Приключения Печорина, героя из нашего времени

Как бы там ни было, а с чего-то надо начинать. И, позвав денщика, я велел приготовить мне оружие для стрельбы и сопроводить меня за пределы крепости для практических упражнений. Я смотрел, как Иван ловко чистит мои пистолеты и заряжает их. Мне тоже очень хотелось попробовать. И, как оказалось, мои руки довольно ловко могли делать то же самое! В теле прежнего Печорина, как выяснилось, сохранилась хотя бы мышечная память. Следовательно, с нуля мне прокачивать навыки уже не придется. И это немного обнадеживало.

Вполне результативно постреляв из примитивных однозарядных пистолетов с кремневыми замками на склоне горы за пределами крепости, опробовав потом еще и кремневое ружье, и заметив, что навык владения здешним оружием достался мне от прежнего Печорина, практически, в полном объеме, я попросил денщика провести со мной тренировочный спарринг на шашках. Удивительно, но этот навык тоже сохранился. Во всяком случае, я мог довольно легко парировать удары Ивана и наносить свои. К счастью, шашки денщик принес специально затупленные, а то изрубил бы я парня случайно.

Потом, конечно, опробовал я и верховую езду. Прежнего любимого коня Печорина черкесы пристрелили, из-за чего я сюда и попал. Но, имелся у него, то есть, теперь у меня, запасной жеребец черной масти по кличке Абрек. И, когда я подошел к коню, он меня не испугался. Не взбрыкнул, а позволил забраться в седло. И я понял, что верхом ехать тоже вполне смогу. Печоринское тело хорошо обучено удерживаться на лошадиной спине. Проехав пару кругов вокруг крепости и любуясь, при этом, горными пейзажами, я почувствовал себя настоящим всадником.

Только мы с Ваней закончили упражнения с оружием и верховой ездой, вернувшись в крепость, как дорогу нам перебежал какой-то рядовой.

— Ваше благородие, вас комендант требует! — доложил солдат, вытянувшись.

— Сейчас? — удивился я.

— Так точно! Говорит, дело не терпит.

«Ну вот, начинается служебная лямка», — подумал я.

К моему счастью, должность коменданта крепости занимал сам Максимыч. А с ним вместе в штабном помещении цитадели оказались какие-то другие офицеры, с которыми я после своего попадания сюда еще не пересекался. Но, штабс-капитан представил их мне. Одним из них был поручик Семен Васильевич Никифоров, худой шатен с бледными впалыми щеками и с маленькими усиками, лет двадцати семи на вид. А другой поручик, Александр Петрович Друбницкий, оказался достаточно грузным брюнетом лет тридцати с бакенбардами и большими усами на красным мясистом лице. Они сидели за столом, покрытым географическими картами и бумагами, и хмуро разглядывали меня, когда я вошел.

— Ну что, Печорин, оживаешь? — проворчал Никифоров.

— Потихоньку, — кивнул я.

— Мозги, надеюсь, все еще на месте? — саркастически улыбнулся Друбницкий.

— Вроде бы, — я даже не знал, как реагировать на этот сарказм.

— То-то. А то тут Максим Максимыч говорит, будто вы ничего не помните, — встрял в разговор еще один офицер, совсем немного старше меня на вид, но тоже поручик, как и Друбницкий с Никифоровым.

Его представили мне, как Ипполита Илларионовича Зебурга. По происхождению был он остзейским немцем и должность занимал командира крепостной батареи, лицо его казалось излишне вытянутым, даже лошадиным, но умным.

Я напрягся, проговорив:

— Некоторые моменты выпали… но службу помню.

— Будем надеяться, а то вы немного странно себя ведете, Григорий Александрович, — заметил Зебург. — Будто другим стали каким-то и некоторых из нас не узнаете. Меня, например.

— Последствия контузии. С каждым может случиться. Но уже потихоньку вспоминаю все. Так что не вижу повода обижаться, господа, — оправдывался я.

— Ладно, — кивнул комендант. — Дело вот какое. Сегодня к вечеру к нам в крепость прибудет важный обоз со стороны Тифлиса. И нам приказано встретить его, дать людям отдых, переменить лошадей и обеспечить безопасность этого обоза до следующего пункта.

Я кивнул, стараясь не показать вида, что чего-то не понимаю в делах крепостной службы.

А Максим Максимович продолжал:

— Вот потому я и вызвал вас, Печорин. Вы у нас хоть и недавно контуженный, но самый глазастый стрелок и самый ловкий в седле. Любовался я сегодня с крепостного вала вашими упражнениями. Вижу, что полностью уже выздоровели. Так что придется поручить этот обоз вашим заботам, Григорий Александрович, больше некому. Да и с горцами вы сладить сможете, ежели чего. Так что готовьтесь. Пойдете в сопровождение вместе с казаками.

— Слушаюсь, — кивнул я, уже переняв от своего денщика здешнюю манеру отвечать на приказы.

— И еще… — комендант понизил голос. — Грузинский князь Гиоргадзе, который едет с обозом, везет с собой кое-что важное, бумаги какие-то секретные. Так что отнеситесь со всей серьезностью.

— Постараюсь, — я снова кивнул.

Тогда Максимыч ткнул пальцем в карту, сказав:

— Вот здесь, в этой казачьей станице на левом фланге находится пункт назначения. Там стоит батальон пехоты, который обеспечит охрану князю на его пути дальше. Вы же должны будете подождать там обоз с боеприпасами, который должен прибыть в станицу в течение двух недель. По прибытии каравана, организуете его сопровождение обратно в нашу крепость.

Когда я вышел из штабного кабинета, в голове крутилась одна мысль: похоже, что еду туда, где находится тот самый фаталист Вулич… А, значит, события уже начали двигаться по сюжету, который я знал. И теперь мне предстояло решить: попытаться их изменить или стать их пассивным участником. Но, плыть по течению судьбы прежнего Печорина мне не слишком хотелось. Например, в Персию я твердо решил не ездить никогда, чтобы не умереть там по дороге. Что же касается Вулича, то как же переубедить такого убежденного фаталиста?

Ведь этот Вулич считает, что все в жизни предопределено за любого человека кем-то свыше. Богом, наверное. И это означает, что ничего изменить в своей судьбе нельзя. Как бы ни старался человек, а будет с ним то, что «предписано судьбой». И от этой предопределенности никуда не уйти. Вот только, значит ли это, что нужно играть собственной жизнью и создавать самому себе смертельно опасные ситуации?

Но, если следовать философии Вулича, то получается, что и историю изменить невозможно? И я подумал: «А вот я и проверю. Если не удастся этого Вулича спасти, значит, он прав. И тогда нечего мне тут выпендриваться. Все равно история не изменится по большому счету, как бы я ни прыгал. Но, если все-таки спасу его, значит, он не прав». С этим желанием использовать Вулича, как объект своего эксперимента по изменению здешней реальности, я и готовился отправиться в путь.

Глава 4

К вечеру обоз действительно прибыл. Небольшой отряд казаков сопровождал несколько повозок с припасами. А позади них шагом тащились вьючные и запасные лошади. В центре колонны, сразу за повозками, ехал на гнедом скакуне сам князь Георгий Гиоргадзе — статный мужчина лет тридцати пяти с гордым ястребиным профилем и густыми черными усами, облаченный в богатый черкесский костюм с серебряными газырями. Рядом с ним верхом следовали четверо его нукеров-дзмакацев — грузинских воинов с длинными кинжалами на боках и с ружьями в руках.