тоже не нашла отклика у собеседника, и девушка рассердилась. – У меня такое чувство, что я разговариваю сама с собой!

– Простите, – Бешкеков, наконец, очнулся от растерянности, – вы всегда говорите, то, что думаете? – Лицо графа было серьезным и немного озабоченным.

Ефроксия на минуту задумалась, а потом тряхнула кудрями, разражаясь чудным смехом.

– Нет. Совсем недавно я была весьма склонна к притворству и лицемерию. Теперь я изменилась.

– Отчего?

Фро перестала смеяться и посуровела лицом, глаза ее превратились в загадочные омуты.

– Я поняла, что жизнь коротка, и глупо тратить её понапрасну.