Прежде, чем умереть

— Хм, — поочерёдно смерил нас взглядом «язык». — С чего мне о них знать?

— Ну брось, — чуть поскрёб я ножом свою руку, после чего на той осталась ровная выбритая полоса.

— Ты же «второй человек на районе», — напомнила Оленька «языку» фрагмент его пьяных кабацких откровений. — Два наёмника в городе — тебе о таком наверняка докладывают.

— А вам-то что за нужда?

— Как, ты говорила, его зовут? — повернулся я к Оле.

— Бетон, — ответила она.

«Язык» усмехнулся, явно гордый своим погонялом:

— А знаешь почему?

— Неужели из-за твёрдости характера? — предположил я.

— Для таких беспредельщиков, — продолжил он, скалясь, — у меня припасено по двухсотлитровой бочке, мешку песка и цемента. Сажаешь внутрь, сверху раствором до краёв, одна башка торчит, по канистре с водой, шланг в зубы, и делаем ставки — кто быстрее загнётся. — Снова смерил он нашу пару взглядом, будто прикидывая, поместимся ли в оговорённую ёмкость.

— Эх, с удовольствием обсудил бы твои фантазии, но время поджимает. Кстати, Гоголя любишь?

— Кого?

Я коротко взмахнул ножом, и нос с куском верхней губы отделились от самодовольной физиономии нашего несговорчивого товарища.

В первые секунды Бетон даже не вскрикнул, только вылупил удивлённые зенки. Но потом он увидел свой шнобель лежащим на полу и, ещё не до конца веря в произошедшее, потянулся свободной рукой к купированной морде. Твёрдый колючий взгляд сказу как-то поблек, суровая усмешка потонула в кровавом киселе, мелодичного перезвона больше не было слышно. Возможно, из-за мокрых штанов. А может быть из-за неожиданных метаморфозов легированной стали, превративших её в осклизлую желеобразную массу. Бетон охнул. Забавно так, удивлённо-трогательно, будто потерял что-то важное. А потом он заорал. Нет, не заорал, плохое определение. Орут возмущённо, зло, испуганно, отчаянно, в общем, эмоционально окрашенно. Он же издал звук лишённый всяческих эмоций, полный лишь исступления. Наверное, лучше будет назвать его воем. Или визгом. У Бетона вышло что-то среднее, протяжное и высокой тональности. Кроме того, он зажимал рану ладонью, из-за чего получалось немного приглушённо, а льющая как из дырявого ведра кровь обогащала звуковую палитру отвратительным бульканьем. Даже не знаю, с чем это сравнить. Возможно, если бы сом обрёл голос и захотел исполнить оперную арию, то добился бы схожего результата.

Бетон сидел в ширящейся луже красной мочи, выл и переводил изумлённый взгляд со своего подтопленного носа на меня и обратно, зациклив сей нехитрый процесс. Думаю, не вмешайся я, это продолжалось бы вплоть до отключки из-за кровопотери. Но я вмешался.

— Ты всё ещё не отвечаешь на вопросы.

Нож снова описал короткую дугу, и левое ухо нашего тенора упало на его плечо.

Бетон взвизгнул, теперь уже с вполне различимой эмоциональной окраской, и, суча ногами, забился в угол:

— Нет-нет!!! Всё!!! Перестань!!! Прекрати! Всё! Не надо! Я расскажу! Всё расскажу, расскажу, расскажу, расскажу, расскажу, — повторял он с очаровательным прононсом, задыхаясь и захлёбываясь кровью.

— Ясен хрен, расскажешь. Сейчас ещё штришок добавим, — поднял я нож, чем спровоцировал Бетона на попытку впитаться в стену. — Да шучу, не паникуй. Оля, дай чего-нибудь, — протянул я руку и получил видавшую виды тряпицу, годящуюся разве что на растопку, разрезал её пополам и вручил страдальцу.

Тот принял презент с искренней благодарностью, кажется, даже всплакнул, растроганный, и, помогая себе плечом, зажал обе раны. Лоскут, поднесённый к оголённому дыхальцу, тут же пропитался и повис, как хобот больного кровавым насморком слона.

— Гастролёры, беременная женщина, — потыкала Оля нашего «языка» носом — хе-хе — в утерянную было нить повествования.

— Да-да-да, — отчаянно закивал тот, брызжа во все стороны. — Видели, видели их. Шатались тут, выспрашивали всякое. Но без девки.

— Пешком были? Опиши.

— При телеге, с кобылой. В снаряге оба. Один — у него ещё ебальник поломан — с «калашом». Второй — в очках тёмных — с винтарём каким-то и ВСС.

Мы с Олей переглянулись и утвердительно кивнули друг другу.

— Про что выспрашивали? — продолжил я.

— Э-э... Про рацию вызнавали, нет ли где рации помощнее. Про лабазы, патронами затариться. Про автоколонну. Про Самару...

— Что именно про Самару? — спросила Оля и покосилась на меня с недоверием, будто уличила во лжи.

— Да всё подряд — что там как, зачем, почему, дорогу безопасную узнавали, напрямки чтоб пройти.

— А можно напрямки?

— Нельзя. Кроме ГЭСа через Волгу переправы нет.

— Для чего им в Самару?

— Говорили, мол, товарищ у них там пропал, а они вроде как искать его идут.

— Хороший, должно быть, товарищ.

— Это точно, — согласился Бетон. — Я бы и за мамой родной туда не полез.

— Что за автоколонна?

— Броневики какие-то. Проезжала тут похожая, без остановки, и не в первый раз. Наши на кордоне таких не тормозят — себе дороже.

— А сейчас они где?

— Отсюда к востоку две дороги — либо на Альметьевск, либо в Самару.

— Я про пару гастролёров.

— Эти в «Чёрном коте» остановились. На Сланцевой, возле железки.

— Поточнее.

— Квартал Сельмаш, прямо у реки он. Пионеры держат.

— Какая застройка?

— Коробки многоэтажные, некоторые жилые. Это севернее железки, а южнее — промзона и порт.

— В каком номере остановились?

— Подробностей не знаю. Правда. Не убивайте меня.

Последнюю фразу он произнёс так, будто она была частью ритуала, как проигравшийся игрок говорит: «Ну давай, родимая», тряся ступку с костями — без особой надежды, просто, «для порядку». Хуже ведь от этого не станет.

— Даже в мыслях не было, — заверил я, ничуть не покривив душой, и поудобнее ухватил нож. — Я ведь говорил, что без всего этого можно жить, а моё слово — не пустой звук.

— Нет, пожалуйста, — Бетон попытался уползти вверх по стене, перебирая лопатками, когда кончик ножа упёрся ему в нижнее веко. — Я же всё рассказал. Всё, о чем вы спрашивали, — сопел он мне в лицо расчехлёнными ноздрями, такими нежными и трепетно-беззащитными, что, глядя на них, хотелось плакать.

Сталь только-только вошла под глазное яблоко, как вдруг возле моего правого уха хлопнул глушёный «Вальтер», и содержимое головы Бетона выплеснулось... на бетон.

— Бля, — переложил я нож в левую руку и пошерудил мизинцем в ухе. — Какого хера?

— Нет времени на игры, — убрала Оля пистолет в кобуру. — Ничего не хочешь мне рассказать?

— Понятия не имею, как они узнали про Самару, — плеснул я в ладонь из фляги и омыл свой забрызганный кровавой мокротой лик. — Должно быть, прикинули, что Самара ближе Альметьевска, с неё и начать решили.

— Надо убирать.

— Кто же спорит?

— Сегодня.

— Ну, их с наскока не возьмёшь, тут подготовка требуется. Если только с дрына твоего попробовать, — начал я прокручивать в голове формирующийся налету план. — А это шумно, придётся сразу когти рвать. Город крупный, улиц не знаем, а их там будь здоров, если от самой реки к трассе прорываться. Легко заплутать в суматохе. Без разведки не обойтись, как ни крути.