Приключения Конана-варвара (сборник)

Конан заставил себя тщательно осмотреть тело. Удивленно крякнув, он обнаружил, что оно совершенно окоченело и покрылось коркой льда.

Конан задумчиво прищурился. Она не могла уйти от него больше часа назад, потому что медвежья шкура до сих пор хранила остатки ее тепла, когда он проснулся. За такое короткое время тело просто не в состоянии промерзнуть до каменной твердости, не говоря уже о том, чтобы покрыться коркой сверкающего льда. Это было противоестественно.

А потом он грубо выругался. Теперь он знал – нет, не знал, а догадывался, какая сила увела у него девушку. Он вспомнил полузабытые легенды, которые рассказывали у костра в Киммерии, когда он был еще маленьким. В одной из них речь шла о жутком монстре снегов, жестоком и беспощадном Реморе – ледяном черве-вампире, чье имя произносилось не иначе как шепотом, а ныне стало почти забытым мифом из киммерийской старины.

Он знал, что высшие животные выделяют тепло. Следующими за ними на лестнице эволюции стояли чешуйчатые и пластинчатые рептилии и рыбы, температура тела которых равнялась температуре окружающей среды. Но Ремора, червь ледяных пустынь, считался уникальным, поскольку излучал холод. По крайней мере так казалось Конану. Он выделял такое количество жуткого холода, что тело покрывалось ледяной коркой всего за несколько минут. Поскольку никто из соплеменников Конана не мог похвастаться тем, что видел Ремору, Конан полагал, что тварь давным-давно вымерла.

Значит, это наверняка был тот самый монстр, которого так боялась Илга и о котором она тщетно пыталась предупредить его, выкрикивая непонятное слово «яхмар».

Конан твердо решил выследить чудовище в логове и уничтожить. Его резоны, впрочем, представлялись весьма туманными даже ему самому. Но, несмотря на импульсивность, свойственную молодости, и свой дикий и буйный нрав, он, тем не менее, придерживался собственного кодекса чести. Он всегда старался держать данное слово и выполнять взятые на себя обязательства. И пусть он не считал себя рыцарем без страха и упрека, с женщинами он обращался с грубоватой нежностью, резко контрастировавшей с жестокостью и бескомпромиссностью, с которыми он встречал представителей собственного пола. Он предпочитал не навязываться женщинам, если они сами того не хотели, и защищал их, когда они попадали в зависимость от него.

Теперь же он потерпел неудачу в собственных глазах. Приняв его грубые домогательства, девушка по имени Илга вверила себя его заботе и попечению. А потом, когда ей понадобилась его сила, он просто заснул, как бесчувственное бревно. Не зная о гипнотической мелодии, с помощью которой Ремора парализовал волю своих жертв и которая погрузила в глубокий сон его самого – хотя обычно он спал вполглаза, – он ругал себя последними словами за то, что не отнесся внимательнее к ее предостережениям. Скрипнув зубами, он закусил губу, намереваясь стереть позорное пятно со своей чести, даже если это будет стоить ему жизни.

Когда небо на востоке начало светлеть, Конан вернулся к пещере. Собрав свои немногочисленные пожитки, он выработал некое подобие плана. Еще несколько лет назад он немедленно бросился бы в погоню, полагаясь исключительно на свою звериную силу и остроту своего оружия. Но опыт если и не избавил его от бесшабашной порывистости, то по крайней мере научил его зачаткам осторожности и осмотрительности.

Победить ледяного червя голыми руками невозможно. Одно прикосновение твари означало верную смерть от холода. Даже надежность его меча и топора представлялась ему сомнительной. От жуткого холода металл может стать хрупким или же топорище и эфес заледенеют, и его рука сначала примерзнет к ним, а потом превратится в лед сама.

Но – при мысли об этом жестокая улыбка скользнула по губам Конана, – быть может, он сумеет обратить силу червя против него самого.

Он быстро и в полном молчании проделал необходимые приготовления. Насытившись, ледяной червь наверняка спит днем. Но Конан не знал, сколько времени у него уйдет на то, чтобы добраться до логова твари, и еще он боялся, что очередная метель окончательно заметет змеиный след чудовища.

Как оказалось, Конану понадобилось чуть больше часа, чтобы обнаружить логово ледяного червя. Рассветное солнце еще не успело оторваться от восточных пиков Эйглофианских гор, и заснеженные склоны сверкали всеми цветами радуги, как вымощенные драгоценными камнями мостовые, когда он остановился у входа в ледовую пещеру, в которую вел извилистый след на снегу. Пещера открылась в боковой стене небольшого глетчера, одного из ответвлений Снежного Дьявола. С вершины Конану открывался вид на покатый склон, по которому скатывался ледник, чтобы присоединиться к своему старшему брату подобно притоку могучей реки.

Конан вошел в пещеру. Лучи восходящего солнца играли и искрились на полупрозрачных стенах по обеим сторонам, создавая многокрасочное разнообразие. Конана не покидало ощущение, что некая волшебная сила перенесла его внутрь гигантского драгоценного камня.

Но потом, когда он углубился в пещеру, вокруг него сомкнулась сплошная чернота. Тем не менее он шаг за шагом упорно продвигался вперед. Конан поднял капюшон своей накидки из шкуры медведя, чтобы защититься от пронизывающего холода, который окутывал его со всех сторон, отчего у него заболели глаза. Ему приходилось делать короткие и мелкие вдохи, чтобы уберечь легкие от обморожения. Кристаллики инея нежной маской оседали у Киммерийца на лице только для того, чтобы разлететься при следующем шаге, но они были упрямы и собирались вновь. Он медленно, но неуклонно шел вперед, осторожно придерживая свою драгоценную ношу, спрятанную под накидкой. А потом в темноте перед ним вспыхнули два холодных зеленых глаза, которые заглянули ему в самую душу. Эти светящиеся круги излучали свое собственное ледяное подводное сияние. В его тусклых фосфоресцирующих отблесках Конан разглядел, что пещера обрывается круглым колодцем, который наверняка служил гнездом ледяному червю. Бесконечные мощные кольца его исполинского тела покоились в провале колодца. Его бескостную плоть покрывал тонкий белый пушок. Вместо пасти у него зияло круглое отверстие, лишенное челюстей, сейчас закрытое плотно сомкнутыми губами. А надо ртом сияли два светящихся круга на гладкой и вытянутой, начисто лишенной каких-либо черт голове угря.

Насытившемуся до отвала и отяжелевшему ледяному червю понадобилось несколько мгновений, чтобы отреагировать на появление Конана. За те несчетные века, что этот монстр снегов провел в ледяном безмолвии Ледника Снежного Дьявола, никто из жалких людишек не осмеливался потревожить его покой в ледовом гнезде. И теперь его жуткая колдовская, отбирающая волю мелодия зазвучала для Конана, накатываясь на него дремотными и сокрушительными волнами.

Но было уже слишком поздно. Конан распахнул полы накидки, доставая из-под нее свою ношу. Это был тяжелый асгардианской шлем кованой стали, в который он сложил тлеющие угли костра и в котором покоилось лезвие его боевого топора. В таком положении его удерживала застежка под подбородком шлема, обмотанная вокруг топорища. Кроме того, Конан привязал к рукоятке поводья от конской сбруи, прихватив ими и застежку шлема.

Взявшись за один конец поводьев, Конан принялся медленно раскручивать шлем над головой, как пращу. Поток воздуха раздул тлеющие угли, и они сначала покраснели, потом пожелтели и наконец вспыхнули белым пламенем. В воздухе запахло паленой подкладкой шлема.

Ледяной червь поднял свою тупую башку. Его круглая пасть медленно распахнулась, обнажая частокол маленьких, загнутых внутрь зубов. Когда мелодия взлетела на непереносимую высоту, превратившись едва ли не в визг, а черный провал пасти надвинулся на него, Конан прекратил вращать шлем. Он ухватил топор, рукоять которого уже тлела и плевалась мелкими огоньками в том месте, где она соприкасалась с раскаленными углями. Меткий бросок послал раскаленное оружие прямо в пещероподобную утробу. Взяв шлем за один из рогов, Конан отправил горячие уголья вслед за топором. Потом он повернулся и побежал.

Конан не помнил, как сумел добраться до выхода из пещеры. Бешеная агония снежной твари сотрясла глетчер до основания. Вокруг него громко потрескивал лед. В туннеле уже не веяло холодом межзвездных глубин; вместо него воздух наполнился раскаленным слепящим паром.

Спотыкаясь, поскальзываясь и падая на неровной поверхности льда, натыкаясь на стены туннеля, Конан все-таки выбрался на свежий воздух. Глетчер под его ногами содрогался от титанических конвульсий подыхающего в его глубине чудовища. Вокруг Конана из бесчисленных трещин и отверстий вырывались струйки пара, а он, падая и вновь поднимаясь, устремился вниз по заснеженному склону. Киммериец вскоре свернул, чтобы побыстрее убраться с ледовой поверхности глетчера. Но не успел он добежать до скального грунта предгорий с его россыпями валунов и искривленными деревьями, как ледник взорвался. Когда раскаленная сталь боевого топора встретилась с мерзлыми внутренностями монстра, что-то должно было уступить.

С громоподобным рокотом глетчер содрогнулся, ледник треснул, выбрасывая в воздух стеклянное крошево, и обвалился вовнутрь, в жуткое месиво колотого льда и бурлящей воды, которое скрылось в клубах пара. Конан потерял опору под ногами, упал, перекатился, заскользил вниз и с силой врезался в валун на самом краю ледового потока. Огромная глыба льда рухнула сверху на валун, рядом с которым он лежал, и едва не погребла его под собой.

Оглушенный, Конан с трудом выкарабкался из ледяного плена. Осторожно пошевелив руками и ногами, он убедился, что переломов нет, зато синяков и ушибов было столько, словно он только что вышел из кровавой сечи. У него над головой из пещеры, долгие столетия служившей пристанищем ледяному червю и превратившейся сейчас в черный кратер, вздымался вверх столб пара и кристаллов льда. Во все стороны из жерла этого вулкана летели куски льда и снежного крошева. Поверхность глетчера в месте взрыва просела и провалилась внутрь.