При загадочных обстоятельствах. Шаманова Гарь

— Может, вы не остановились по его просьбе?

— Что мне, трудно остановиться? — обиделся шофер. — Тут, скорее всего, другое. Пожадничал он, наверно, думал, плату с него потребую.

— Где обнаружили, что его нет в кузове?

— Перед райцентром. Открываю дверцу, кричу: «Где вылазить будешь?» Ни звука… Заглянул в кузов — пусто!

— И на дороге никого?

— Никого… Он, наверное, в целинстроевский поселок подался, я ведь мимо поселка проезжал.

— На Крутихинском мостике пассажир ничего в речку не бросал?

— Кузов пустой. Что из него выбросишь?

— И у мужчины ничего с собой не было?

— А что у него должно было быть? — насторожился шофер.

— Скажем, корзина с грибами…

— Ничего не было. Только протезную руку он мог выбросить.

Предположение Тропынина о том, что винтовочный обрез выбросили из райпотребсоюзовского грузовика, становилось похожим на выдумку. И опять мысли Антона Бирюкова вернулись к телефонному звонку, идея которого принадлежала Тропынину. Кто, все-таки, звонил в Серебровку? Через кого можно выйти на след «звонарей»? Вера, чувствуется, недолюбливает лаборантку Тузкову, прозванную «Пани Моникой». Интересно, а как Тузкова относится к Вере? Не поможет ли она разгадать загадку таинственного провокационного звонка?..

Глава XVI

Кабинет Славы Голубева оказался на замке, и Антон, пройдя пустующим коридором, вошел в приемную начальника РОВДа. Увидев его, чернявенькая секретарь-машинистка Любочка, краем глаза стрельнув в круглое зеркальце, прислоненное к пишущей машинке, обрадованно защебетала:

— Ой, какие вы легкие на помин, товарищ капитан! Только что подполковник вас спрашивал. Я искала-искала… Заходите к нему, Николай Сергеевич один. — И доверительным шепотом сообщила: — Сегодня звонили из Новосибирска…

Такую информацию Любочка выдавала далеко не каждому сотруднику РОВДа, и это можно было расценивать, как признак особого расположения секретаря-машинистки, у которой забота о сохранении служебной тайны, пожалуй, была выше заботы о собственной внешности, в чем она, по словам судмедэксперта Бориса Медникова, преуспевала зело борзо. Антон с улыбкой поблагодарил Любочку за «информацию» и без стука вошел в кабинет подполковника Гладышева.

Гладышев поздоровался, указал на кресло, нетерпеливо спросил:

— Что выездил в Серебровке?

Бирюков рассказал.

— У нас тоже новости появились… Помнишь стеклянную банку с медом, которую сняли с цыганской телеги? На ней, кроме отпечатков Репьева, остались пальчики еще одного человека. И знаешь кого?.. — Гладышев помолчал. — Андрея Барабанова!

— Значит, на той телеге и всадили ему нож, — хмуро сказал Антон.

Подполковник кивнул:

— Слушай дальше. Козаченко подтвердил, что нож, которым убит Барабанов, принадлежал Левке, но… за сутки до убийства Левка выменял у пасечника на этот нож то самое тележное колесо, которое исчезло с пасеки. Репьев якобы не хотел продавать цыганам колхозное имущество, но нож ему был позарез нужен, на обмен Репьев согласился.

— Я думаю, — заметил Антон, — этому варианту, Николай Сергеевич, пожалуй, можно верить. У пасечника было своеобразное хобби: по осени он колол скотину в Серебровке. Для этого необходим добрый инструмент, а свой нож Репьев, кажется, сломал. Просил Половникова сделать новый, кузнец отказался… Так что, вполне возможно — правду говорит Козаченко… Кстати, Левку с Розой не задержали?

— В аэропорту Толмачево удалось перехватить с билетами до Свердловска. Говорят, в Первоуральск путь держали — там у них какие-то родственники. — Гладышев нахмурил седые брови. Открыв коробку «Казбека», достал папиросу. — Генерал недавно звонил. Встревожено областное руководство случившимся в нашем районе. ЧП, надо сказать, невиданное для области. Как бы нам не прогреметь с ним…

— Опасаетесь, затянем с раскрытием преступления?

— Откровенно говоря, опасаюсь. Версия с цыганами начинает вызывать у меня сомнение, — подполковник мундштуком папиросы постучал по коробке, но прикуривать не стал. — Подумай сам: с чего это Левка оставил свой нож в трупе Барабанова?

— Уже думал над этим. Надо, Николай Сергеевич, начинать отработку другой версии.

— Какой именно?

— С телефонным звонком в Серебровку. По-моему, убийцу интересовал только Барабанов, а пасечник оказался жертвой случайности, если можно так сказать… — Антон потер переносицу. — Правда, тут вмешивается старик Екашев… Как его состояние? Допросить бы надо.

Гладышев вспомнил:

— Вот еще что у нас новенькое есть! На фляге с медом, утащенной в березовый колок, помнишь, отпечаток ладони обнаружен? Екашева, оказывается, ладонь… А состояние его плохое. Рак легких. Медников говорит, от силы неделю протянет.

— Сейчас в сознании?

— Легочники, обычно, до последнего часа в сознании, однако допрашивать человека в таком состоянии, сам понимаешь…

— Где Голубев? — помолчав, спросил Антон.

— Сила Голубева в ногах… — поднося к папиросе зажженную спичку, сказал подполковник. — Наткнулся Слава в телефонном справочнике на фамилию какого-то Екашева И. С., имеющего квартирный телефон. Позвонил — не ответили. Помчался лично выяснить: не сын ли Степана Екашева?

— Старшего сына Екашева Иваном зовут. Работает на кирпичном заводе.

— Тогда, видимо, он и есть. Живет на улице Целинной — это почти рядом с заводом.

— В целинстроевском поселке? — быстро спросил Антон.

— В нем, — Гладышев шевельнул бровями. — Имеет значение?

— Может иметь, Николай Сергеевич. Пассажир-то в зеленом дождевике исчез из кузова райпотребсоюзовской машины как раз где-то у этого поселка.

Подполковник наморщил лоб:

— Насколько я понял, шофер тебе говорил, будто вез мужчину с протезной рукой. У сына Екашева что, нет руки?

— Под дождевиком ведь не только протез можно спрятать, но и… обрез.

— Правильная мысль, — поддержал Гладышев. Словно раздумывая, несколько раз кряду затянулся табачным дымом и заговорил: — Кстати сказать, дождевик — деталь любопытная. В день убийства и в Серебровке, и в райцентре солнце сияло, как в разгар лета. Зато накануне вечером у нас здесь такая гроза молотила — не дай бог. Значит, что?..

— Значит, мужчина этот выехал из райцентра в Серебровку накануне. Как раз в тот день, когда Барабанову насчет машины позвонили.

— До или после звонка?..

— Звонили утром. А гроза когда здесь началась?

— Во второй половине дня.

— Значит, после звонка.

Подполковник ногтем указательного пальца постучал по папиросной коробке:

— Не зря говорится, что курочка по зернышку клюет. Собирай, Антон Игнатьевич, эти зернышки, собирай. Так, пожалуй, и до истины доклюемся. Какие ближайшие планы имеешь?

Бирюков начал загибать пальцы:

— Прежде всего, поговорю с прокурором, чтобы освободили из-под стражи Козаченко. Нельзя его держать, как заложника. Из цыган если кто и имеет отношение к убийству, так это, на мой взгляд, только Левка с Розой. С ними у меня будет особый разговор, когда их из Новосибирска к нам доставят. Дальше… Все-таки попробую побеседовать со Степаном Екашевым. Больших надежд на его показания, конечно, не возлагаю, но у некоторых преступников, как вы знаете, перед смертью появляется потребность исповедоваться, что ли… — Антон загнул третий палец. — Если Козаченко и Екашев ничего нового не добавят, придется выходить на знакомых Андрея Барабанова, живущих в райцентре. Тут, как говорят французы, надо будет искать женщину…