Примерный сын

– Мама, куда ты собираешься идти?

– За хлебом, – невозмутимо ответила она, словно это было для нее самым обычным на свете делом. Пес выбежал из ванной следом за мной. – Так Паркер здесь? А я-то его обыскалась! Давай, надень на него ошейник.

– Ну уж нет! Никуда ты не пойдешь. – Я встал между ней и собакой.

– Я спущусь за хлебом, а то имбирный, который так любит твоя сестра, заканчивается.

– Как ты собираешься нести хлеб? В какой руке? Моей сестрицы, что ли?

– Вот этой самой рукой. – Мама гордо продемонстрировала мне здоровую, незабинтованную руку. – А какой еще рукой ты хочешь, чтобы я тащила? Ну ладно, надевай на Паркера ошейник, вон, посмотри на него, какой он.

– У него все прекрасно.

– Ничего не прекрасно, живо лужу наделает.

– Сейчас я сам его выведу!

– У этой собаки маленький мочевой пузырь, Висенте, он не может терпеть. Ладно, я пошла. Паркер, идем.

У моей мамы, как я уже говорил, маловато терпения и она не тратит время на споры и пререкания. Она была уже в пальто, поэтому попросту развернулась и направилась к двери. Не знаю, право, как ей удалось, но пока я принимал душ, терзаясь и жалея себя, она умудрилась без моей помощи натянуть пальто. Я постарался образумить ее:

– Мама, Паркер рванет на улицу и поволочет тебя за собой, ты упадешь, и у нас снова будут неприятности.

– Ничего подобного, мой мальчик, песик меня слушается.

– Послушай, мама, сделай милость... – Мы уже были на лестничной клетке. Маме удалось справиться с собакой, поводком и сумкой. Дверь лифта уже была открыта. – Как ты надела пальто?

– Фатима, – коротко ответила она.

– Ты спускалась домой к Фатиме? Зачем? Чтобы она надела на тебя пальто? Ах да, конечно, ты же жаждешь с ней встреч.

На самом деле мама была в отчаянии, если позвонила в дверь нашей соседки. Она много раз говорила и говорит, что хоть и не верит в бога, но отлично представляет себе преисподнюю в виде нескончаемого вечера с Фатимой.

Тут какой-то сосед громко прокричал:

– Да что там такое с этим лифтом?..

– Мама, – взмолился я в последний раз.

Мама покосилась на Паркера:

– Сейчас малыш напрудит.

Мне пришлось уступить. К тому же я проспал чуть больше запланированного, и, в сущности, мне было на руку, что мама вывела Паркера. Так у меня была возможность как можно раньше сесть на велосипед и смотаться в горы.

– Но только хлеб, и больше никаких тяжестей. Ни йогуртов, ни пирожных, ни газет и журналов.

Мама, наконец-то, вошла в лифт и изрекла:

– Ступай в квартиру, детка, ты только посмотри, в каком ты виде.

И правда – половина лица в пене для бритья, чуть ли не нагишом, едва прикрытый полотенцем, обернутым вокруг пояса. Как говорится, я был не в лучшем виде, чтобы красоваться на лестнице. Вот и поговорили. Потом я спокойно шел себе с велосипедом по лестнице и столкнулся с Фатимой. Но об этом я уже рассказывал.

– Что-то с мамой?

Я находился в горах, на автостоянке, и разговаривал по телефону с сестрой, мысленно прокручивая в голове всевозможные ситуации. Если бы я мог выбирать, то предпочел бы ознакомиться со всеми обстоятельствами и, насколько возможно, задержать непосредственно тот миг, который все менял, чтобы все шло по-другому, потому что несчастье входит в нашу жизнь и смотрит на нас. Я выбрал знание, но в то же самое время в этот ни на что не похожий коротенький и необычайно длинный миг я горячо молился, не понимая толком кому, в надежде избежать самого худшего.

– Трещина в бедре, а так сама она более-менее нормально. Ну и дела, Висенте. Вот что значит, дать ей спуститься погулять с собакой...

Я приехал в больницу прямо в одежде велосипедиста, которая, честно говоря, является не бог весть каким нарядом и отнюдь не облагораживает человека. Как всегда я приехал последним. Мне показалось, что я вечно опаздывал к важным семейным делам. В машине, по дороге в больницу, я сам себе твердил: “Вот увидишь, ничего страшного, ну полежит несколько месяцев без движения и будет как огурчик, это все мелочи...” В неотложке, как всегда, пациентов было хоть отбавляй. Приемная была забита до отказа. Медсестры, врачи и остальной персонал были настолько замотаны, что никто из них не обратил на меня никакого внимания, когда я прошмыгнул мимо поста, чтобы направиться по коридору между родильной и кардиологической палатами, как указала мне по телефону сестра. В палате места для мамы не нашлось, и она временно лежала в коридоре вместе с другими пациентами.

– В этот раз не что иное, как трещина в бедре и еще в ребре, – таков был диагноз травматолога, который показался мне очень молодым и не слишком опытным и толковым в своем деле. – Ваш случай не редкость, – пояснил он, – травмы, полученные в результате несчастного случая под весом собственного тела – обычное явление. Второй сильный удар, и вторая травма. Большей частью это происходит с пожилыми людьми, которые передвигаются уже не так твердо и уверенно. Однако мы с сестрой, да и мама, пожалуй, тоже, знали, что походка здесь ни при чем. Как я и предсказывал, точнее, знал, что такое могло случиться, мама упала, потому что пес слишком сильно потянул ее за собой. Знать-то я знал, но ничего не сделал, чтобы предотвратить падение. Я просчитался.

– А кто с детьми? – первое, что я спросил, когда мы оказались только втроем, вернее, втроем среди множества больных.

– Дома осталась Фатима, она посидит с ними, когда отцы приведут детей.

– Впервые в жизни она оказалась полезной, – ехидно заметила мама таким слабеньким и тихим голоском, что он показался мне голосом совсем молоденькой девушки, которую я никогда не знал, девушки из других времен. – Висенте, сынок, собака...

– Где Паркер? – спросил я.

Какой же я дурак, я не подумал о Паркере. Где сестра его закрыла, черт побери? Она запросто могла оставить его в своей машине, даже не приоткрыв окошко и не оставив ему ни воды, ничего. Или, хуже того, привязать к фонарю, где любой мог его украсть.

– Мама, помолчи, тебе уже сказали, чтобы ты не утомляла себя разговорами, иначе разболятся ребра, – вмешалась сестра и подошла ко мне, даже не глядя на меня. – Он сбежал.

– Как это сбежал? – Я ничего не понимал.

– Мы гуляли в парке, у цветников, Висенте, там, где ему нравится, – вымученно начала объяснять мама, – и он увидел катившийся мяч. Ты же знаешь, как Паркер относится к мячам. Он рванул за мячом, я упала и не смогла пойти за ним. Я позвала его, а он не обратил внимания. Думаю, Паркер меня не услышал.

– Все, мама, хватит. Паркер – собака. А теперь давай отдыхай, – снова вмешалась сестра.

– Но как? Ничего не понимаю, – пробормотал я. – Он погнался за мячом и...

– И мама, которая намного важнее твоей псины, упала на землю и не могла пошевелиться. А мимо проходили люди, совершенно незнакомые, кстати, потому что ты шлялся черт знает где...

– Я тебе уже сказал, что занимался спортом. Ты что не видишь, в каком я виде? – прервал я сестру, но она проигнорировала мою самозащиту и продолжила свои обвинения, на этот раз глядя мне прямо в глаза со свойственной ей злостью: