Прими как есть. Я рядом

Может, он его выдумал?

Сейчас бы сигарету.

— Тоня? — наконец, сконцентрировался.

— Да, Стасик?

— Жрать не хочется, — он кивнул на поднос, — забери, пожалуйста.

— Ну поесть-то надо, Стас. Как же так? — запричитала Антонина, проходя вглубь комнаты. На ходу поправила одеяло у него в ногах и после подхватила поднос с остывшим завтраком, — Тебе силы нужны. Как же ты на ноги встанешь, если есть плохо будешь?

— Встану как-нибудь, — хмыкнув, перевёл взгляд на свой телефон.

Конечно же, он хотел позвонить ей. Позвонить, чтобы сказать ей пару ласковых. Чтобы сказать всё, что сейчас зудит на кончике языка. Так много всего… и ничего нового.

Даже обидно. С таким богатым словарным запасом, как у него, и не уметь подобрать слова, когда разговариваешь с ней. Каждый раз одно и то же. Ничего не меняется.

Дождавшись, когда Тоня выйдет из комнаты с подносом, Стас с остервенением рванул за одеяло. Сорвал его к чёртовой матери, и с отвращением посмотрел на ноги, которые стали абсолютно бесполезны. Ненавистны. До смешного. Он так хотел их вернуть…

Ударился о подголовник затылком и опустил тяжёлые веки. Показалось, что в одно мгновение потерял все силы. Опустошён и раздавлен. Доведён до точки, которая превращала его в овощ. Которая методично лишала его любых амбиций и стремлений. Точка, предрекающая ему беспросветную тьму, приправленную пресной пылью, как приправой. Жри. Не подавись.

***

— С-с-с! Чтоб тебя! — одёрнув руку от сковороды, Кристина тут же устремилась к раковине. Подставила руку под холодную воду и, прикрыв глаза, болезненно вздохнула.

Всё валилось из рук. Абсолютно всё! С того самого момента, как она покинула квартиру Стаса и до этой минуты. Она едва не убилась на остановке, когда, подскользнувшись, рухнула на проезжую часть и чуть не попала под колёса автобуса. Уже возле самого дома выронила из рук телефон, и тот угодил в снежную лужу, вперемешку с грязью. Мобильный выжил, а вот сама Кристина снова попала впросак, подвернув ногу, в попытке перешагнуть маленькое озерце напротив подъезда. И вот снова: не успела она перетянуть лодыжку эластичным бинтом, как её ошпарило раскалённым маслом со сковороды.

Слёзы навернулись сами собой. Всхлипнув, девушка прикусила губу и, опустив голову, тихо прошептала:

— Как же я устала…

Устала настолько, что хотелось выть. Если б только это помогло…

— Всё нормально? — Таня вытянула шею, заглядывая на кухню.

— Да, — ответила, не поднимая головы. — Обожглась просто.

— Сейчас гель принесу. Подожди.

— Спасибо, — тихо. Себе под нос.

Внезапно перед глазами возникло лицо Стаса. Недоумение и злость в тёмных глазах должны были удовлетворить её. Ведь так?

Но как же она ошибалась.

Несомненно, она была довольна его реакцией. Именно этого она и добивалась. Только своя собственная реакция разочаровала. Потому что она ни на каплю не утолила свою жажду… мести? Да и, месть ли это была?

— Вот, держи. — Таня принесла охлаждающий гель. — Намажь сразу.

— Хорошо, — кивнув, сделала то, что рекомендовала подруга. — Спасибо.

Выключила плиту и сдвинула сковороду, оставляя на ней полуготовые помидоры. Аппетит пропал окончательно. И, вздохнув, Кристина просто опустилась на стул.

Не думать. Не вспоминать. Не позволять мыслям о НЁМ вытеснять из головы всё остальное — гораздо более важное, чем Холодный. Например, сессия. Готова ли она к ней? Это её первая сессия. И она не может себе позволить опростоволоситься. Ни сейчас, ни в будущем. Холодный не станет причиной её неуспеваемости. Нет. Она не позволит. Он и так принёс ей слишком много проблем. Слишком много головной боли. Слишком много. Боли.

— Снова не расскажешь? — Таня села напротив, и пытливый взгляд уколол переносицу.

— М? — притворилась, что не расслышала. Просто хотела дать себе несколько лишних секунд на раздумья.

— Я говорю: снова всё будешь держать в себе? — Татьяна перегнулась через кухонный стол и осторожно, по-сестрински, заправила выбившийся рыжий локон за ухо Кристины. — Что там у вас произошло?

Да, она сказала Тане, что ездила к Стасу. Ездила туда, куда, наверное, не следовало. В общем, ничего нового. И по скептическому взгляду подруги поняла, что та не одобрила этот порыв. Конечно… ведь поступки, совершённые на хмельную голову, редко идут нам на пользу.

— Ну скажи! Крис! Вот увидишь: станет легче! Хватит держать в себе! Ты же сама себя изводишь! Или я что, кому-то побегу всё рассказывать? Мне заняться больше нечем? — Она взмахнула руками, вопрошая. — Обещаю! Я даже с советами лезть не буду… и тем более осуждать или учить… просто расскажи?

Медленно моргнув, Тина посмотрела на столешницу. Внимание привлекли собственные пальцы, которые против воли рисовали на скатерти буквы: "с", "т", "а" и "с"…

Уму непостижимо!

— Кажется, я больна, Тань. — Произнесла шёпотом, и не спеша подняла на подругу пустой взгляд. Такой пустой, что даже Тане стало не по себе.

— Не поняла, — блондинка нахмурила брови. И, поставив локти на стол, наклонилась, чтобы быть ближе к Кристине. — Ты это сейчас в прямом смысле? Или в переносном?

— Иногда думаю: лучше бы в прямом, — и даже самой стало страшно.

— Крис? Ты меня пугаешь? Что? Всё на самом деле так плохо?

— Не могу, — с ресниц сорвалась одинокая слезинка, И, подрагивая, прочертила влажную кривую дорожку вдоль щеки. — Просто… не могу, Тань. Не могу выкинуть его из головы. Как бы ни хотелось…

— И… это плохо? — осторожно поинтересовалась Татьяна, нервно вгрызаясь в губу. — Чем это плохо? Ты же, вроде, тоже ему нравишься? Или я ошибаюсь? Почему ты больна? — Путаясь всё больше.

— Потому… — и язык не поворачивался раскрыть все карты. Просто… немел. Столько воды утекло. — Потому что мы начали не с того.

— А начать заново? Нельзя?

— Нет, — мотнула головой, пряча взгляд. — Нет, наверное. Такое не начнёшь заново. А я… — пальцы под столом переплелись в замок и крепко сжались, — я должна его ненавидеть. И я ненавижу! Всеми фибрами души ненавижу! Правда! И… мне страшно. Потому что все мои мысли заняты только им.