Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата
Шрифт:
Откровенно высказывались на этот счет и представители немецкого меньшинства. Руководитель немецких нацистов в Лиепае говорил 9 сентября 1938 года: «Если из Германии будет получен приказ создать условия, которые дали бы Германии возможность вступить в Латвию, то участники национал-социалистического движения будут устраивать демонстрации и беспорядки, чтобы спровоцировать полицию на применение насильственных мер, пока об этом не начнет писать иностранная пресса, особенно немецкие газеты. После того как мировое общественное мнение будет должным образом подготовлено, никто не может запретить Германии поспешить на помощь своим братьям».
Руководители Германии открыто заявляли о своей поддержке этих взглядов немецкого меньшинства. Выступая на слете руководителей национал-социалистического движения
Между тем руководители Латвии трусливо поддерживали германскую агрессивную политику. Вскоре после аншлюса 4 апреля 1938 года Мунтерс приветствовал «великую Германию». Находясь в Риме, Мунтерс провозгласил тост за «короля Италии и императора Абиссинии» (так Латвия первой после Германии признала захват Италией Эфиопии). Казалось бы, поглощение Германией Су- детской области под предлогом защиты местных немцев в результате мюнхенской сделки создавало прецедент для аналогичных действий в отношении Латвии, где проживало немало немцев. Однако латвийское правительство поспешило одобрить мюнхенский сговор в конце сентября 1938 года. Мунтерс назвал Мюнхенские соглашения «историческим событием» и предложил «поздравить их творцов». В своей статье, опубликованной в ноябрьском номере журнала «Сеейс», Мунтерс писал: «События
года не вызывают перед внешней политикой Латвии никаких проблем. На наших глазах рождается новая Европа. Мы шли в ногу с эпохой и в области культуры, и в области хозяйства, и в области государственных организаций, и, наконец, в понимании социальной системы. В области внешней политики мы должны включаться в новую Европу».
В Германии положительно оценивали позицию Латвии. Германское правительство выразило благодарность латвийскому правительству за его поведение в ходе кризиса вокруг Чехословакии. 1 декабря 1938 года Грундгер в беседе с латвийским посланником Криевенем хорошо отозвался о статье Мунтерса в журнале «Сеейс» и заявил, что, судя по ее содержанию, внешняя политика Латвии полностью соответствует в своих основных линиях германской внешней политике. Германский посланник в Риге Коце в беседе с посланником США Уйали говорил: «Многие члены латвийского правительства желают полностью отдать Латвию в руки немцев (очевидно, имея в виду просить Германию взять под свой протекторат)».
Литовский посланник в Риге Савицкас сообщал в Каунас: «Ульманис и его приближенные занимают открыто прогерманскую позицию». Часть правящих кругов Латвии говорила о сходстве между нацизмом и националистической идеологией, господствовавшей в Латвии. Отражая эти взгляды, газета «Брива Земе» писала 13 февраля
года: «В Латвии значительно легче понять национал-социалистическое мировоззрение, чем в традиционных демократических странах... Каких-либо идеологических расхождений между Латвией и Германией не существует».
Однако далеко не все в Латвии разделяли такие настроения. Опасения по поводу возможного вторжения Германии в Прибалтику усиливались по мере того, как становилось ясно, что западные державы не намерены защищать малые страны Европы. Объясняя проводившуюся правительством Чемберлена политику «умиротворения» нацистских агрессоров, английский посланник в Риге Орде 22 февраля 1939 года заявил в беседе с группой латвийских министров: «Пока спешить нечего. Отдали одну, другую, третью — все это маленькие страны. Когда же дало дойдет до Франции, то следует подумать». Участник этой беседы латвийский министр путей сообщения Латвии Эйнберг позже говорил: «На латышей эти слова подействовали как холодный душ».
Понимание того, что прогерманские настроения распространены лишь среди части правящих кругов Латвии, превратившихся в платных агентов Гитлера, отразилось в содержании записки Грундгера, в которой говорилось: «Настроение латышского народа было таким, что в случае если на помощь Латвии против Германии пришла бы Красная Армия, то она была бы встречена населением с распростертыми объятиями». Советник германской миссии в Латвии в беседе
с американским посланником утверждал: «80% латышей симпатизирует СССР, а не Германии». Французский посланник в Латвии писал: «Я знаю, что латыши пойдут с Советским Союзом, а если на них нападут, то они уйдут в СССР, так говорят все слои, кроме богатых».Такие же настроения выявила и латвийская полиция. 20 марта 1939 года начальник охранки Лиепайского района отмечал в своем отчете «резкие антигерманские настроения». Он писал: «Крестьяне готовы бороться с немцами хоть с косами в руках». При этом люди высказывали «подозрения, что правительство проводит с Германией общую политику». 4 апреля 1939 года начальник Тукумсской уездной полиции докладывал в Министерство внутренних дел Латвии: «Настроение в настоящее время среди латышского населения, в том числе среди рабочих, таково, что в случае необходимости... все, как один человек, поднимутся на борьбу против Германии». Латвийская полиция признавала в отчете за лето 1939 года: «Рабочие настроены крайне враждебно к гитлеровской Германии и своим единственным спасителем считают СССР». Даже в верхах было немало лиц, выступавших против Германии. Так, генерал Балодис заявлял: «Немцы не прочь взять нас под свой протекторат. Но это равносильно гибели... Возьмите, например, основные вопросы: аграрный — немцы все заберут и будут нас угнетать; дальше — нашу интеллигенцию, служащих и военных, — они выгонят и заставят на них работать. Вся жизнь будет перекроена... Это мнение всего народа и армии».
Прогерманская ориентация верхов Эстонии и Латвии шла вразрез с настроениями народов этих республик. Посол Чехословакии в Латвии Берачек сообщал 21 сентября 1938 года в Прагу: «Даже при поверхностном знакомстве с положением в Латвии нетрудно убедиться в том, что латышский народ в большинстве своем настроен антине- мецки. Подобные антинемецкие настроения берут свое начало еще со времен владычества прибалтийских баронов в Латвии... Наиболее многочисленный слой Латвии, крестьянство, хотя и не сочувствует политике, проводимой в Советском Союзе в области сельского хозяйства, все же страшится ее менее, чем власти баронов, о которых латышский народ знает, что они полны мести за проведенную в Латвии земельную реформу... Эти бароны в большинстве своем входят в национал-социалистические дружины, которые в случае оккупации Латвии немецкими войсками смогут расправляться с неугодным им элементом, а бароны займут наиболее важные административные посты». В то же время Берачек обращал внимание на антигерманские настроения министра обороны Латвии генерала Балодиса, о котором писал, что «он чрезвычайно популярен среди народа, враг немцев». Обсуждая с Бера- чеком развитие кризиса вокруг Чехословакии, Балодис говорил: «Надеюсь, что Чехословакия не уступит немцам и в своих уступках немцам слишком далеко не зайдет, ибо в противном случае возрос бы аппетит немецких меньшинств во всем мире, в том числе и в Латвии». Берачек утверждал, что «верховный командующий Беркис... полностью разделяет взгляды Балодиса... В общем, можно сказать, что армия во главе с Балодисом против немцев и за сотрудничество с Россией в случае, если бы удалось соблюдать нейтралитет».
Из того же послания следовало, что антигерманские настроения были распространены и в Эстонии: «Знатоки предсказывают, что Эстония в случае войны и поражения польской политики скорее встанет на сторону России, чем на сторону Германии». Сообщая о прогерманских настроениях Пятса и руководителей эстонской армии, 7-й отдел ГУГБ НКВД в своем сообщении от 22 июля 1937 года писал: «Что касается эстонской армии, то вся армия и 99% офицерства продолжают оставаться отрицательно настроенными по отношению к Германии».
Оценивая позицию Литвы, в своей телеграмме в Прагу от 21 сентября 1938 года посол Чехословакии сообщал: «Что касается Литвы, то дать ответ здесь еще труднее, ибо Литва до сих пор играла на двух струнах: немецкой и русской». Но, заявлял посол, скорее всего, «Литва также решила бы в пользу России».
Настроения в Прибалтике перед Мюнхеном и после него вызвали беспокойство в Берлине. 10 октября 1938 года Грундгер потребовал через латвийского представителя в Берлине принятия мер для борьбы с антигерманскими настроениями. 21 ноября 1938 года такое же заявление Криевеню сделал Риббентроп.