Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Даже если учитывать гибель только местного населе­ния (как это делают Р. Мисиунас и Р. Таагепера), то коли­чество жителей Прибалтики сократилось за 1941—1944 годы на 7 процентов. Получалось, что сохранение оккупа­ционного режима, даже без каких-либо массовых выселе­ний, предусмотренных планом «Ост», привело бы к тому, что к 2000 году на территории Прибалтики не осталось ни одного эстонца, латыша, литовца, а также представителей других народов, издревле проживавших на балтийской земле, кроме немецкого.

Глава 3

«ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ ЕВРЕЙСКОГО ВОПРОСА»

Первым народом, который в Прибалтике подвергся по­головному истреблению, был еврейский. В этом оккупан­там активно помогали местные фашисты, демонстриро­вавшие свою идейную близость к нацизму и старавшиеся выслужиться перед новыми хозяевами. Отчитываясь пе­ред своим берлинским начальством, бригаденфюрер СС Франц Вальтер Шталекер писал: «Мы заставляли местные антисемитские элементы организовывать погромы через несколько часов после захвата города». В Каунасе воору­женные банды националистов во главе с Климантисом в ночь с 25 на 26 июня 1941 года расправились более чем с 1500 евреями, подожгли и уничтожили несколько синагог и сожгли еврейский квартал, состоявший более чем из 60 домов. Шталекер писал: «В течение следующих ночей около 2300 евреев было обезврежено подобным же обра­зом. Подобные же действия, только в меньшем масштабе, имели место по примеру Каунаса и в других районах Лит­вы, причем они также распространились на оставшихся в этих местах коммунистов».

М.Ю. Крысин писал, что, когда 24 июня немецкие ча­сти вступили в Каунас, «литовские повстанцы приступи­ли к еврейским погромам с одобрения литовского во­енного коменданта Каунаса полковника Бобялиса, кото­рый почти ежедневно издавал антисемитские указы. 26 июня 1941 года банды националистов из группировок «Шаулю Сауюнга», «Яунои Лиетува», «Неолитуания» и других учинили первый массовый погром в пригороде Каунаса — Виллиамполе. Вооруженные погромщики врывались в квартиры по улицам Панегрю, Видурине, Юрбако и Арегалос, где жили евреи, советские активи­сты, сочувствующие Советам и те, чьи сыновья служили в Красной Армии, и убивали всех, кто попадался им на пути. По-видимому, «черные списки» составлялись за­ранее».

Расправы творились с жутким садизмом: «Раввину Салману Оссовскому отрезали голову пилой, а главе вил- лиампольской еврейской общины Абрахаму Гродзенскому отрезали язык и выкололи глаза. Детям разбивали головы прикладами винтовок. Людей вырезали целыми семьями в их собственных квартирах, а тех, кто пытался спастись, ловили и убивали на улицах».

М.Ю. Крысин привел строки из дневника доктора Еле­ны Буйвидайте-Куторгене, которая писала 26 июня 1941 года о событиях в Каунасе: «Тела убитых валялись в квар­тирах, подъездах домов, подвалах, на лестницах, в под­воротнях. Некоторые еще сжимали в руках топоры и пал­ки, с помощью которых пытались защитить свои семьи от озверевших бандитов... Когда в Каунас 28 июня вошла передовая команда (\/огкоттапс!о) зондеркоманды «1Ь», часть «работы по окончательному решению еврейского вопроса» уже была выполнена местными националиста­ми». Погромы осуществляли два литовских отряда. Од­ним, численностью в 600 человек, руководил журналист

Йонас Климайтис. Другим, в 200 человек, — врач доктор Зигонис.

Командир эйнзатцгруппы «А» бригаденфюрер СС Ф.В. Шталекер докладывал в Берлин: «В ходе первого по­грома литовскими партизанами (так немцы называли бан­ды своих пособников. — Авт.)было уничтожены 1500 ев­реев, сожжено или разрушено большое количество сина­гог, сожжен еврейский квартал, в котором находилось 60 домов. В последующие ночи таким же образом были обез­врежены 2300 евреев. В других районах Литвы были про­ведены подобные акции, но в меньшем объеме, которые распространялись и на оставшихся коммунистов». Унич­тожение евреев продолжалось.

Руководитель СД Р. Гейдрих докладывал 11 июля Гит­леру: «К этому времени в Каунасе ликвидировано в общей сложности 7800 евреев, частично — в ходе погромов, час­тично — в ходе расстрелов, производившихся литовскими командами... Я созвал еврейский комитет и заявил, что с этого времени нет смысла вмешиваться во внутренние распри между литовцами и евреями... Город Виллиампо- ле намечен для размещения еврейского гетто». Евреев, уцелевших от погромов, сгоняли в еврейское гетто или форты Каунасской крепости, ставшей первым лагерем смерти на территории Литвы.

М.Ю. Крысин обращает внимание на то, что «многие литовцы, рискуя своей жизнью, прятали в своих домах и квартирах целые еврейские семьи», и приводит несколько примеров такого рода. В то же время он указывает на то, что «во многих небольших городках и местечках Литвы ев­реи были уничтожены практически без участия немцев. Соотношение немецких карателей (в основном офицеров) и литовских националистов, участвовавших в убийстве ев­реев в небольших населенных пунктах, было 1:8 и даже 1:45. В воспоминаниях уцелевших по 220 местечкам Лит­вы об участии немцев в уничтожении евреев не упомина­ется вообще. Тотальное истребление еврейских общин в небольших городах и местечках Литвы произошло в ходе всего одной-двух, максимум трех «акций», уже летом или в начале осени 1941 года».

То же самое творилось и в Латвии после начала ее ок­купации. Упомянутая выше беженка вспоминала: «Через несколько дней после вступления немецких войск в Ригу несколько сотен еврейских женщин и мужчин были приве­дены в один домик, который стоял на старом еврейском кладбище... Домик был подожжен латышами, и запертые там женщины и мужчины были сожжены... То же самое случилось и на новом еврейском кладбище, на котором были сожжены вместе с домами прислужник синагоги со своей семьей и другие еврейские семьи, которые жили в кладбищенских пристройках. В большой синагоге на ули­це Гоголя был сожжен вместе со многими другими еврея­ми главный раввин Зак. В синагоге на Зауленштрассе был сожжен также вместе со многими несчастными зять глав­ного раввина Зака — раввин Килов».

Уже 3 июля 6 тысяч евреев в Риге было арестовано. Бе­женка вспоминала, что в большинстве случаев это были мужчины от 16 до 40 лет, но среди арестованных были и более пожилые люди, «даже старики». «Арестованных за­гнали в камеру Центральной тюрьмы, где они не могли ни лежать, ни сидеть... Было невозможно узнать, что случи­лось с этими 6000 евреями. Родственники были оставлены в неизвестности. Немцы распространили слух, что аресто­ванные посланы в деревню на работу, что часть из них бу­дет выполнять дорожные работы недалеко от Тукумса».

Латышки приходили в квартиру пострадавших и пред­лагали свои услуги: завязать связи с арестованными, пе­редать продукты питания, одежду, белье, и особенно де­ньги. Однако дело в том (как это выяснилось позже), что это было чистое вымогательство, так как эти женщины ни­когда не могли бы передать никакой записки. Несмотря на это, им удавалось в большинстве случаев вымогать цен­ные вещи. Лишь в конце июля родственники узнали, что почти все из тех, кто был арестован в ночь на 3 июля, за немногим исключением, были убиты... Почти каждая ев­рейская семья уже в первые дни оккупации оплакивала жертву.

В первые 3—4 недели немцы разрешили латышам дей­ствовать против евреев по собственному усмотрению. Но­чью молодые латыши с красно-бело-красной повязкой на рукавах врывались в еврейские квартиры, бесчинствовали и грабили... Евреи не имели права заявлять никакого про­теста, так как латыши устраивали погромы под покровите­льством немцев. Латыши, которые были недовольны квар­тирами, с особого разрешения полиции могли конфиско­вать по своему усмотрению еврейские квартиры, заставляя евреев в течение нескольких часов освободить квартиры. Латыши имели право оставить за собой пред­меты домашнего обихода, мебель, ковры и т.д., т.е. все имущество еврейских квартир... Офицеры и солдаты быв­шей латвийской армии, которые в лесах вели борьбу с русскими, возвратились после вступления немцев в Ригу и заявили полиции, что они якобы потеряли за время войны свою одежду, квартиры и т. д. Они получили право при­своить себе еврейское имущество. Часто случалось так, что латвийские полицейские врывались ночью в еврей­ские квартиры, особенно там, где были одни женщины, наводили им в голову пистолет и угрожали расстрелом, если они не отдадут деньги и дорогие вещи.