Приключения во времена Людовика XIII продолжаются (II книга)
Шрифт:
– Послушайте, сударыня! – еще утром обратился к ей бывший моряк, скуластый и прямодушный, житель Валенсии Амадис.
– Может быть, ваша милость на минуту забудет о своей знатности, и поможете нашему больному товарищу?
– А кто вам сказал, что я не помогаю ему из-за моей знатности?
– Г-н виконт! Вы поможете ему!?
– И не подумаю! – возразила Изабелла с гневом. – Я не собираюсь помогать кому- то насильно! И тем более тому, кто так и норовит опорочить меня! Надо же такое придумать! Якобы я отказываюсь помогать тому, кто менее родовит, чем я!
– А разве не поэтому?
– Нет! И если этот ваш рыцарь решил умереть, но только не принять
– так тому и быть.
Ее слова были услышаны виконтом, и с той поры взаимная ненависть легла между ними. Виконт демонстративно не глядел в сторону Изабеллы и все норовил каким- нибудь вопросом отвлечь де Силлек от его бесед с женой.
Тот держался невозмутимо.
Изабелла видела, на каком пределе находятся все, и старалась, подражая мужу, все – таки сохранять ясную голову. Но ей это удавалось плохо: Джулия непрерывно болтала и было понятно, что ее что-то гложет изнутри, де Арамисец утратил былую слащавую любезность, словно ревность начала отравлять ему жизнь, и почти все время молчал. Маленький Санчо спал почти все время, клевал носом даже верхом, и Изабелла не могла сообразить, с чем это было связано. Может быть, у него холера или, не дай бог, чума? Или сердечная болезнь час за часом высасывала из него жизнь? Как же она довезет его до Мальты? Она злилась на себя - все- таки она мало знала: наложить бальзам или повязку она могла, но не более. У виконта де Сент-Левье нечеловеческая усталость последних месяцев, голод, тяжелый труд, которым он занимался в рабстве, перенапряжение всех сил, вызывало у него приступы крайне раздражительности. Предметом ненависти он избрал Изабеллу.
Начавшаяся песчаная буря спасла их, укрывшихся под деревьями в первом оазисе на их пути. Неверные, даже если они и погнались за дерзкими беглецами, не рискнули путешествовать во время смертельной бури и наверняка повернули назад при первых же признаках ненастья.
Оазис представлял собой небольшой остовов зелени у подножья огромных слежавшихся, белых, как соль, дюн, закрывавших собой озерцо с четырех сторон. Кругом высились финиковые и абрикосовые деревья, а в зарослях колючей акации и тамариска пряталась единственная глиняная хижина. В ней друзья нашли приют во время бури. Впервые за этот долгий страшный день им удалось развести костер и поесть.
Вечером все кругом успокоилось. Солнце уходило на вечерний покой, заливая красноватым светом навершия высоких дюн. Над ними стала проявляться россыпь крупных звезд.
Сам оазис был уже в глубокой спасительной тени, что принесло необходимую прохладу измученным беглецам. От жары губы у всех растрескались, а у тех, кто неосторожно оголил кожу – она покраснела. Невзирая на то, что все носили белые бурнусы и платками закрывали голову и лицо, Изабелла поскорее намазала себя и Джулию аргановым маслом и отослала масло остальным.
Перед горячим ужином, которым занимались оба моряка и де Порто, Изабелла решила искупаться в озере.
– Мне станет дурно, если я не войду в воду!- тихонько пожаловалась она мужу. – Прошу вас, Арман, посторожите меня, пока я купаюсь и стираю!
Де Силлек бросил ломать собранный хворост и встал.
– С удовольствием!- отозвался он весело.
Джулия купаться отказалась. Она с каким- то мученическим выражением лица сидела у кустов тамариска, словно стараясь быть подальше от весело пылавшего огромного костра.
Мужчины отходили от рабства быстро. Де Порто начал рассказывать анекдоты о собственной семье и приключениях в Париже, де Батц насмешничал, как обычно,
знатные мальтийские рыцари стали более словоохотливыми и часто смеялись, Клод де Буркен жадно набросился на сухое мясо и фрукты, сорванные тут же, даже юный Санчо начал робко улыбаться.– Сударыня, а где эти ваши свободолюбивые амазиры? – крикнул де Порто вслед удаляющимся де Силлек и Изабелле.
Изабелла не могла думать ни о чем, кроме купания. Она, предвкушая, как погрузиться в прохладную черную воду озера, быстро разделась и бросилась в отражение неба и звезд. Сначала она плыла в полном безмолвии окружающего мира, потом ударила рукой по воде, смяв ночную тишину, и засмеялась.
– Вы плещитесь шумно, как русалка!- крикнул ей с берега де Силлек. – Брызги долетают аж до Константинополя!
– А мне все равно!
– крикнула Изабелла. Она была в восторге. – Я жива, Арман! Я свободна! Я с вами, моя любимый! Мы все преодолели, все несчастья, всю боль, все муки рабства! Я счастлива! О, как же я счастлива!
Она поплыла на середину озера, потом глубоко нырнула, чтоб охладить пылающий затылок. Звезды сияли над ней, на берегу ярко горел костер, по воде приносило смех.
Изабелла искренне радовалась, как ребенок, забывая ужасы рабства. Она вернулась на берег только тогда, когда де Силлек начал сердиться.
– Вы не изменились, Изабелла! Рабство не научило вас подчиняться мужчине!
– сказал он. – Я звал вас несколько раз!
– Да и вы не изменились! Разве только внешне! О, г-н де Силлек, что бы сказал г-н Тревиль, увидев вас расхаживающим по берегу оазиса в белом восточном бурнусе!
Изабелла со смехом поцеловала мужа в губы. Потом она выстирала свою пропотевшую за день одежду и повесила на кусты сушиться.
Де Силлек закутал ее в черную абаю. Они устроились тут же, у подножия низких финиковых пальм, подальше от остальных. Изабелла услужливо подоткнула широкое покрывало де Силлек под спину: опираться на нее он еще не мог.
Услужливый шевалье де Мерц принес им ужин, состоящий из сухого мяса, фиников и орехов.
Изабелла с аппетитом поедала финики и наблюдала за Джулией у костра. Та сидела, закутавшись в покрывало, и, похоже, даже есть отказалась.
– Почему остальные приходят в себя, а она нет!? – мучилась она. Де Силлек в ответ крепко прижал ее к себе и начал целовать ей затылок, ласкать длинные волосы. От воды они стали завиваться.
– Я думаю это случилось потому, Изабелла, что остальные не изменили себе!
– Как это?
– Вы ведь тоже удивительно быстро пришли в себя! Вы заметили? Я страшно боялся увидеть вас сломленной, неухоженной, озлобившейся! Но вы - удивительная женщина, моя любовь! Купаетесь, смеетесь, облизываете сладкий сок фруктов, будто и не забыты всеми в огромной жестокой пустыне, откуда мы можем и не выйти, будто находитесь в Париже!
– Ну да!
– Вы в рабстве вели себя как обычно непокорно и этим, похоже, завоевали сердце испанского ученого врача. Но не это главное –вы, даже торгуя в лавке лекаря, сохранили уважение к себе!
– А вы?
– И мы с нашим другом де Порто – кстати, он тоже мало склонен ко всякой чувствительности, слава богу, - не смирились.
– И вместе с г-дами рыцарями подняли восстание!
– Вот именно! Де Батц дрался, не желая для себя рабства, и заслужил цепь на горло, но тоже остался верен себе. Наши спутники моряки были готовы ко всяким препятствием, но остальные… Ваша подруга вынуждена была танцевать перед неверными и теперь, похоже, не может себе этого простить…
– А маленький Санчо?