Прихоть русского немца

голубые глаза старушки в темном платке. Та приказала ей опустить больную

руку в алюминиевую миску с водой и, поглаживая багрово-красную кисть

тремя колосками пшеницы, что-то нашептывала. Потом настоятельно

посоветовала обернуть больную руку двумя платками: снизу красным, а

сверху пуховым, и ни в коем случае не снимать в течение недели. Три дня

Настя мужественно терпела, хотя свербеж был невыносимым. Не выдержав

пытки, со слезами объявила матери, что снимет платки. "Потерпи минутку" -

взмолилась мама и перепуганной птицей вылетела из комнаты. Явление бабы

Клавы было предсказуемым. Старушка присела на кровать, осторожно

приподняла ее руку. "Ты ничего не зришь, потому что видеть надо не

глазами, а сердцем. Душа у тебя, как у птички, безвинная и бесхитростная.

Но запомни: ты уже попала в черный круг, хоть и не по своей воле. Выход

один: смирись с мукой, позволь ей лютовать, сколько захочется, думай

только о том, что рано или поздно она исчерпается. А пойдешь поперек - зла

наживешь. Поняла?". Настя покорно кивнула. Единственное, что до нее

дошло, - нужно дотерпеть. Впрочем, к вечеру зуд утих и девушка спокойно

уснула. Через три дня избавилась от надоевших платков - поврежденная рука

ничем не отличалась от здоровой. С той поры грызть ногти перестала, а когда

волновалась, щелкала семечки. Вспомнив, что они тоже вышли боком -

пришлось устроить капремонт передних зубов - Настя невольно сбавила шаг

и пребольно бахнулась ногой о камень. Нагнувшись, потерла большой

палец, а когда поднялась, не увидела Ришелье. Огляделась, пытаясь понять,

куда он делся, но доходившая до пояса трава надежно скрывала животное.

Хуже всего было то, что она и понятия не имела, как вернуться на кордон.

"Козел - он и в Африке козел", - обозлилась девушка, хотя и понимала, что в

случившемся виноват отнюдь не Ришелье. Вспомнилось, как знакомый отца,

работавший в таксопарке, рассказывал, что можно проездить много лет и ни

разу не проколоть колесо, но когда везение заканчивается, то едва ли не

каждый день приходится ремонтировать пробитую резину. Что-то многовато

в этом году на ее голову свалилось напастей. Прямо-таки косяком пошли.

Что бы это значило?

Настю кто-то толкнул в задницу и хотя прикосновение было несильным,

она развернулась, как ужаленная. Перед нею стоял Ришелье. "Миленький

мой, ты вернулся", - расчувствовалась Настя и, присев, обняла козла за шею.

Девушка разрыдалась. Напряжение, в котором она пребывала последние дни,

вырвалось наружу, ей захотелось, чтобы ее пожалели. Навалившись на козла

всем телом, прохрипела: "Не хочу в тюрьму". Козел отступил на шаг и

потряс головой. Этот жест мог означать что угодно, но когда он снова

приблизился и начал осторожно слизывать слезы с ее щек, на душе

полегчало.

С той поры они подружились. Козел ходил за Настей по пятам, девушке

даже казалось, что он за нею приглядывает, чтобы не натворила глупостей.

Яна удивлялась: "Чем ты его околдовала? Ходит за тобой, как привязанный".

Настя только пожимала плечами, но чувствовала, что у нее с Ришелье

обоюдная симпатия.

Между тем жизнь на кордоне шла своим чередом. Сентябрь позолотил

листья кленов, пришла заготовительная пора. Втроем выкопали картошку и

сгрузили в погреб. Собрали яблоки, часть уложили в ящики, обернув каждое

газетной бумагой, а остальные замочили в бочке. Сено было просушено и

упаковано в амбар, Яна занялась домашней консервацией. В погожие дни

Настя с Яной в компании с Ришелье собирали грибы, которых расплодилось

в окрестностях в избытке. Белые сушили, а остальные мариновали и

закатывали в трехлитровые банки. Оказалось, что жизнь на кордоне - это

ежедневный труд, вставать нужно с рассветом и через не хочу заниматься

повседневными делами. Настю от каждодневной суеты всячески оберегали,

но она сама напрашивалась в помощницы, не хотелось быть иждивенкой.

Сентябрь пролетел быстро. Когда Яна сорвала очередной листок с календаря,

выяснилось, что уже наступил октябрь, Настя удивилась. То ли время

ускорило ход, то ли не хватало новых впечатлений.

Алексей все чаще оставался дома, Яна предложила гостье поучиться

верховой езде. Следуя советам Яны, Настя начала угощать Ходя яблоками,

морковкой и сушеными дольками хлеба. Водила его под уздцы, чтобы

привыкал к потенциальной наезднице. Даже согласилась сесть в седло и

проехать пару кругов вокруг дома, но отправиться за пределы поляны

побаивалась. Чтобы не обижать Яну, Настя согласилась на безобидный

эксперимент: добраться верхом до козьего пастбища и вернуться обратно. К

ее удивлению, Ходь мирно шел с понуро опущенной головой, будто

понимал, что наездница досталась никудышная. Следующие поездки

оказались более интересными - конь иногда на пару десятков метров

переходил на иноходь, но сбавлял темп, замечая, что наездница болтается,

как снулая рыба в проруби. Вскоре Настя сообразила, что не нужно

горбиться, судорожно вцепившись руками в поводья, лучше сидеть прямо,

привставая на стременах, чтобы сохранять равновесие. Ежедневные поездки

ей так понравились, что она с нетерпением ждала момент, когда Яна выведет

коня из стойла и передаст ей поводья.

Настя легко и непринужденно взлетала в седло, а конь без принуждения

выбирал темп скачки, соответствующий ее душевному состоянию. Иногда ей

хотелось лететь во весь опор, когда же одолевали мрачные мысли, Ходь без

понуждения переходил на шаг. Настя даже не пыталась ориентироваться -

если надоедало кататься, произносила магическое слово "Домой" и конь, где