Приключения Конана-варвара (сборник)

Подобное невезение вызвало целый хор нестройных воплей, и Конан позволил себе роскошь хрипло рассмеяться, одновременно уходя в сторону от свистнувшего меча, и нанес ответный удар, пока человек еще не успел выпрямиться. За голубоватым лезвием его клинка потянулась струя ярко-алой жидкости, и нападающий дико закричал и упал на колени с распоротым животом.

Воины Ксутала завыли, как стая обезумевших волков. Непривычные к смертельным схваткам, они перемещались неуклюже и медленно по сравнению со взбешенным варваром, за чьими движениями не успевал уследить глаз. Стальные мускулы и сноровка прирожденного бойца делали его неуязвимым. А горожане лишь бестолково суетились и мешали друг другу; они наносили удары слишком быстро или слишком поспешно, и те пропадали втуне, рассекая воздух. Конан же ни мгновения не стоял на месте; отпрыгивая, уклоняясь, ныряя и отступая, он являл собой неуловимую мишень для их мечей, в то время как его изогнутый клинок без устали пел песню смерти.

Впрочем, несмотря на все свои недостатки, мужчины Ксутала не страдали отсутствием мужества. Они кишели и роились вокруг него, крича и размахивая мечами, а в арочные проемы вбегали все новые и новые воины, разбуженные воинственными воплями и звоном стали.

По лицу Конана уже струилась кровь из небольшого пореза на виске. Он на мгновение расчистил себе место, описав широкий взмах саблей, с клинка которой срывались тяжелые капли, и быстро огляделся, ища пути к отступлению. Варвар заметил, как на одной из стен гобелен качнулся в сторону, открывая взору узкий лестничный проем. На верхней площадке стоял мужчина в богатой одежде, растерянно глядя по сторонам. Очевидно, он только что проснулся, причем не до конца, и еще не пришел в себя. Конан действовал стремительно.

Тигриный прыжок позволил ему целым и невредимым прорваться сквозь частокол мечей, и он рванулся к лестнице, а стая вояк, завывая и захлебываясь злобой, устремилась за ним вдогонку. У подножия мраморной лестницы его встретили трое мужчин, но он, не задумываясь, атаковал их всех вместе, обрушив на них сверкающую завесу стали. Последовала секундная сумятица, в которой клинки сверкали подобно молниям, падающим с небес, но потом группа распалась, и Конан прыжками понесся вверх по ступенькам. Преследующая же его орда споткнулась о три тела, неподвижно простертых у подножия. Один из мужчин лежал лицом вниз в луже собственной крови и мозгов; второй приподнялся на руках, захлебываясь кровью, которая струями била из перерезанных жил на шее; третий выл, как умирающий пес, отчаянно прижимая к груди окровавленный обрубок, бывший некогда рукой.

Когда Конан взбежал по мраморным ступеням, мужчина, стоявший на самом верху, стряхнул с себя сонное оцепенение и выхватил меч, тускло блеснувший в радиевом свете. Он ринулся на варвара, набегавшего снизу. Но, видя, что кончик чужого меча устремился ему прямо в горло, Конан пригнулся, и клинок лишь слегка задел ему кожу на спине. Киммериец выпрямился и ткнул своей саблей снизу вверх, словно мясницким ножом, вложив в удар всю силу своих могучих мускулов.

И столь ужасен был его стремительный порыв, что его не остановило даже то, что его сабля по рукоять погрузилась в живот врага. Он с разбега врезался в противника и отбросил его в сторону. Сам же Конан, не удержавшись на ногах, налетел на стену; тело же его соперника, с животом, распоротым от паха до груди, рухнуло вниз на мраморные ступеньки. Разбрасывая вокруг себя куски оторванных внутренностей, оно упало на головы мужчинам, устремившимся в погоню за Конаном, и сбило их с ног, увлекая за собой.

Конан, переводя дыхание, на мгновение прислонился к стене, со злобной радостью глядя на своих преследователей сверху вниз, а потом, с вызовом взмахнув саблей, с которой срывались тяжелые алые капли, продолжил бег вверх по лестнице.

Вбежав в комнату, в которую выходили ступеньки, он задержался на пороге лишь для того, чтобы окинуть ее взглядом и убедиться, что она пуста. Позади него толпа врагов разразилась столь яростными и негодующими воплями, что он понял, что сразил кого-то из их лидеров, возможно, самого короля этого фантастического города.

Он побежал вперед наобум, не имея никакого плана. Ему отчаянно хотелось разыскать и спасти Наталу, которой, в чем он не сомневался, срочно требуется помощь. Но, будучи не в силах оторваться от погони, в которую, кажется, устремились уже все воины Ксутала, он мог только бежать дальше, надеясь, что удача не отвернется от него, он улизнет от преследователей и найдет девушку. В путанице темных или тускло освещенных коридоров он быстро утратил всякое чувство направления и поэтому не особенно удивился, с разгона вбежав в комнату, в которую через другие двери начали вливаться его враги.

Они мстительно завыли на разные голоса и устремились к нему, а он, выругавшись с отвращением, развернулся и стремглав кинулся туда, откуда пришел. Или, по крайней мере, он думал, что направляется именно тем путем. Но вскоре, вбежав в комнату, изукрашенную лепниной и бордюром, он в полной мере осознал свою ошибку. Все комнаты, что попадались ему после того, как он взбежал вверх по лестнице, были пусты. А в этой комнате отыскался обитатель, который с криком вскочил на ноги, завидев его.

Или, точнее, обитательница. Взору Конана предстала желтокожая женщина, все одеяние которой составляли лишь многочисленные украшения. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Все это он успел разглядеть в то самое мгновение, когда она подняла руку и дернула за шелковый шнур, свисавший со стены. Пол ушел у него из-под ног, и вся его ловкость не спасла Конана от падения в темную пропасть, разверзшуюся под ним.

Впрочем, он пролетел совсем немного, но достаточно, чтобы человек, сделанный из другого теста, переломал бы все кости.

Варвар по-кошачьи приземлился на четвереньки, выставив вперед одну руку, инстинктивно не выпуская из пальцев второй зажатую в них саблю. В ушах у него зазвенел знакомый крик, когда он вскочил на ноги, как рысь, отряхивающаяся после прыжка и обнажающая клыки. И горящий взгляд Конана, молнией сверкнувший из-под черной гривы волос, наткнулся на Наталу, обнаженное тело которой извивалось в похотливых объятиях черной бесформенной туши, которую могли породить только бездонные глубины ада.

Уже один вид чудовища мог заставить киммерийца замереть на месте. Но сейчас, в непосредственной близости от девушки, это зрелище вызвало у него взрыв ярости, затопивший мозг Конана. Глаза ему застлала красная пелена бешенства, и он, не раздумывая, атаковал монстра.

Тот выпустил девушку и развернулся к новому противнику. Сабля взбешенного киммерийца, со свистом рассекая воздух, разрубила чудовище пополам на уровне пояса и зазвенела, ударившись о каменные плиты пола и высекая злые голубые искры. Сила удара была такова, что Конан не удержался на ногах и повалился на колени; его клинок не встретил того сопротивления, на которое он рассчитывал. Не успел он выпрямиться, как к нему подскочила дьявольская тварь.

Она возвышалась над Конаном, как огромная черная туча, и накатывала на него волнами, стараясь поглотить его целиком. Он яростно размахивал саблей, полосуя тушу чудовища вдоль и поперек и нанося ей уколы кинжалом. Его с ног до головы забрызгала липкая жидкость, очевидно, заменявшая чудовищу кровь. Но раны ничуть не уменьшили злобы монстра. Конан даже не был уверен, что отсек ему руку или ногу или же проткнул его своим кинжалом, – резиновое тело твари, казалось, заживало тут же, буквально на глазах. Самого варвара жестоко швыряло из стороны в сторону, и в ходе кровавой схватки ему казалось, что он сражается не с одним, а с несколькими чудищами зараз. Тварь одновременно кусалась, царапалась и молотила его лапами. Конан чувствовал, как клыки и когти рвут его плоть; гибкие щупальца, оказавшиеся на ощупь твердыми, как железо, оплели его руки и ноги. Но хуже всего было то, что одно из них, похожее на хвост скорпиона, безжалостно ударяло его по плечам, груди и спине, сдирая куски кожи и впрыскивая в жилы яд, обжигавший, как жидкое пламя.

В пылу борьбы они выкатились из круга света, и теперь Конан сражался в полной темноте. Он даже пустил в ход зубы, вцепившись, подобно зверю, в желеобразное тело монстра, и содрогнулся от отвращения, когда плоть чудовища, подобно живой резине, стала извиваться и корчиться, зажатая его железными челюстями.

Они катились все дальше и дальше по коридору. От полученных ударов в голове у Конана шумело, а перед глазами все плыло. Дыхание короткими хрипами рвалось у него из груди сквозь стиснутые зубы. Высоко над собой он вдруг разглядел омерзительную жабью морду, смутно видимую в тусклом свечении, исходившем от огромной туши. И тогда, со сдавленным криком, в котором звучали проклятия и боль, он нанес отчаянный удар вверх, в эту морду, вложив в него остатки сил. Сабля по самую рукоять погрузилась в плоть монстра где-то под подбородком, и желеобразное тело забилось в конвульсиях, сотрясших и Конана. Чудовище содрогнулось и отпрянуло, а потом развернулось и с невероятной быстротой бросилось бежать по коридору. Конан, избитый и обессилевший, но непобежденный, как бульдог вцепился в рукоять своей сабли, которую не мог вытащить из тела, и продолжал рвать содрогающуюся плоть чудовища ударами своего кинжала, зажатого в левой руке.